В груди Нилла заныло. С таким же успехом слова Конна могли относиться и к нему самому.

– Жаль, что его нет в замке. Я был бы рад его увидеть.

Конн пожал плечами:

– Боюсь, он вернется слишком быстро и нашему покою придет конец. И шустрый же парнишка! Не то что мой сын. Того, похоже, только за смертью посылать.

В эту минуту за его плечом вырос Магнус, держа полный до краев кубок. Конн метнул в сторону сына уничтожающий взгляд.

– Я не привык выполнять обязанности слуг, – неожиданно беззлобно проворчал Магнус, с неудовольствием оглядывая влажное пятно, отчетливо выделявшееся на его тунике.

– Придется привыкать! С этого дня, сынок, твой долг – служить Ниллу и выполнять его приказы! – угрюмо осклабился Конн. – Удовлетворять все его желания – вот что станет главной твоей обязанностью!

Тан грубо вырвал кубок из рук Магнуса. Вино выплеснулось через край и потекло по пальцам Конна. Подняв кубок, он пригубил его и тут же отставил в сторону. Отерев мокрые усы, Конн передал кубок Ниллу и улыбнулся:

– Ну-ка отведай и скажи мне, мой приемный сын: правда ли, что вино, которое пьет наследник, по вкусу отличается от того, что предназначено простому воину?

В первую минуту Ниллу хотелось отказаться. Он так устал, что не хотел ничего, кроме покоя. Он сильно изменился за последнее время, и все же насмешки и оскорбления сыновей Конна до сих пор бесили его. Выведенный из себя их презрительными взглядами, Нилл ответил им так, как только и можно было ответить: подняв кубок, он одним духом осушил его.

Глаза Конна вспыхнули ликованием, и Нилл невольно удивился: что он такого сделал, чтобы так обрадовать верховного тана? Может быть, Конну пришлось по душе его высокомерие по отношению к вечно надутым и злобным собственным сыновьям?

– Ты принес мне немало радости в те годы, что провел здесь, со мной, – проговорил Конн. – Я гордился тобой, как отец. Именно поэтому мне так горько разочаровывать тебя, сын мой. Отказать тебе в просьбе, причем в тот самый день, когда барды наперебой воспевают твои героические подвиги! Может быть, ты попросишь меня о чем-то еще, Нилл? Только скажи – и я с радостью выполню любую твою просьбу!

Нилл внимательно вглядывался в знакомое с детства лицо – умные, проницательные глаза, нос, похожий на клюв хищной птицы, пышные усы, подчеркивающие твердую линию рта. И улыбка – та самая улыбка, которая, как ему казалось, очерчивала вокруг них с Конном магический круг, отделяя обоих от всего остального мира.

Внезапно ему стало грустно, будто это последнее испытание каким-то образом разорвало доверие, связывавшее их. Было время, когда он безотчетно сопротивлялся очарованию этой улыбки. Тогда он был еще мальчишкой, угрюмым волчонком, не доверявшим никому, но в лучах улыбки тана враждебность его постепенно таяла. И странное, теплое чувство наполнило его душу; впрочем, может быть, в этом было виновато старое вино, поднесенное ему Магнусом.

Звук собственного голоса пробудил его от задумчивости.

– Что ж, есть еще одна награда, о которой я мечтаю.

Господи, да он, никак, сошел с ума! Безумный страх вдруг захлестнул его – страх, что кто-нибудь заметит, как он растерялся, когда слова эти против воли сорвались с языка. Что за идиот – едва не проболтался о своей любви!

И все же не разумнее было бы признаться перед всеми прямо сейчас, что они с Кэтлин любят друг друга, чем терпеливо ждать, пока этот осел – старший сынок Конна – прикажет глашатаям объявить о своей помолвке с дочерью Финтана? Надменному Магнусу придется публично стерпеть пощечину, да к тому же от того, кого он люто ненавидит много лет. Тогда можно будет не сомневаться – Магнус продаст душу дьяволу, лишь бы отомстить.

Конн с размаху хлопнул его по плечу.

– Славное имя, ради которого ты сражался и проливал кровь столько долгих лет, теперь твое по праву, – громогласно объявил он. – Имя, которого достоин воин, что в один прекрасный день займет подобающее ему место в чертогах Тир Нан Ога!

Нилл рассеянно потер ладонью лоб, стараясь привести в порядок разбегавшиеся мысли, но усталость и перенапряжение последних дней взяли свое. В голове у него затуманилось, но одно он помнил: лгать и скрывать свои мысли он больше не намерен.

– Мне не нужно новое имя, – признался он.

Конн в изумлении уставился на него:

– Как это? Ведь ты проливал кровь, чтобы смыть ею позорное пятно, оставленное на нем предателем!

Щеки Нилла полыхнули огнем. Опустив глаза, он мельком глянул на рукоятку меча, поблескивающую у него на поясе, и в горле у него встал комок. Где-то в самой глубине его души таился страх, что этот миг наконец настанет. И вот он пришел. Сейчас он смертельно оскорбит человека, когда-то бывшего единственным его защитником.

Нилл невольно опустил глаза, ничуть не сомневаясь, что тан никогда не поймет, что им движет сейчас, как бы он ни старался объяснить.

– Никакое имя не в силах изменить то, что я был и остаюсь сыном Ронана из Дэйра, – медленно произнес он. – Его кровь текла и течет в моих жилах. Я унаследовал его черты, так же как и твои сыновья похожи на тебя.

– Но это не одно и то же! – Губы Конна презрительно скривились. – Ты носишь имя предателя и убийцы! И я избавлю тебя от этой позорной ноши!

– С тех пор миновало немало лет. И теперь это мое имя. Только мое, и ничье больше! – То имя, под которым узнала его Кэтлин, а потом и полюбила, несмотря ни на что! Разве можно объяснить словами, что это имя, произнесенное ее нежным голосом, до сих пор сладчайшей музыкой звучит в его ушах?

– Преемник верховного тана – с именем, на котором лежит позорное пятно?! – опешил Конн, явно не веря собственным ушам. – Кто пойдет за этим человеком? Об этом ты подумал?

Храбрая дочь Финтана с нежным благородным сердцем, хотелось крикнуть ему в ответ. Фиона с ее пылким, бесстрашным нравом и непоколебимой верностью. Аниера, которая всегда любила его, как может любить только мать. Только те, кого он любит и кто любит его.

У Нилла вдруг зазвенело в ушах. Он по привычке расправил широкие плечи, собираясь сказать Конну правду, поскольку знал, что этот человек всегда требовал честности, и в первую очередь от приемного сына.

– Я и не прошу никого следовать за мной! У меня и мысли никогда не было сделаться верховным таном!

Конн откинулся назад, будто Нилл с размаху ударил его по лицу.

– Кто же не хочет стать верховным таном?! – вознегодовал Конн. – Кто не мечтает о власти, о возможности править другими?

Но Нилл мечтал властвовать лишь над бычками, которых в будущем принесет плодовитая Боанн, кое-как справляться с неприятностями – о том, чтобы их было достаточно, позаботится неугомонная Фиона – и надеяться на то, что мать в один прекрасный день очнется от волшебного сна. А владеть он хотел только одним – сердцем Кэтлин! Но что-то удерживало его от того, чтобы крикнуть об этом во всеуслышание, – будто тайный голос нашептывал ему, что тем самым он навлечет еще большую опасность на голову Кэтлин.

Но разве она сейчас не в опасности? Разве Конн не пообещал отдать ее в жены Магнусу? Страшно было подумать, на что решится старший сын тана, обнаружив, что его ограбили, похитив не только наследство отца, которое он привык считать своим, но и обещанную ему дочь легендарного Финтана.

Нилл невидящим взором смотрел, как Конн сжал ему руку.

– А ты не подумал о том, как я буду выглядеть в балладах бардов, если нарушу данное тебе слово? – сурово спросил тан. – Мое имя будет опозорено в веках! Нет, раз я объявил тебя своим преемником, им ты и останешься!

Глаза его встретились с глазами Нилла, и тот внезапно заметил вспыхнувший во взгляде Конна гнев. Он чувствовал, каких невероятных усилий стоило Конну подавить его.

– Я понимаю – тебе пришлось немало пережить с того дня, как ты покинул Гленфлуирс. Ты выглядишь усталым, сын мой. Иди к себе. Мы поговорим обо всем завтра, когда ты отдохнешь.

– Бард… – заплетающимся языком запротестовал Нилл, – я не могу так поступить с ним. И не хочу, чтобы тебе было стыдно за меня!