– Не могу поверить! Я готов был поклясться, что она в тебя влюблена.
– Я тоже так думал, – уныло ответил Ривертон, – пока она не узнала, что я собираюсь жениться на дочери виконта. Как бы она ни изображала из себя свободно мыслящую особу, но в душе осталась деревенской простушкой. Я предполагаю, что она ожидала… впрочем, черт ее знает, чего она от меня ожидала!
– Я тебя понимаю, – сочувственно отозвался Колин.
– Никогда не думал, что буду так страдать из-за какой-то женщины, – голос Ривертона вдруг смягчился. – У нее же всегда был такой уступчивый нрав! Просто не представляю, как я смогу с ней расстаться!
Однако Колин гораздо больше сострадал Чэрити, чем своему приятелю. Ривертон не мог себе представить, что значит быть сыном любовницы, наблюдать за чередой «дядюшек», появляющихся в доме и исчезающих навсегда, чувствовать, что женатые любовники матери относятся к тебе не лучше, чем к докучливому комару. И уж тем более не мог он понять женщину, вынужденную с кем-то делить любимого человека. А Колин… Колин видел, какой бессердечной и в то же время ранимой стала от такой жизни его мать.
Вдобавок он не забыл, с каким дружным неодобрением встретили его родственники покойной жены отца. Появление бастарда было расценено как оскорбление памяти покойницы, и Колин не мог их за это осуждать.
Потому-то он всегда бережно относился к своим любовницам, стараясь застраховаться от рождения детей и не давать женщинам невыполнимых обещаний. Он даже представить себе не мог, что когда-нибудь будет делить свои чувства между женой и любовницей. Колин уже давно решил найти себе не просто жену, а такую, которой он мог бы всю жизнь сохранять верность. Пока ему такая не повстречалась… пока…
С одной стороны, Анабелла с ее постоянными обманами могла разрушить надежды самого покладистого мужчины на мирную жизнь, а с другой – именно она представала ему в мечтах как хозяйка дома, страстная любовница и мать его детей.
– Черт побери, похоже, она и в самом деле меня заколдовала! – прошептал Колин.
Они с Ривертоном сели на лошадей и отправились в «Голубой колокол».
Музыка и громкий смех, доносящиеся из таверны, оглашали тихую вечернюю улицу. Войдя в зал, Колин поначалу решил, что там нет ни одной женщины, но, присмотревшись, понял, что они составляли не меньше половины публики, только все до единой были одеты в мужские костюмы. Собственно, ужин давно закончился, гости весело болтали, танцевали под оглушающую музыку и с увлечением флиртовали.
Вечеринка ничем, кроме скандальных одеяний, не отличалась от сотен других, виденных Колином. В одном углу прелестная блондинка разговаривала с каким-то щеголем, ее рука фамильярно лежала на его бедре. Двое повес пытались снять маску с пышногрудой красотки, которая, громко хихикая, шлепала их по рукам.
При мысли, что в одной из задних комнат Анабелла развлекается подобными, откровенно непристойными играми, Колин ощутил кислый привкус во рту. Он направился в следующий зал и, обходя стол, увидел Чэрити, сидящую рядом с Генри Харрисом, актером герцогского театра, знаменитым своими любовными эскападами. Генри обнял служанку Анабеллы за плечи, а она с веселым смехом кормила его сладостями. Шедший за Колином Ривертон тоже заметил эту сценку и, коротко выругавшись, направился к Чэрити.
Колин не стал дожидаться, чем это закончится. В соседнем зале он чуть не наткнулся на Афру. Стоя к нему спиной и уперев руки в боки, она о чем-то спорила с сэром Уильямом Д'Авенантом. В дальнем конце комнаты собралась группа людей. Колин решительно направился туда, но на полпути замер, словно громом пораженный.
Посреди плотного круга зевак танцевала Анабелла… Это не были плавные шаги обычных английских танцев. Она кружилась, подпрыгивала, высоко вскидывала ноги и трясла черной гривой распущенных волос.
Колин не мог поверить собственным глазам. По дороге в Лондон он представлял себе, что Анабелла смиренно дожидается его в квартире Афры, готовая говорить с ним о чем угодно, лишь бы подольше не расставаться с любимым. А она… безумствует в толпе повес, одобрительными выкриками встречающих каждое новое коленце.
С ужасом он разглядел, что она одета в театральный костюм: плотно облегающие бедра штаны и расстегнутая пастушеская куртка. Единственным, что прикрывало, а точнее, подчеркивало ее грудь, была мужская рубашка из тончайшего голландского полотна.
Колин взглянул на ее руку и вскипел от ярости – Анабелла сняла его кольцо! Музыка неожиданно оборвалась, и прежде, чем Колин успел пошевелиться, заметно пьяный граф Рочестер утащил Анабеллу в соседнюю комнату. Колин последовал за ними, не обращая внимания на реплики узнавших его гостей.
Афра пробилась ему навстречу, но приветствие замерло на ее губах, когда она встретила его не узнающий, наполненный холодной ненавистью взгляд. У него была лишь одна цель – напомнить Анабелле о ее обещаниях… не сдержанных обещаниях…
В соседней комнате он увидел, что Рочестер прижал Анабеллу к стене, целуя ее в губы. Коленом он раздвигал ее ноги, а правой рукой сжимал грудь. Она пыталась вырваться, но не могла и только протестующе мычала.
Колин схватился за шпагу, в этот момент Рочестер вскрикнул и отскочил от Анабеллы.
– Ты прикусила мне язык! – завопил он, вытирая с подбородка капельки крови. – Проклятая девка! Ты укусила меня!
– Да. И будь ты пьяным или трезвым, в следующий раз, когда ты только посмеешь ко мне прикоснуться, я отгрызу тебе пальцы! – дрожащим от гнева голосом ответила она.
Тонкие губы Рочестера искривились в угрожающей гримасе, и он вновь шагнул к ней. Колин выхватил шпагу из ножен. Негромкий металлический звон заставил Рочестера обернуться. В его затуманенном взоре появилось сначала изумление, затем – злоба.
– Посмей только протянуть руку, Рочестер, – предупредил Колин, – я проткну тебя, как барана, и зажарю вон в том камине.
Он слышал всхлипы Анабеллы, но не сводил глаз с противника – пьяный юнец мог быть опасен. Рука Рочестера легла на рукоять шпаги, и Колин напрягся.
Спохватившись, Рочестер опустил руку, но продолжал стоять между Колином и Анабеллой. Кровь из его рта почти перестала сочиться; словно пробуя, как действует прокушенный язык, он медленно облизал губы и язвительным тоном произнес:
