— Я не сравнивал разум с прудом, я сравнивал его с той лагуной, которая напутала вас. Лагуна — это часть реки. Это такое место, где берега расширяются, дно становится глубже, а вода замедляет свое течение — но не прекращает его!

Он весело улыбнулся.

— Я могу даже пойти к верховью, к источнику реки, я могу тысячами способов воздействовать на лагуну, управляя источником. Я могу пустить по течению какой-либо предмет, и, если не случится преграды, он доплывет до лагуны и будет долго плавать по ней, возможно, даже утонет в ее глубине. — Он взглянул на меня искоса. — Я могу опустить руку в воду и вызвать волну, которая, возможно, докатится до лагуны и отразится от ее берегов. Возможно, она даже перевернет каноэ, в котором вы сидите, или спасет вас, выбросив на берег.

Я рассмеялся.

— Так что же мне делать с этим орлом?

Он сунул за щеку кусочек коры коричного дерева.

— Научитесь видеть его. Научитесь тому, чему он должен научить вас, и возвращайтесь в джунгли. Вам все равно придется вернуться туда. Закончить Западный путь.

Так началось мое ученичество у Антонио Моралеса Бака. Дона Хикарама. Он когда-то сказал мне, что если я встречу шамана-мастера, я должен буду обратиться к нему не как психолог, а как студент. Но, хотя я и называю это ученичеством, по-настоящему нас связывала дружба.

Оставив деревню Диего, мы шли целый день и остановились наконец возле небольшого холма в центре луговой равнины. Вершнну холма венчали руины древнего строения; основание его было погребено под землей и зарослями травы. Казалось, эти руины сами вырастают из толщи холма. Начинались сумерки, когда мы поднялись наверх и оглянулись. Внизу с одной стороны тянулись редкие перелески, а с другой начинался склон долины, которая тянулась почти на милю от alliplano, чтобы соединиться с глубокой зеленой поймой Урубамбы.

— Наблюдательный пункт, — сказал Антонио и похлопал ладонью по поверхности гранитной стены. — Один из нескольких сотен. Они покрывали всю империю инков.

Через узкий пролом в стене мы проникли в небольшое уютное пространство среди упавших каменных блоков и густой травы. Один из блоков, почти идеальный образец искусства древних каменотесов, лежал у основания стены. Антонио жестом пригласил меня ухватиться за один из углов, и мы перевалили его на другую грань. Под ним оказалось облицованное камнями углубление длиной два фута, шириной один фут и глубиной восемь дюймов, вероятно, часть древнего ирригационного канала. В углублении лежал длинный сверток, что-то укутанное в старую красно-коричневую индийскую скатерть.

— Что это?

— Моя mesa, — сказал он. — Нам нужен огонь.

Я сбежал вниз с холма, набрал сучьев для костра, а когда поднялся обратно, увидел выложенный на земле четырехугольный помост из сухих прутьев, как будто для крохотного погребального костра. В центре помоста лежал пучок сухой травы. Он зажег все это от спички, и мы стали раскладывать наш костер вокруг этого центра.

— Сегодня мы не будем ужинать, — сказал он, развязывая бечевку на свертке. Он расстелил скатерть на траве; в свертке оказались два коротких жезла и сумка из мягкой кожи.

— Mesa, — сказал он, — это набор предметов, обладающих силой; они помогают использовать силы Природы. Это сердце ритуала.

— Это ваша mesa.

Он кивнул утвердительно.

— Она очень проста и очень стара. Существуют и другие, значительно более сложные, с предметами для каждого случая. — Он подмигнул мне. — Для всевозможных ситуаций. Но mesa может быть и столь же простой, как хвойная постель среди нескольких камней.

Он воткнул оба жезла в землю возле верхних углов скатерти.

Левый жезл был из твердого черного дерева, вырезанного в форме левой спирали, правый — из полированной резной кости и заканчивался сверху рукояткой в виде изогнутого клюва.

— Они представляют полярные силы, — сказал он. — Темноту и свет.

Он стал выкладывать предметы из сумки на скатерть. Их было немного, и в тот первый раз он не объяснял мне значение каждого из них. Там была высеченная из обсидиана фигурка, полуягуар, полуптица: земля и небо, два великих царства. Была деревянная рыба или дельфин, доступ к подводному царству, глубине, душе. Была еще золотая сова, не более двух дюймов высотой; она представляла ночное видение и мудрость темноты.

Много лет спустя я узнал, что этот предмет у некоторых шаманов вызывал благоговейный ужас; в нем таилась сила древних утерянных знаний, и простому целителю он был ни к чему. Там был орел, вырезанный из какого-то темно-серого камня и инкрустированный ромбовидными кусочками морской раковины.

«Каждый из нас носит вселенную внутри себя», — сказал мне позже Антонио; орел нужен был для полета в эту вселенную.

Были и другие вещи, камни и оболочки, обломок кристалла, маленькая деревянная чашка. Все они были гладко отполированы руками тех, кто сотни лет пользовался ими, и напоминали амулеты в антропологическом музее. Наконец он вынул из сумки старинный пузырек из посеребренного стекла, наполненный до половины зеленовато-коричневой жидкостью, похожей на китайский чай.

— Сегодня ночью мы исполним ритуал, — сказал он. — Вы сделали важные шаги к обретению видения, но вы все еще двигаетесь среди Природы неловко, словно неприкаянный. Вы должны идти через лес или через луг так же, как вам надлежит идти по жизни: с доверием, уважением и с легкостью.

Солнце исчезло за горизонтом; наш костер трещал, посылая в темнеющее небо пригоршни искр.

— Сегодня ночью вы в первый раз выпьете Сан Педро, — сказал он. — Сан Педро, или святой Петр, держатель ключей от небес. Это называется еще huachwna, «плоть богов».

— Причастие, — сказал я.

— Да. Вообразите себе кактус Сан Педро, он стоит одиноко, протягивая руки к небу, а корни его врастают далеко в глубину Земли. Это избранное средство у шаманов, оно помогает шаману войти в тело Земли, встретиться с Матерью-Богиней, стать лицом к лицу с силой Природы. Он растет во всех умеренных зонах Перу: на побережье, в горах, в пустыне и в джунглях. Приготовление его держится в строгом секрете. Просто сваренный, он вызывает легкую эйфорию; но когда дистиллируют его эфирные масла и смешивают их с ароматами очистительных трав, то получается напиток огромной силы и вдохновения. Им нельзя злоупотреблять.

— Это ритуальное, визионерское растение, — продолжал он. — На Южном пути оно поможет вам увидеть свое прошлое в самых постыдных его формах; на Западном пути оно даст вам силу встретить смерть; на Северном укажет дорогу к мастерству; на Восточном поможет вызвать ваших животных силы и освоить искусство ваших животных, которое вам понадобится, чтобы хорошо приспособиться к миру, не отбрасывать тени и не оставлять следов.

Он помолчал и кивнул головой:

— Да, и еще оно подготовит вас, откроет вам доступ к… высшим способностям, к вашим собственным сокровищам. К высшим состояниям.

Он отвинтил серебряный колпачок на сосуде и налил в чашку небольшое количество жидкости, не больше половины мерного стаканчика.

— Это напиток особый и священный. Вы и в прошлом употребляли психоделики; но без мотива, без чистоты цели и без связи с землей всякий «мистический» опыт становится психическим хулиганством. Безответственное употребление любого наркотика только дискредитирует и пародирует истинный союз с Природой и Великим Духом. Вы словно идете в какой-то духовный бордель и самым опасным образом уни жаете свою высшую сущность, сжигаете свою жизненную силу. Задача шамана состоит в том, чтобы эту силу укрепить, расширить энергетическую оболочку, которая окружаетчеловеческос тело, наполнить ее жизнью, накапливая личную силу. — Он остановился и, набрав воздуха, подул в сторону, как будто заканчивая-разговор или задувая свечу. — То, что вы сейчас вы пьете, является естественной растительной субстанцией, которая очистит и приведет в равновесие ваше тело и окружающие вас энергетические ноля. Только тогда, когда тело, разум и дух приведены в равновесие, шаман может совершить поистине могущественный акт.