— С тем, кто допустил в хлев это чудовище, я потом поговорю, — хрипло сказал он, — ну а пока мне необходимо осмотреть то единственное живое существо, у которого хватило мужества ему противостоять.

С этими словами Роб направился к Цезарю, который успел уже подняться на ноги и, вывалив изо рта длинный розовый язык, тяжело дышал, раздувая бока и дрожа всем телом. Когда хозяин присел рядом с ним на корточки, пес тихонько заскулил, как бы жалуясь на полученные им в бою раны.

— Мой старый, добрый пес, — проговорил Роб, ласково гладя собаку по голове. — Ты, как всегда, исполнил свой долг до конца, а это редкость даже среди людей.

Услышав эти слова, Джудит вышла из охватившего ее ступора и, оттолкнувшись от стены амбара, подошла к молодому лэрду и его собаке.

— Я знаю, как врачевать раны, — сказала она, и Гленлион медленно повернул голову в ее сторону. — Моя мать отлично разбиралась в лечебных бальзамах и травах, и я переняла у нее это знание. Раны у собаки поверхностные, а значит, неопасные. Тем не менее, чтобы они не воспалились, их нужно побыстрее обработать.

С минуту поразмышляв, Роб кивнул.

— Я очень люблю это животное, и если тебе, леди Линдсей, удастся его вылечить, буду безмерно благодарен.

— На мою помощь может рассчитывать всякое живое существо, которое отважилось рискнуть жизнью, чтобы защитить Мейри. Так что вели отнести животное на кухню, сэр. А я пока подберу нужные травы.

Исследуя кухню, Джудит обнаружила в коробах и в кладовках корзиночки и глиняные горшочки со всевозможными лечебными травами, оставшимися от прежних времен. Нынче ими никто не пользовался: жаждавшие исцеления от ран и болезней ходили в деревню к старой Мэгги. Гленлион собственноручно отнес Цезаря на кухню, прижимая его к груди как ребенка. За ним последовали Мейри и Том, прихватив с собой пучки соломы, чтобы поудобнее устроить раненую собаку около очага. Для начала Джудит, намочив в старом вине чистую тряпочку, промыла собаке раны, потом приложила к ним примочки из целебных трав, облегчавших боль и снимавших жар и воспаление. Занимаясь врачеванием, Джудит объясняла, что делает.

— Это алзина, — говорила она, приготовляя густой зеленый настой из сушеной травы. — Снимает воспаление, заживляет раны. — Собака вела себя тихо, словно понимала, что все делается ради ее блага. Бинтуя псу раны, Джудит обратилась к Гленлиону за помощью: — Возьми эту полоску льна, сэр, и держи, понемногу отпуская, пока я буду прибинтовывать примочки.

Гленлион сделал все, как сказала Джудит. При этом лицо у него болезненно морщилось, будто это его лечили, а не собаку. Джудит действовала ловко и споро: она не раз помогала матери врачевать раны Уэйкфилдов, когда те возвращались с поля боя, и преуспела в этом.

— Скажи, пес выживет? — спросил Роб, когда собака после всех манипуляций задремала. Джудит подняла на него глаза и поразилась, увидев в его взгляде не только озабоченность, но глубокую печаль и тревогу. Помолчав, Роб добавил: — Мне тоже приходилось иметь дело с ранами, но у людей,

— Думаю, Цезарь еще поживет. Он крепкий парень. Такой же, как и его хозяин, — ответила она.

На губах Гленлиона появилась благодарная улыбка. Несомненно, он понял и оценил по достоинству ее стремление облегчить его душевную боль.

— Он заслуживает заботы и ухода. Не то что его хозяин. — Прежде чем Джудит успела что-то сказать, он поднялся с корточек и спокойным, лишенным каких-либо эмоций голосом произнес: — Делай все, что сочтешь нужным, но вылечи его. Никто не сравнится с этим псом в смелости и отваге.

Джудит тоже поднялась и стала вытирать руки.

— Это не совсем так, сэр. Ведь убил кабана и спас детей ты.

— Никого не пришлось бы спасать, если бы не преступная беспечность и трусость тех, кто работал в хлеву.

— Значит ли это, что ты собираешься наказать своих слуг за то, что они испугались? — с удивлением спросила она.

— Нет. Я собираюсь наказать мужчин из своего клана за то, что они пренебрегли своим долгом. Ведь именно это едва не привело к смерти двух ни в чем не повинных детей и старой заслуженной гончей. Я не потерплю подобного пренебрежения своими обязанностями ни со стороны своих людей, ни со стороны людей лэрда Лохви.

— Ты суровый и бескомпромиссный, сэр Роберт Кэмпбелл Гленлион.

Он посмотрел на нее в упор. Игравшие у него на лице легкие, розовые отсветы пламени придавали его чертам обманчивую, несвойственную им мягкость. Но твердая линия рта говорила о жесткости и непреклонности его характера.

— Да, когда это необходимо.

Эти слова прозвучали для нее как предупреждение.

Сидя в кресле спиной к очагу, Ангус поднес к губам очередной стаканчик виски. Рядом суетился старый Фергал, старавшийся изо всех сил ободрить и ублажить хозяина.

— Тебе необходимо поесть, — сказал Фергал, ставя перед хозяином блюдо жареной свинины с зеленым горошком. — Попробуй — это вкусно.

Ангус не обращал на него внимания, устремив взгляд в пространство. Сидевший в тени на противоположном конце стола Роб время от времени поглядывал на отца сквозь опущенные ресницы, небрежно поигрывая тростью, которой пользовался, когда из-за погоды рана в ноге снова давала о себе знать. Все утро он выслушивал жалобы крестьян и арендаторов — иными словами, исполнял обязанности отца, которые тот по причине беспробудного пьянства был не в состояния выполнять.

— Если это и впрямь вкусно, — пробормотал наконец Ангус, проводя рукой по рыжим с сединой волосам, — значит, старая Мэгги померла. Она никогда не была хорошей кухаркой.

— Напротив, она здравствует, — с улыбкой возразил Фергал, радуясь, что хозяин вышел из ступора. — Но ты все-таки поешь. Клянусь, тебе понравится.

Ангус пододвинул к себе блюдо со свининой и погрузил пальцы в густую, сдобренную специями подливку. Прожевав кусок мяса, заев его горошком и бросив в рот кусочек пресной лепешки, которую предварительно обмакнул в соус, Ангус удивленно приподнял свои рыжие кустистые брови.

— Кабанятина, зеленый горошек, свежий хлеб… Похоже, старая карга сегодня славно потрудилась.

Фергал подождал, пока Ангус не съест все до крошки, и сказал:

— Старая Мэгги теперь на кухню и носа не кажет. Для всех нас это истинное благословение.

— Пожалуй, что так, — покачал головой Ангус, вытирая жирные губы ладонью. — Но кто в таком случае ее заменил?

Роб, зная, что Фергал сейчас выдаст его маленький секрет, невольно напрягся.

— Пленная саксонка. Гленлион назначил ее на кухне главной.

— Гленлион? — Ангус поднял голову и неласково посмотрел на Роба своими покрасневшими от пьянства и недосыпа глазами. — Он что, стал уже лэрдом Лохви? Почему мне никто не сказал о переменах на кухне?

Роб поднялся с места и вышел из тени.

— У Гленлиона не было бы необходимости входить в хозяйственные дела, если бы ими занимался лэрд Лохви.

Эти слова разозлили Ангуса еще больше.

— Так это правда? Ты распоряжаешься здесь как полноправный хозяин? Тело твоего старшего брата еще не остыло в земле, а ты уже примеряешь его сапоги…

Гнев пронзил Роба подобно удару клинка. Подойдя к отцу, он оперся кулаками о столешницу и посмотрел на него в упор.

— Не смей перекладывать вину за смерть братьев на меня! Предупреждаю, подобных обвинений в свой адрес я больше не потерплю.

— Надо же — он не потерпит! — взревел Ангус, отталкивая Фергала и поднимаясь из-за стола. — Да кто ты такой? Господь свидетель, у тебя здесь нет никаких прав!

— Значит, ты готов доверить заботу о замке кому-нибудь из слуг? Отлично. Пусть теперь Фергал выслушивает жалобы крестьян и занимается кухней. Я же с радостью уеду отсюда в Гленлион.

— Езжай — и чтоб тебя черти взяли!

Послышался отдаленный раскат грома. Надвигалась гроза. Будто природа решила внести свою лепту в семейную бурю, готовую вот-вот разразиться.

В этот момент в большой зал замка вошла вдова Линдсей. Увидев се, Ангус всем телом повернулся в ее сторону. В этот момент он был подобен раненому быку, которому все равно на кого нападать.