И он сказал, что во мне было много силы; что я запутался в отношениях с женщиной, которую не умел любить; что сила и волшебство не являются ни белыми, ни черными, ни добрыми, ни злыми, все зависит от намерения и выражения: я не мог выразить свою силу, и она обратилась в черноту внутри меня; что я охотился за орлом, а он охотился за мной и питался мною. Он увидел, где орел выдрал кусок моей печени, распухшей от замкнутой во мне черной энергии. Гепатит.

Он встал и подошел ко мне, взял у меня меч и, отойдя за пределы круга, провел острием вдоль моего тела, обрезая связи с объектами прошлого, с вещами, которых больше нет.

… что я рву мои связи с прошлым, которое порождало мои болезни; что я могу дать покой душам женщин из моей жизни и не искать больше подобных связей, не пытаться закончить работу тех женщин, из прошлого; что орел, появившийся из мощного источника в моем прошлом, является также духом Востока и что он избрал меня и будет вести по Северному пути, пути в женское, — сказал Эдуардо.

И он поднял меч острием к небу, набрал в рот чистой воды и, держа меч перед собой, брызнул водой на Юг, затем так же на Запад, Север и Восток. И, наконец, на меня, чтобы очистить мою новую сущность.

Я надеюсь, что это действительно так. Начиналось что-то новое. Что-то двигалось внутри меня, двигало меня. Я последую этому движению. Ибо я знаю, что это я сам двигаю себя.

Мою работу с Эдуардо я неоднократно описывал в главных чертах, и за последние несколько лет многие шаг за шагом символически повторили ее. Все это началось с той процедуры на пляже недалеко от Трухильо, хотя Эдуардо позже утверждал, что настоящее начало было на полгода раньше, когда он впервые увидел меня во сне и когда мое присутствие стало нарушать его медитации. Мы даже путешествовали вместе в сновидении, сказал он. Мы ходили на Мачу Пикчу и стояли перед камнем Пачамама, и oн еще тогда узнал, что мы вместе поедем к священным легендарным местам, где силы Природы обитают в ландшафте, в местах, исполненных святости тысячелетних ритуалов. Мы совершили путешествие на Север как compadres.

Наше путешествие заняло несколько лет. За эти годы я расторгнул брак с моей первой женой, выбросил в корзину «Разум после смерти», закончил и издал «Целительные состояния»; за эти годы женились и вышли замуж шестеро из его четырнадцати детей, а мы с ним вместе ездили по Европе и Соединенным Штатам, пробуя экспериментально переформулировать, трансплантировать шаманские учения в новую «психологию священного».

Волшебный Круг, описанный для меня когда-то давно Антонно, Эдуардо воспринял как традиционную карту, удобный и понятный путеводитель по Четырем Сторонам Света. Священные места силы, упоминаемые в легендах, стали для нас местами отдыха, местами нашего причастия.

Мы ездили к Гигантским Канделябрам Паракаса, трехзубому дереву жизни шестисотфутовой высоты, высеченному на берегу пустынного, бесплодного полуострова в заливе Паракас-Бей в трехстах километрах к югу от Лимы. В течение многих столетий шаманы и искатели знания приходили сюда медитировать, обретать видение — преображающее видение, которое дало бы цель и смысл их существованию. Там орел, который выслеживал и рвал меня на протяжении многих лет, обнял меня своими крыльями. Эдуардо видел кондора, гигантского кондора, который был птицей силы его учителя, дона Флорентино Гарсиа, хранителя священных лагун Лас Хуарингас.

Из Паракаса мы направились на altiplano возле Наски, пустынное высокогорье, где никогда не бывает дождей, где неизвестные художники прорубили красноватую верхнюю корку плато, обнажив чистый белый песок, и таким способом вырезали огромные изображения рыб, рептилий, птиц, млекопитающих, человеческие силуэты и геометрические фигуры, заполнившие площадь около 350 квадратных километров. Там, на этой столовой горе, обители животных силы, мы выпили Сан Педро, и Эдуардо видел, как сгорают духи моего прошлого, взрываются среди пламени и как я исчез, двигаясь по кромке гигантской спирали, уходившей в песок. Работа на Южном пути. Там мы вверили наши души друг другу как compadres, как воины сердца.

А затем мы отправились к Мачу Пикчу. Мне надлежало возвратиться к древнему городу инков, Городу Солнца. Эдуардо войдет в его ворота впервые. Мы вместе будем постигать его смысл.

29 апреля 1979

Вот и опять Камень Смерти. Я должен передать на бумаге сладость воспоминаний.

Я предложил Эдуарду отправиться в пещеру под Храмом Кондора, за пределами руин — место, где я много лет тому назад сам исполнял свою огненную церемонию. Он переполнен впечатлениями. Он посещал Мачу Пикчу в сновидениях, а теперь город стоял перед ним, впереди и внизу, во всей красоте серо-зеленой композиции лишайников и гранита. Он почти задыхался, и дело было не в высоте. Что-то зловещее висело в воздухе, мы оба чувствовали это; раза два Эдуардо взглянул на меня с детской заговорщицкой улыбкой: «Ты чувствуешь силу, compadre?» Я люблю его, как брата. Иногда это старший брат. Странное чувство: я знаю, что он, простой индеец, работает в своей общине как обычный шаман-целитель; но со мной он каким-то образом находит возможности и средства выпрямиться во весь рост и переживать по-настоящему драму седых легенд, по которым он учился.

Он ушел, чтобы приготовиться к своей работе на Западном пути; это будет здесь, у Камня Смерти. Мне тоже нужно немного побыть одному.

И вот я сижу на траве, Камень Смерти передо мною — безупречной формы гранитное каноэ, плывущее по морю зеленой травы и диких желтых цветов.

Антонио. Панорама памяти подсвечивается, и вот я вижу себя здесь, так много лет тому назад, со своим высокомерием, с целым набитым рюкзаком западных предрассудков и скептицизма; я смотрю на руины Города Света впервые; сумерки, такие же, как сейчас, и туман из поймы Урубамбы поднимается все выше, переливается через кромку обрыва. Лежа на Камне Смерти, Антонио поет над моими чакрами, я слышу его печальный свист и шелест травы. Это здесь мы «поставили смерть на повестку дня». Он говорил мне, что я вернусь на это место. Что я войду в город и начну понимать его тайны. Где он теперь? Я не чувствую его присутствия. Я тоскую о нем. И вот я здесь. Я снова сбросил свое прошлое в Паске. Юг. Я снова буду лежать на Камне Смерти. Запад. Где же Северный путь?

Я закрыл дневник вместе с авторучкой, засунул его в сумку. Я продолжал сидеть среди травы и диких цветов, дышал животом, и холодный ночной воздух ласкал мое загорелое лицо.

Прошел час. Лежу на Камне Смерти. Подготовлен. Эдуардо поет надо мной. Мои обнаженные плечи и поясница ощущают холод гранита. Я слушаю, как Эдуардо высказывает наше уважение к Четырем Сторонам Света, просит, чтобы мой дух был принят Западной стороной, стороной тишины и смерти, чтобы его унес туда ветер Юга, чтобы мог возвратиться с Востока, где восходит Солнце, чтобы я мог родиться в духе как дитя Солнца.

Сначала была его очередь. Я не продумывал свои заклинания, дав волю инстинктивным формулировкам. Я освободил его чакры, отступил на шаг и наблюдал за ним, не двигаясь. Я увидел, как что-то неясное, неярко светящееся — это был Эдуардо, но стройнее и, видимо, моложе, — освобождается, отдедяется от его объемистого живота, двигавшегося в такт дыханию.

Позже я говорил ему, что он носит с собой слишком большой вес, слишком много мякоти. У меня часто возникало чувство, что его Южная работа неполноценна, что он примирил себя со своим прошлым, со своими предками, но по-прежнему носит этот груз на себе.

Он рассказал мне, что у него было чувство, что oн уходит в камень, а внутренности его скованы мощным страхом, ужасом преждевременного погребения. А потом он увидел далеко внизу свет, и свет разрастался, близился, и когда Эдуардо погрузился в его белизну, я вернул его оттуда. Он был поражен моим мастерством.