– О, спасибо. Это здорово. В самом деле здорово.

– Если вы ляжете лицом вниз, будет еще лучше.

Он перехватил ее взгляд: она смотрела через приоткрытую дверь на большой кожаный диван в задней комнате, служившей ему библиотекой; там же он хранил все свои записи. Несколько коротких мгновений с Тео происходило нечто странное. Ему казалось, что он со стороны наблюдает за всем этим. Его мозг словно разделился на две части, функционирующие независимо одна от другой: одна часть, зная, что сейчас произойдет, воспринимала это как должное, в другой билась мысль, что этого ни в коем случае нельзя допустить. Затем все пошло по извечному сценарию. Тео встал, подошел к дивану и лег лицом вниз.

Девушка стала нарочито медленно раздеваться, доведя его почти до исступления. Сначала он увидел прямую гладкую спину, покрытую золотистым загаром, с тоненькой белой полоской от бикини, потом округлые бедра, безупречной формы груди и плоский упругий живот.

Он повернулся на бок, освобождая для нее место, и она, теперь уже торопливо, легла рядом и прижалась к нему всем телом. Они с какой-то лихорадочной жадностью и поспешностью набросились друг на друга. Не было ни ласк, ни нежных слов, лишь грубая откровенная похоть, и все кончилось слишком быстро.

– Ты был великолепен, – улыбнувшись, сказала она.

Он пробормотал что-то неразборчивое.

Говорят, что после сексуальной близости мужчина всегда испытывает смутную печаль, но это неверно. Бывает, что, израсходовав свою страсть, ты чувствуешь сладкое умиротворение. Сейчас этого не было. Он посмотрел ей в лицо: глаза, лишенные глубины, механическая улыбка. В конце концов, они ничего не значили друг для друга.

Он встал, привел в порядок одежду и стал ждать, скрывая нетерпение и какое-то уныние, пока она тоже оденется и подкрасит губы своей персикового цвета помадой.

Глядя на него в зеркальце, она объяснила:

– Я иду домой, но кто знает, вдруг встретишь кого-нибудь по дороге. С ненакрашенными губами я чувствую себя голой.

Она мне даже не нравится, подумал Тео и вздрогнул: кто-то застучал в дверь. Элис застыла с расческой в руке.

– Что за черт… – начала она.

– Тише, пожалуйста.

Стук, настолько громкий, что его можно было услышать и через три комнаты, не прекращался. На лице Элис появилось испуганное выражение.

– Кто это может быть, как ты думаешь?

– Не знаю.

Неужели Айрис приехала сюда среди ночи? Нет, невозможно, решил он. Она бы не поехала одна так поздно. Дожидалась бы, пока он вернется, чтобы высказать то, что не успела до его отъезда. Нет, это не Айрис. Наконец стук прекратился. Прошло пять минут, десять. Все было тихо. Тео вздохнул с облегчением.

– Какая-то ошибка. Это не грабитель, тот бы не стал стучаться. Может, кому-то срочно понадобилась медицинская помощь. Увидели свет в окне и решили попытать счастья. Пойдем. – И добавил, увидев, что она колеблется: – Я выйду первым, посмотрю что к чему. Если все спокойно, я тебя позову.

На стоянке он увидел лишь две машины – Элис и свою собственную, стоявшие у самого входа. Вернувшись в кабинет, он выключил свет и повел Элис по коридору, повторяя про себя, что отныне ни за что не будет приезжать в клинику по ночам. Можно попасть в очень неприятную ситуацию. Он испытывал гнев и стыд, удивляясь происшедшей в нем перемене: в былые времена он сразу же выбросил бы подобный эпизод из головы, словно его и не было.

Он подождал, пока Элис открыла машину и уже собирался пожелать ей спокойной ночи, когда она обернулась и, обняв его за шею, поцеловала долгим поцелуем.

– Ты чудесный, и все было изумительно, – прошептала она.

И тут их ослепил свет фар – какая-то машина, появившаяся неизвестно откуда, пронеслась мимо и, завернув за угол, исчезла.

– Вот это нервы! – вскрикнула Элис. – Ну, счастливо. Увидимся.

– Обязательно. Спокойной ночи.

Ни за что, подумал он про себя, если я замечу тебя первым. Его недовольство собой усилилось. Какого черта он позволил себе такое?!

После того как дверь за Тео захлопнулась, Айрис долго плакала. Но в конце концов она преисполнилась отвращения к самой себе. Что за жалкое зрелище она являет, сидя скрючившись в кресле с поджатыми ногами и скомканным мокрым носовым платком в руке. Она встала, умылась холодной водой, подкрасилась, причесалась и мысленно подвела итог случившемуся вечером.

Оба они были вне себя и начали ссориться как раз в тот момент, когда им следовало поддерживать друг друга. Сейчас она упрекала себя за то, что потеряла над собой контроль. Если подумать, может, Тео и прав. Он ведь любит Стива ничуть не меньше, чем она. Одиннадцать, а он еще не вернулся. А через несколько часов ему предстоит заниматься делом, требующим собранности и внимания. Да, подвергать нервы мужчины таким колоссальным нагрузкам – слишком жестоко. У нее возникла непреодолимая потребность сказать ему о своей любви, уверить в том, что они всегда будут вместе и ни Стив, ни кто другой не разъединит их.

Она начала набирать номер клиники, но положила трубку, подумав, что в такой час Тео не будет снимать трубку. Он пошел туда, чтобы побыть одному. Она спустилась в гараж, завела машину и поехала в клинику, мысленно рисуя картину того, как подойдет к Тео и обнимет его.

На стоянке оказались две машины. Здание было темным, и лишь в окне кабинета Тео мерцал слабый свет. Должно быть, он работал в библиотеке и горела всего одна лампа. Мысль о том, как он сидит там в этот поздний час один со своими тревогами, наполнила ее печалью. Она вошла в здание и постучала в дверь его кабинета.

Никто не отозвался, и она постучала сильнее, а потом подергала ручку двери. Странно, что в этой мертвой тишине он не услышал ее громкого стука. Ее охватил страх: вдруг ему стало плохо, вдруг на него напали. Может, ей следует позвать кого-нибудь на помощь или даже позвонить в полицию?

Она вернулась на стоянку. Машина его была там, новый «мерседес» кремового цвета. Если бы на него напали, то уж наверняка угнали бы такую дорогую машину. И, кстати, что это за машина стоит рядом. Похоже, она принадлежит женщине – недорогой марки, но броская нежно-голубого цвета. Значит, в здании есть еще кто-то.

Она села в свою машину и, отъехав к дальнему концу стоянки, остановилась под густым деревом и выключила фары. Страх, которому не было названия, сковывал ее, лишая способности действовать. Она не решалась звонить в полицию, хотя и знала, что должна это сделать. Вдруг случилось что-то ужасное?.. Да, она должна немедленно ехать в полицию.

В этот момент свет в кабинете погас. Спустя несколько секунд в дверях появился Тео с женщиной. Они подошли к нежно-голубой машине и что-то сказали друг другу. Потом женщина – молодая, стройная, в белой сестринской униформе – обняла Тео за шею и поцеловала его в губы. На мгновение сердце у Айрис остановилось. Затем забилось снова, заколотилось с такой силой, словно хотело вырваться из груди. Дальше она действовала в приступе безумия. Включив на полную мощность фары, нажала на акселератор, мотор взревел, машина резко рванулась с места и на двух колесах свернула за угол.

Негодяй! Негодяй! В ночь, когда на них свалилось такое несчастье, он был в этой задней комнате, где горела лампа, где был кожаный диван, где на полке стояла фотография Айрис с детьми, и он мог смотреть на них, лежа на какой-то потаскушке, ворующей чужого мужа… О, у него в кабинете повсюду расставлены их фотографии, и эта фотография Айрис с Лаурой в одинаковых ситцевых платьях с набивным рисунком в виде веточек перед клумбой с розовыми азалиями – Лауре тогда было шесть – тоже там… может, на нее он и смотрел, лежа… негодяй!

Он вполне мог спланировать это заранее и сегодня только притворился, что едет в клинику, чтобы немного успокоиться… Не держи она руки на руле, она бы сжала их в кулаки. Итак, это произошло. Подозрения, за которые она так Часто и так жестоко упрекала себя, от которых пыталась избавиться, все-таки оправдались.

«Ревность, – предупреждала мама, – это яд, который медленно отравляет все твое существо». Ну что ж, пусть яд проникнет в кровь, вкуси его черно-зеленую горечь. Вкуси ее!