Каждое движение было поэтическим и изящным, и все же у него была жизненность и сила, которую излучает огромная мощь.
Его манера говорить соблазняла, но соблазняла нас медитировать, идти по духовной тропе.
Его руки были протянуты к нам, он манил, как будто мы были детьми, делающими первые шаги, он успокаивал нас и продолжал звать нас вперед.
Он смеялся вместе с нами, говорил, что не надо быть серьезными, что серьезность- это болезнь, а жизнь полна игры.
Когда он смотрел на нас, мы сразу же чувствовали, что он принимает нас, доверяет нам и любит нас так, как мы не чувствовали никогда раньше.
Я употребляю слово "нас", потому что он был одинаков со всеми.
Он любил каждого одинаково, как будто он сама любовь.
Его сострадание было чем-то таким, чего я не испытывала никогда раньше.
Я никогда не встречала никого, кто говорил бы правду о ситуации, рискуя своей собственной популярностью, чтобы помочь другим.
Я послала письмо Ошо, в котором описала мой сон.
Я считала, что это красивый, цветной сон и хотела, чтобы Ошо увидел его.
Я получила ответ: "Сны - это сны, без всякого значения".
Я была в ярости.
В конце концов, разве не из-за важного сна я вообще приехала сюда?
Я вела дневник снов много лет и считала, что значение снов очень важно.
Я написала вопрос для дискурса, спрашивая: "Почему ты сказал, что сны не имеют
значения?" Часть ответа я привожу здесь:
"Я не только говорю, что сны - это сны; я говорю, что все, что ты видишь, когда считаешь, что ты бодрствуешь, это тоже сон.
Сны, которые ты видишь с закрытыми глазами, когда спишь, и сны, которые ты видишь с открытыми глазами в так называемом бодрствующем состоянии, - и те и другие сны, и те и другие не имеют значения...
"Мулла Насреддин гулял по городу однажды вечером и неожиданно наткнулся на кучу коровьего дерьма на дороге.
Он немного нагнулся и внимательно посмотрел на нее.
"Выглядит похоже", - сказал он самому себе.
Он нагнулся пониже и понюхал: "Пахнет похоже".
Он осторожно сунул свой палец и попробовал на вкус:
"И на вкус похоже.
Я рад, что я не наступил в него! "
"Остерегайтесь анализа", - говорил Ошо.
Я была действительно обижена, как он осмелился сказать, что моя жизнь бессмысленна; тогда, конечно, какое значение могут иметь сны?
Почему он не может сказать что-нибудь хорошее, я же не прошу его вызывать эти сны! Но хотя я чувствовала, что я немного опалена огнем, у меня было достаточно понимания, чтобы увидеть, что я еще не сонастроена с бытием, так, как он об этом говорил.
Я не чувствовала себя такой реализовавшейся и такой блаженной как он, так что может быть, я дурачу себя, говоря, что моя жизнь имеет значение.
Мне достаточно было взглянуть на него, и я видела, что есть другая реальность, гораздо более глубокое измерение, что-то, что я могла видеть в нем, но не знала в себе.
Я видела это в его глазах и в том, как он двигался.
Он выбросил фальшивые понятия, которые у меня были о себе, и оставил место для исследования настоящего.
Прошло шесть месяцев, и Прабудде надо было возвращаться в Англию, чтобы закончить бизнес, который он вел вместе со своим братом.
Он предложил взять меня с собой и, поскольку моя сестра выходила замуж, и я знала, что я вернусь в течение месяца, я согласилась.
У меня была еще одна причина для того, чтобы поехать, и, хотя она была смутной в моем мозгу, она была глубокой.
Я чувствовала себя в такой безопасности в этой своей новой жизни, что мне хотелось как-то проверить ее.
Мои чувства по поводу отъезда были неясны мне самой, и когда я увидела Ошо на даршане, чтобы сказать ему до свидания, и он спросил, почему я уезжаю, я заплакала и просто сказала: "Я чувствую себя в такой безопасности здесь".
Он улыбнулся и сказал: "Да, любовь очень безопасна".
Я чувствовала в себе больше любви и открытости к своей семье, чем когда бы то ни было.
Моя сестра была на десять лет младше меня, так что когда я покинула дом в шестнадцать лет, она была такая маленькая, что мы никогда по-настоящему не встречались.
Я была всегда старшей сестрой, которая возвращалась с каникул и уезжала снова, почти как незнакомка.
В этот раз, на ее вечере по поводу предстоящего замужества, мы танцевали вместе весь вечер, и я чувствовала впервые, что мы действительно встретились.
Когда я представляла Прабудду своим родителям, моему отцу послышалось "несчастный" и так его и называли.
Мои родители счастливо успокоились, что моя новая жизнь хороша для меня, и снова мы сказали до свидания.
Мы вернулись в Индию и приземлились в Гоа.
Гоа для Пуны, как Брайтон для Лондона - ближайший морской курорт.
За домом, где мы жили, был высокий, крутой утес и однажды мы забрались на него, чтобы исследовать пляж на другой стороне.
Зеленые поля и пышные джунгли окружали нас, мы достигли пляжа и через несколько часов отправились назад.
Когда мы достигли вершины холма, я увидела, как будто у меня в мозгу крутилось кино, что кто-то стреляет в нас, и мы лежим в траве, чтобы избежать пуль.
Я сказала Прабудде: "Кто-нибудь может легко подстрелить нас здесь".
Солнце было низко на небе и начинало становиться оранжевым, когда мы достигли вершины и начали спускаться вниз к нашему дому.
На этой стороне было очень дико, камни шатались, склон был очень крутым, и тропинка много раз пропадала из глаз.
Я услышала звук позади нас, повернулась, и метров в десяти от нас увидела индийца с ружьем.
Когда я остановилась и посмотрела на него, он приложил ружье к плечу, опустился на колено и прицелился в нас.
Я была в шоке и реагировала очень медленно, если принять во внимание ситуацию.
Я тронула Прабудду за плечо.
Он был передо мной и взбирался на склон.
Когда он повернулся, я сказала: "Посмотри, кто-то хочет застрелить нас!"
"А, мать!!.." - крикнул Прабудда, схватил мое запястье и потянул меня вниз с холма.
Я клянусь, что наши ноги не касались земли, когда мы бежали вниз с холма.
Мы достигли подножья, и наши соседи в Гоа подбежали к нам и привели в свой дом.
Они посадили нас в темном углу и на нас брызгали "святой водой", во время исполнения чего-то вроде ритуального танца.