— Это не займет много времени. Только тебе придется спустить штаны.

Прежде Гленлион вне зависимости от погоды носил только тунику. Обтягивающие штаны-тревсы стал поддевать, чтобы скрыть от взглядов окружающих свою рану. Пожав плечами, Роб поднялся со стула, развязал шнурки, стягивавшие на талии штаны, и спустил их до колен. Джудит подошла к столу, открыла корзинку и стала раскладывать на столе необходимые для врачевания принадлежности: бинты, пучки сухих трав, баночки с мазями и сосуды с настойками и бальзамами. Закончив работу, она еще раз окинула взглядом стол и удовлетворенно кивнула. Потом расстегнула брошь на груди, сняла толстую шерстяную накидку и, аккуратно ее свернув, положила в угол. Оставшись в одном полотняном лейне, она, чтобы это длинное одеяние не мешало ей двигаться, подтянула его вверх и заново перетянула в талии поясом.

— Дай свой кинжал, пожалуйста, — сказала она, протягивая руку. — Он наверняка заточен лучше, чем кухонные ножи.

Секунду поколебавшись, он вытащил, из ножен кинжал и вложил рукоять ей в ладонь. Рукоять кинжала была сделана из полированной кости с вырезанным на ней изображением чертополоха — знак того, что обладатель оружия находится на королевской службе.

Присев на корточки, она подсунула лезвие кинжала под повязку, стягивавшую рану на бедре, и ловко перерезала бинты. Но повязка присохла к ране и отваливаться не желала. Джудит подняла на него глаза.

— Присядь. Повязку, видимо, придется отмачивать. — Она посмотрела на холодный очаг. — Слуги даже не позаботились, чтобы в твоих покоях был огонь.

— Это не мои покои. Вернее, не только мои. Здесь у меня нет своей комнаты, — сердито произнес он. — Но если тебе нужно разжечь очаг, позови Фергала.

— Уж лучше я схожу за горячей водой на кухню. Так будет быстрее. А ты все-таки присядь. Ты такой бледный… Еще, не дай Бог, упадешь.

Роб ухмыльнулся, но сел.

— Твое распоряжение выполнено, миледи.

— Было бы хорошо, если бы все мои команды ты выполнял с таким же послушанием, — сказала она со смешком. — Вот тебе второе распоряжение: сиди и жди меня. И не пытайся отодрать бинты. Во-первых, сделаешь себе больно, а во-вторых, разбередишь рану.

Впрочем, Роб не имел ни малейшего намерения отдирать повязку. От нее исходил неприятный запах, и его едва не стошнило. Джудит вернулась через несколько минут и принесла не только таз с горячей водой, но еще кувшин с вином и кубок.

— Выпей. Это снимет неприятные ощущения, — сказала Джудит, наполняя кубок, — а я пока приготовлю все для отмачивания.

— Ты полагаешь, я настолько изнежен, что не в состоянии вытерпеть даже самую легкую боль? — спросил он с раздражением, ставя кубок на стол и даже не пригубив. — Но я давно уже не ребенок, миледи.

— Разумеется, нет, — ответила Джудит, высыпая немного сухой травы в таз с кипятком. — Не хочешь — не пей. Но помни, когда я начну работать, твое дело — сидеть тихо и резких движений не совершать.

Это было легче сказать, чем сделать. Когда поверх старых бинтов Джудит наложила смоченные горячей водой тряпки, Робу показалось, что ему в рану налили расплавленный металл. Чтобы отвлечься от пульсирующей боли в ноге, он стал наблюдать за тем, что делает Джудит.

Ее лоб пересекала едва заметная морщинка, а кожа была белой и нежной, как взбитые сливки. На щеках проступал нежный румянец, а губы были пухлые и алые. Длинные темные ресницы, оттеняя белизну щек, бросали на них легкую голубоватую тень. В отличие от большинства здешних женщин она не носила ни шапочки, ни чепчика, но заплетала волосы в косы, которые потом с большим искусством укладывала вокруг головы и стягивала бечевкой. В который уже раз он подумал, что шелковое платье и алмазная диадема подошли бы ей куда больше, нежели простое полотняное платье и шерстяная накидка, которые здесь носили жены небогатых арендаторов. Ему нравилось, как грациозно она поворачивала голову и как ловко и споро действовала своими длинными изящными пальцами.

— Сейчас будет больно, — пробормотала она и, прежде чем он успел как-то отреагировать на ее слова, одним быстрым движением сорвала старую повязку с его раны. Боль опалила его как огнем.

Роб подумал, что эта женщина вовсе не такая уж мягкая и нежная, как ему казалось, и одарил ее не слишком ласковым взглядом.

— Ты говорила, что повязку отдирать нельзя.

— Когда отмочишь, можно. Только не дергать. Нужно, чтобы рана вскрылась и вся дурная кровь из нее вышла. Выпей вина — и тебе сразу станет легче.

На этот раз он с ней спорить не стал. С новой силой задул ветер. Болтавшийся на петлях ставень с громким стуком соприкоснулся с оконной рамой. Гроза была уже совсем близко, и из нависавших над замком свинцовых туч вырвались огненные стрелы молний, а через мгновение грянул гром. Воздух был влажный, пахло мокрой землей и травой. Когда вдова обрабатывала его рану, Роб испытывал странное беспокойство. Боль напомнила Робу, как близко от его мужского естества прошло острие ранившего его копья. Пройди оно дюймом выше, и он, вполне возможно, перестал бы быть мужчиной. Все его чувства были напряжены до предела, чему в немалой степени способствовали осторожные прикосновения пальцев вдовы к ране и воспаленной коже вокруг нее, пряный запах трав, завывание ветра, вспышки молнии и отдаленный рокот грома за окном. Особенно возбуждение, не только нервное, но и чувственное, давало о себе знать, когда женщина, склоняясь над ним, открывала его взгляду свои золотистые волосы на затылке и белую шею. Отхлебнув вина, Роб попытался отвлечься от этого зрелища и перевести мысли на другое — на войну, к примеру, но ничего не получилось. Вдова Линдсей была слишком близко от него и слишком сильно волновала воображение. Поэтому он снова вернулся мыслями к тому вечеру, когда она, бесстыдно скинув с себя платье, пыталась его соблазнить. Интересно, что было бы, думал Роб, если бы он тогда ее взял? Продолжалась бы их связь или вдова, уступив раз, потом отвергла бы его? Больше всего Роба злило, что эта женщина, такая красивая, умная и утонченная, предлагала ему себя как заправская шлюха. Именно поэтому он и не овладел ею, хотя желал до безумия. Теперь он уже сомневался в том, что правильно поступил, поскольку его влекло к этой женщине с каждым днем все сильнее. Хлынул дождь, в комнате стало темно и сумрачно, хотя время только приближалось к полудню. Горевшая в стенной нише тусклая масляная лампочка угрожающе замигала, как бы давая понять, что горючее в ней подходит к концу и она скоро потухнет. Джудит подняла голову.

— Стало совсем темно. А мне нужен свет.

Не сводя с нее глаз, Роб проследил за тем, как она, поднявшись с колен, подошла к лампе, заправила ее рыбьим жиром и, перенеся на стол, зажгла фитилек. Сразу стало светлее и как-то просторнее. Огонек лампы так соблазнительно высветил ее волосы, что Роб с трудом поборол искушение коснуться золотистых прядей. Сжав в руке кубок, он снова глотнул вина. На этот раз как успокаивающее, а не обезболивающее средство. Но это ему не помогло. Несмотря на боль и проникавший в окно пронизывающий ветер, от прикосновений вдовы его бросило в жар, и он ощутил внизу живота напряжение. Без сомнения, он страстно ее желал, независимо от ее положения в замке, от того неоспоримого факта, что он являлся ее тюремщиком и в определенном смысле врагом. Теперь ни его, ни ее статус не имели для него никакого значения. Он помнил только, как смело она себя вела, отстаивая свое стремление остаться с ребенком и ухаживать за ним, и это еще больше распаляло его чувственность. Ему неожиданно пришло на ум, что он, бросив в зале вызов отцу, действовал вовсе не в своих интересах и не в интересах клана Кэмпбелл, как он пытался это всем доказать, а исключительно в интересах вдовы, и это открытие его поразило. В то же время, не отдавая себе в том отчета, он отстаивал и свои интересы, поскольку, обеспечив вдове безопасность и определенную свободу, получал возможность чаще ее видеть и с ней общаться…

— Приподними-ка ногу, сэр, — сказала Джудит и, наложив на рану смоченную лечебным настоем тряпочку, стала бинтовать ногу чистыми льняными бинтами. Закончив, подняла на него глаза и, вытирая куском полотна руки, с удовлетворением добавила: — Ну вот. Теперь заживление пойдет быстрее. Рана, как я и думала, загноилась, так что повязки придется менять каждый день. Если хочешь, я научу Фергала и повязки тебе менять будет он. Роб посмотрел на нее поверх края кубка.