Сьюзан нахмурилась, досадуя на потерю драгоценного времени; она не любила, когда что-то шло не по плану. Но следовало сознавать, что задержка зависит от рабочего дня в Техасе, да и для выхода на трансатлантическую телефонную линию тоже требуется время. Слава Богу, она точно назвала человека, с которым хочет говорить. Если Райли не окажется дома, нет опасности, что придется разговаривать с другими членами семьи. Конечно, никто, кроме мамы, не захочет говорить с нею, но все равно нужно сделать все как полагается, несмотря ни на что.

Взгляд Сьюзан снова остановился на телефонном аппарате, но на этот раз с мыслями о Питере Джиллете. Она рассталась с красивым дирижером Лондонского симфонического оркестра всего два часа назад. Сейчас он уже, наверное, дома. Дома, со своей женой и детьми. Знакомая печаль коснулась ее при этой мысли. Только когда он сжимал ее в объятиях, когда она лежала рядом с ним, только тогда могла забыть о том, что он женатый человек.

Сьюзан никогда не думала, что страсть может оказаться такой необузданной и неуправляемой. Питер открыл ей глаза, и Сьюзан оказалась прилежной ученицей. Она отчаянно любила этого человека, но его жена никогда не согласится на развод, а известность Питера придаст делу скандальный оттенок. Мысль о публичном скандале пугала Сьюзан.

Все, связанное с Питером, было необузданным, возбуждающим и запутанным. Он запутался в семейной жизни, в собственной неорганизованности. Жил только музыкой и любовью, так он говорил ей. В этом Сьюзан не сомневалась, но были ведь еще и повседневные заботы. Без Сьюзан он бы забывал стричься и появлялся бы перед тысячной аудиторией в брюках с обтрепанными манжетами. Следить за этим входило в обязанности жены, и хотя Сьюзан доставляло некоторое удовольствие присматривать за ним, однако ей вовсе не хотелось становиться нянькой для Питера Джиллета.

У них оказалось так много общего, если бы только он не был таким… Она уцепилась за подходящее слово – «поношенный». Да, именно поношенным, использованным. Любовь – по крайней мере, любовь в ее жизни – должна быть свежей, сверкающей, незапятнанной. Она достаточно настрадалась от грязи в годы детства в Санбридже, от дрязг, продолжавшихся всю жизнь. Измены папы, беременность Мэгги… Как же может она помышлять о жизни с Питером, которому пришлось бы бороться за развод, даже подвергать опасности свою карьеру, чтобы жениться на ней? Насколько было бы лучше, пристойнее, если бы она влюбилась в Жерома де Морей, а не в Питера.

Жером – скрипач с огромным талантом. Она познакомилась с ним в прошлом году во время турне по Италии и Австрии, а недавно он приехал в Лондон продолжать учебу. Молодой, неопытный и страшно в нее влюбленный. Жером был именно таким, каким ей хотелось бы видеть Питера. Питер заявлял, что Жером не талантливее его, но Сьюзан знала: Питер ревнует. Жером настоящий виртуоз, и его талант в сочетании с ее талантом мог бы привести их на вершину славы в музыкальном мире. Кажется, это была бы свадьба, словно из романа, волшебная, романтическая. Никакого ущерба для репутации, никаких скандалов в прессе; все прошло бы пристойно и аккуратно. Если бы только она любила его.

Робкий, красивый Жером, хранимый состоятельной семьей и любовью к музыке. Вряд ли он когда-нибудь оказывался в постели с женщиной – скрипка стала его любовницей.

Если для любви требуется смелость, то ее у нее нет, устало думала Сьюзан. Нужно быть смелой, чтобы любить такого мужчину, как Питер; любовь к такому, как Жером, предполагает сочувствие. Один вызовет в ее жизни разброд и беспорядок, другой так войдет в ее судьбу, будто был в ней всегда. Сьюзан вздохнула. В ближайшее время придется принять решение, и она знала, что выберет надежность и безопасность.

Телефон возле ее локтя пронзительно зазвенел. Она быстро схватила трубку.

– Райли! С днем рождения!

Билли отложила блокнот для писем в сторону и стала перечитывать то, что написала Тэду. Оставалось мало времени, а еще нужно было успеть сделать макияж. Письмо можно дописать и после вечера. Тэд захочет узнать, как прошел день рождения Райли. Будут ли какие-нибудь новости и о Мэгги.

Билли встретилась со своим взглядом в зеркале. Она выглядела все так же, только старше. К счастью, фигура оставалась стройной, а кожа чистой и белой, хотя теперь приходилось больше пользоваться косметикой. Боже, и куда делись все эти годы?

Билли отыскала в своем кабинете прощальный подарок для Райли. Она надеялась, что сыну он понравится: несколько месяцев она трудилась над этой работой. Ее специальный дар сыну: изображение Санбриджа с портретами всех членов семьи над обширными угодьями. Рисунок был нанесен красками на специальным способом обработанный шелк, и Билли часами подбирала подходящую рамку. У Райли останется напоминание о доме: картину можно будет взять с собой. Все нарисовано с любовью и должно быть подарено с любовью. Картина получилась небольшой, не больше фотографии восемь на десять. Пакет плоский, его легко увезти с собой. Сомнения стали мучить Билли, пока она шла к дому, чтобы проверить, готова ли Сойер. А что если ему не понравится? Что если Мосс и Сет с пренебрежением отнесутся к ее усилиям? Плечи Билли распрямились. Придется это пережить, как пережила она все остальное.

В глубине души Билли радовалась, что Райли уезжал из Санбриджа. Ее мнение мало значило в принятии решений относительно Райли. Молодой человек жил сказочной жизнью. Легко завоевывал одобрение и восхищение, а также дружбу и уважение. Втайне Билли считала, что навязчивая, безудержная любовь Мосса может навредить сыну. Она видела, какую тяжкую ношу нес он, пытаясь жить в соответствии с идеалом Коулмэнов.

В некоторых отношениях мальчик отличался от двух могущественных старших Коулмэнов-мужчин. Райли всегда возвращал любовь и нежность, которые ему дарили. Он был чудесным братом для Мэгги и Сьюзан, не пропускал ни одной недели, чтобы не написать им, даже когда они не отвечали.

Однажды после обеда Райли пришел в ее мастерскую поговорить. Увидев, чем она занимается, казалось, удивился и откровенно признался, что не представлял себе, насколько она талантлива. Его похвала и одобрение окрылили Билли. Потом он рассказал, что боится разочаровать отца, и признался, что ему даже снятся кошмары об этом. Билли предложила поговорить с Моссом, но Райли проявил несгибаемую твердость и поделился с матерью надеждой на изменение ситуации, когда он поедет учиться в колледж. Райли улыбнулся и обнял мать.

– Спасибо за то, что не выдаешь меня, – тихо произнес он. В тот день на несколько минут Билли и ее сын испытали особые минуты душевной близости.

Сойер ждала у входной двери, с подарком для Райли в руках. Она обняла бабушку и повернулась вокруг, чтобы показать свое первое длинное платье.

Билли ласково улыбнулась девочке и погладила по блестящим каштановым кудрям.

– Как прелестно ты выглядишь. Мне придется присматривать за тобой, а то какой-нибудь молодой человек тебя украдет. Прямо у меня из-под носа! – Она рассмеялась. – Я готова. А ты?

– Бабушка, как ты думаешь, Мэгги приедет? Ты говорила, она обещала. – Билли увидела невысказанный вопрос в светло-карих глазах Сойер, так похожих на ее собственные.

– А ты хочешь, чтобы она приехала? – спросила Билли. Сойер пожала плечами, притворяясь, что ей безразлично.

– Мне просто хотелось узнать ее получше. Мэгги – такая тайна, совсем как Нэнси Дру в моих книжках, – никогда не знаешь, что случится с нею в следующую минуту.

– А Мэгги – это книга, которую ты хотела бы прочитать? Сойер, дорогая, я попыталась описать тебе Мэгги, и больше мне сказать нечего. Я рассчитываю, что она приедет. У них с Райли хорошие отношения, и я не думаю, что она пропустит его двадцать первый год рождения. Я знаю, она тебя любит, дорогая, и, конечно, захочет видеть, но не возлагай на это слишком больших надежд и не ожидай от нее слишком многого.

– Я похожа на нее? – робко спросила Сойер.

«Нет, милая, – хотела сказать Билли, – ты совсем не похожа на Мэгги. Ты – солнечный свет, Мэгги – тень». Но инстинктивно поняла, что Сойер нуждается в том, чтобы быть как можно ближе к своей матери, пусть даже мистическим, неосязаемым образом.