— Это я понял. У вас тут, похоже, семейная ссора? — Испытующий взгляд рыцаря переходил с нее на Бьяджо и обратно.

— Нет, сэр. Хотя мы так давно скитаемся вместе, что Бьяджо мне действительно скорее брат, чем слуга.

— Понятно, — сказал Рон, но было очевидно, что толком он ничего не понял. Во всяком случае, Джина надеялась на это. Но как много он успел услышать?

Проклиная несовершенство своего дара, который не мог ей помочь проникнуть в мысли этого человека, Джина с ослепительной улыбкой обратилась к нему:

— А ты рано поднялся сегодня утром, благородный рыцарь.

— Да, но похоже, как раз вовремя, чтобы предотвратить кровопролитие, — усмехнулся он, снова переводя взгляд с нее на Бьяджо.

Полог шатра трепетал над его широким плечом, словно легкая шелковая накидка.

— Мы… и в самом деле иногда ссоримся, но не очень серьезно, — сказала Джина небрежным тоном. — Впрочем, Бьяджо всегда в конце концов извиняется… Но хватит о наших пустяковых проблемах. Мы собирались позавтракать. Ты не присоединишься к нам, благородный рыцарь?

И я накормлю тебя беленой и пижмой! — подумал кипевший от ярости Бьяджо.

Рональд опять испытующе взглянул на нее. В ответ она мило улыбнулась.

— Я велю Элспет приготовить нам угощение. А Бьяджо сходит за ним.

Зачем ты его приглашаешь? Не делай этого, bella… Дура, дура ты, если сделаешь это!

Но быстрый толчок локтем под ребра заставил Бьяджо прекратить этот мысленный спор. Он вздрогнул, коротко кивнул Рону и, проскользнув мимо него, вышел вон из шатра. Задетый им шелк заколыхался от его сердитых движений.

Рональд повернулся и посмотрел ему вслед. Потом перевел взгляд на Джину с ленивой усмешкой на устах.

— Ты очень рано ушла, прекрасный цветочек. Я проснулся — а тебя уже нет. Остались только воспоминания и вот это…

Он протянул ей пунцовую сорочку. Слава Богу, что не при Бьяджо! Тот бы сразу все понял.

Джина быстро схватила сорочку и хотела отойти подальше, но Рон сомкнул пальцы вокруг ее руки, удержав рядом с собой. Она подняла глаза, выдавила робкую дрожащую улыбку и, почувствовав стук своего колотящегося сердца, мягко высвободила руку.

— Очень любезно с твоей стороны, благородный рыцарь.

— Я принес ее не из любезности. — Рон взялся за другой конец сорочки, которую она держала, и, намотав ее себе на кулак, притянул девушку ближе. Ее руки уперлись в его широкую грудь, слегка оцарапав ладони о металлические эмблемы с грифонами на перевязи. А он обхватил ее подбородок и слегка приподнял, поглаживая ласкающими пальцами. — Я пришел повидать тебя, цветочек.

— Я польщена, милорд, — скрывая трепет, произнесла она.

Джине наконец удалось освободиться. Отпрянув на безопасное расстояние, она тщетно пыталась переменить разговор. Ей хотелось придумать что-то такое небрежное и остроумное, что заставило бы его рассмеяться и забыть о событиях прошлой ночи. Ведь это была опасная почва! Всякий раз, как она вспоминала о ночной сцене в его комнате, лицо ее начинало гореть.

Рон по-прежнему стоял перед ней, понимающе улыбаясь. Своей крупной фигурой он, казалось, заполнял небольшое пространство шатра. И зачем только она предложила ему остаться?! Но ведь нужно было наконец заговорить о соглашении, о той сделке, которую они заключили. Как бы поделикатнее напомнить ему о его рыцарской клятве?

— Присаживайся, благородный рыцарь, — сказала она, подвинув вперед складной стул, на котором он сидел прошлой ночью.

Но Рон обошел вокруг стула и, оказавшись рядом с ней, вновь поймал ее руку.

— У тебя неприятности из-за того, что ты спала со мной? — шепнул он ей на ухо заговорщическим тоном.

— Неприятности?

— Я слышал часть твоего спора с Бьяджо. Кажется, он чем-то недоволен.

— Да, немного… Но все, что касается только меня, я решаю сама! — Джина сделала глубокий вдох. Теперь или никогда, подумала и смело взглянула ему в глаза. — Я сделала то, что обещала, не так ли, милорд?

— Да. — Он легонько дотронулся до ее левого уха, но от этого прикосновения девушку пронизала острая дрожь. — Ты все сделала, цветочек. Ты пришла ко мне в постель, как обещала. И это было прекрасно!

Она вздохнула с облегчением, потом провела рукой по его груди. Ее пальцы казались темными по контрасту с белой льняной рубашкой, выглядывающей из-под его куртки.

— Значит, ты полностью удовлетворен?

Он накрыл своей рукой ее маленькую руку. Ладонь его была жесткой и сильной; Джина подумала, что такая рука способна на многое.

— Конечно, удовлетворен, цветочек. Я никогда не забуду эту ночь!

Она дотронулась до грифонов на его перевязи.

— Ночь в обмен на подвиг, благородный рыцарь! Я выполнила свое обещание. Теперь ты должен выполнить свое.

Рон весело взглянул на нее.

— Мое обещание?

— Да, милорд! Ты обещал мне победу!

Джине совсем не нравился его шутливый тон. Она вдруг с ужасом почувствовала, что готова расплакаться. Ей хотелось высказать ему все побыстрее, пока ее не покинула храбрость, но неожиданно за стенами шатра послышался шум перебранки. Рон отпустил ее, а рука его легла на рукоять меча, с которым он никогда не расставался.

Шум перепалки приблизился, стал громче, и наконец в шатер ворвались рассерженные Бьяджо и Элспет.

— Джина, скажи ты этому глупому мальчишке, что одного сыра и хлеба недостаточно, чтобы накормить голодного мужчину…

— Но это то, что мы обычно едим! — возразил Бьяджо. — С чего же сейчас менять наши привычки?

Прищурившись, Джина в упор посмотрела на них. Ее нисколько не обманывал этот спектакль. Их вторжение было так же тщательно рассчитано, как шаги танцора.

— Хлеба с сыром достаточно, — бросила она. — Принесите быстрее и отправляйтесь.

Нет уж, дитя мое! Уйти и оставить тебя наедине с этим голодным львом…

— Я так не могу. Я должна обслужить гостя, как положено, — категорически заявила Элспет с улыбкой на губах и решимостью во взоре. — Это мой долг.

— Твой долг, — коротко отрезала Джина, — повиноваться моим желаниям! Оставь еду здесь, и продолжайте заниматься своими делами.

— Все дела сделаны, и мы в вашем распоряжении, синьорина, — проговорил Бьяджо, демонстративно берясь за лютню. — Приятная музыка усиливает аппетит. — Он прошел в другой конец шатра и уселся там, скрестив ноги по-турецки. — Вы даже не заметите, что я здесь. Я буду сидеть тихо, как мышка.

— Как шпион! — метнув на него свирепый взгляд, пробормотала Джина, а Рон рассмеялся и отступил в сторону.

— Я ценю ваше гостеприимство, но мне пора: дел очень много. — Он улыбнулся, скользнув глазами по ее огорченному лицу. — Похоже, мне придется задержаться в Вайтеме, цветочек. Возможно, мы встретимся снова.

Что он имел в виду, было ясно… Джина через силу кивнула ему, а Рональд, наклонившись, вышел из шатра и быстрым шагом направился в деревню.

Воцарилось напряженное молчание. Джина не имела ни малейшего желания выслушивать их упреки и обвинения, которые были неминуемы. Она схватила корзину, в которую обычно собирала травы, и, бросив, что вернется к обеду, выскочила из шатра.

С бубенчиками, позванивающими на щиколотках, Джина бежала между деревьями, слегка наклоняясь под нависавшими над тропинкой ветвями. Может быть, все даже к лучшему. Она не думала, что Рон так быстро оправится от дурмана, и не успела подготовиться к разговору с ним. Джина понимала, что непросто будет заставить его выполнить свой обет, и все-таки не ожидала, что он просто-напросто не воспримет это всерьез. Но он ведь рыцарь, человек чести! Она была уверена, что в конце концов заставит Рональда сдержать свою клятву.

Он называл ее цветочком… Прекрасным цветочком. Сладким цветочком. Бутончиком. Джина остановилась, и пальцы ее слегка дрожали, когда она потянулась за цветущей веткой боярышника. Его снежно-белые цветы с желтым пятнышком в середине, хрупкие нежные лепестки в дрожащих переливах света, ярко сверкали на фоне темно-зеленой листвы. Детьми они часто жевали молодые листочки, смакуя их ореховый привкус. «Цветочек…» Отзвук прошлого, сладостно-горькое воспоминание о другом мужчине, называвшем ее цветком, возникли в памяти. Ее отец, мудрый и могущественный смуглый великан, глядевший на нее с нежной любовью… Он тоже называл ее «захарит», что значит цветок, маленький цветочек.