Тэд обнаружил, что его собственный голос дрожит и трепещет, исходя из глубины души.

– Дорогая, сколько это может продолжаться? Знаю, я тебе не безразличен, вижу это по твоим глазам, слышу в твоем голосе, когда ты произносишь мое имя. Что разделяет нас, в то время как мы так отчаянно нужны друг другу?

Неожиданно его охватил панический страх. Не слишком ли много он сказал? Не оттолкнет ли она его? Не разрушил ли то немногое, что их соединяло?

Билли подняла руку и прижала нежные пальцы к губам Тэда, заглушая его слова, запрещая дальнейшие объяснения. Нежно, осторожно положила голову ему на грудь, и прозвучавшие вслед за тем слова были так тихи, что ему показалось, будто звучат они лишь в его воображении:

– Люби меня, Тэд. Возьми меня. Я хочу принадлежать тебе.

Они вернулись в отель, не разнимая рук, как двое детей, которые боятся потеряться.

В номере Билли, освещенном неярким светом лампы у кровати, прикосновения стали более интимными, требовательными, ищущими. Тэд помог ей снять платье, лаская спину и плечи. Она чувствовала его теплое дыхание на своей коже, его губы нежно касались каждой впадины и каждого изгиба тела, по которому скользили его пальцы. Он приподнял ее лицо и стал целовать веки, губы, наслаждаясь и завладевая ими так, как осмеливался только в мечтах.

Билли стала торопливо освобождать его от одежды: ей вдруг захотелось быть ближе к его плоти, полностью обладать им. Так и должно быть, чувствовала она. Ощущение верности этого поступка наполняло душу небесной музыкой. И Тэд осознал то же самое. Билли чувствовала это по его отклику, слышала в его голосе, произносившем ее имя.

Лежа рядом с ним на кровати так близко, что каждый стук его сердца ощущался всем ее существом, Билли отдавалась с любовью. Казалось, этого момента она ждала всю жизнь – момента объяснения в любви.

– Я люблю тебя, Билли. Я люблю тебя, – снова и снова повторял Тэд, и слова эти шли из глубины его сердца.

Билли нужно было слышать их. Она хотела обладать и телом, и душой Тэда, впитать в себя всю любовь, которую он мог выразить. И всегда, всегда отдавать взамен все, что только можно. Ее любовь проявлялась в прикосновении ее рук, в нежности поцелуя, в трепете и в страстных желаниях плоти. Она радостно распростерла объятия перед человеком, который во многом составлял часть ее жизни – более того, часть ее существа. Тэд разделял ее радости и горести, тайные мысли и скрытые желания. Но этот Тэд был новым, совсем другим: он стал ее любовником, возбудил ее страсть, взбудоражил желания, сделал их любовь такой, о какой она всегда мечтала. Теперь Билли знала, что могла бы провести остаток жизни, удивляясь этому человеку, – он мог любить так нежно, так самоотверженно.

– Я люблю тебя, – Тэд выдохнул свое признание, не прекращая ласк, сгорая от желания давать, разделять любовь, сделать возлюбленную счастливой.

Он склонился над Билли; на ее милом лице, казалось, отразился свет его любви – это был свет и ее души, озаренной любовью. Он поцеловал ее рот, розовые соски, потом начал двигаться, подчиняясь ритму страсти, пока не осталось ничего, кроме веления его тела и ответного жара ее плоти.

Лежа рядом с Билли, сжимая ее в объятиях, он чувствовал, как слезы обжигают щеки, и не знал, его ли это слезы или слезы Билли.

Телефон зазвонил около полуночи – и мир перевернулся. Билли взяла трубку:

– Да?

Тэд видел, как ее лицо становилось пепельно-бледным, а косточки пальцев, сжимавших трубку, побелели. Он ждал, с болью сознавая, что, должно быть, случилось нечто ужасное. Тело Билли, лишь несколько минут тому назад теплое и страстное, стало теперь напряженным и оцепеневшим.

– Что случилось, Билли? Что такое? – спросил Тэд, когда она положила трубку. Пришлось повторить вопрос дважды, прежде чем Билли повернулась к нему.

– Звонила моя мать. В Испании произошла авиакатастрофа. Есть вероятность того, что в этом самолете находился Мосс, хотя его нет в списке оставшихся в живых. С Сетом из-за этого известия случился удар. Мне нужно ехать.

Тэд взял инициативу в свои руки. Не время теперь сетовать на жестокость судьбы, раз это случилось сейчас, когда они вместе, насытившиеся любовью, избавленные от тяжкой необходимости таить свои чувства и думать о их неразделенности.

– Укладывай вещи. Я могу доставить тебя на самолете в Японию, а там ты полетишь коммерческим рейсом в Штаты. Завтра в это время ты уже будешь дома. Мне только нужно позвонить в аэропорт, сказать, чтобы подготовили мой самолет. Билли, с тобой все будет нормально, пока я вернусь?

– Да. Делай все, что нужно. Я позвоню администратору и попрошу отправить мои чемоданы, а сама уеду прямо сейчас. Давай, дорогой, поторопись, я нужнее детям. Особенно Райли. Боже милостивый, Райли!

Трубы не возвестили о возвращении Билли в Санбридж. На негнущихся от волнения ногах вошла она, открыв массивную дубовую дверь, в устрашающе молчаливый дом.

На всем долгом пути назад множество вопросов одолевало ее. Жив ли Мосс? Знают ли дети? Не следовало ли ей лететь прямо в Испанию? Как Сет? Боже избави, чтобы кто-то додумался сказать Райли, прежде чем она сможет оказаться рядом с ним.

Шофер такси, который привез ее из аэропорта, поставил ручной багаж у подножия лестницы, и Билли быстро сунула ему несколько крупных банкнот. Ей повезло, что удалось найти такси, чтобы доехать сразу до дома. После того как водитель вежливо дотронулся до полей шляпы и вышел, каблучки туфель Билли нетерпеливо застучали по твердым плиткам пола, и она громко позвала:

– Мама!

Через несколько мгновений появилась Агнес.

– Билли! Как я рада, что ты приехала. Почему не позвонила, чтобы машина тебя встретила?

– Неважно. Самолет прилетел рано. Есть какие-нибудь известия?

– Никаких новостей с тех пор, как я тебе звонила. Я всех подключила. Имя Мосса значится в списке пассажиров, но кроме этого, мы ничего не знаем. Если испанцы такие же безалаберные, как мексиканцы, которые работают у нас, – неодобрительно заметила Агнес, – то воображаю, какая у них там неразбериха. Может быть, сегодня попозже… – Голос у нее дрогнул, и Билли пристально взглянула на мать.

– Как Сет?

– Отдыхает. Если верить докторам, мало что можно сделать. Он отказывается ложиться в больницу. Думаю, ты должна подняться и поговорить с ним. Сейчас.

– Потом, мама. Дети? – Она задержала дыхание.

– Они ничего не знают. Пока не поступило точных сведений, не стоит говорить им.

Билли вздохнула с облегчением. Хоть за это можно быть благодарной.

– Мама, Сет получал от Мосса какие-нибудь вести, пока он находился в Европе? Как стало известно, что он летит тем самолетом?

– Это неизвестно. Мосс несколько раз звонил Сету, и, предположительно, последним пунктом в его путешествии была Испания, откуда он и собирался лететь домой. Боюсь, мы должны приготовиться к худшему, Билли.

– Мама, что в точности сказал Мосс отцу, когда звонил? Он рассказал о своем маршруте?

– Только сказал, что летит домой через Испанию и что собирается задержаться в Нью-Йорке на несколько дней перед тем, как приехать домой. – Глаза Агнес блеснули догадкой. – Мне кажется, тебе нужно пройти к Сету прямо сейчас. Он очень слаб, Билли. Воля словно покинула его, и врачи отказываются делать какие бы то ни было прогнозы. Что с тобой произошло? Что случилось в Гонконге? Ты стала какой-то другой, – обличала Агнес. – Будто тебе все равно, что будет с Моссом.

– Не говори глупостей. Конечно, я беспокоюсь. Но сейчас не время расклеиваться. Пойди к Сету. Скажи ему, что я приехала. Скажи, я зайду, когда… когда сделаю то, что должна сделать.

Агнес недоверчиво посмотрела на дочь, но повиновалась. Надо было что-то делать. Как ни отвратительна ей комната больного и вызванная болезнью зависимость Сета от нее, все же это лучше, чем оставаться здесь с этой странной Билли.

Когда Агнес скрылась из виду, Билли направилась прямо в кабинет Мосса. Она с трудом сглотнула и открыла выдвижной ящик, где Мосс хранил свои личные бумаги, в том числе записную книжку с адресами и телефонами. Отпихнула бутылку бурбона, коробку с сигарами. Пачка писем все еще лежала там. Без колебаний она прочла надпись на верхнем конверте и уточнила дату штемпеля. За несколько дней до отъезда Мосса в Европу. Билли уселась поудобнее, открыла и прочла письмо. Выражение ее лица осталось прежним, когда она сложила надушенный листок и снова положила в красивый конверт. Коленом задвинула ящик, сняла трубку телефона и набрала номер.