Аниера воткнула в волосы Кэтлин букетик белых цветов, потом повернулась и с улыбкой пошла к ручью. С отчаянно бьющимся сердцем Кэтлин проводила ее взглядом. «Ронан объяснил мне это прошлой ночью». Краткий проблеск сознания оказался, увы, не больше чем иллюзией, и теперь несчастная женщина, затерявшись в мире грез, казалась еще более одинокой, чем раньше.

Кэтлин подумала, что у нее появился шанс хоть как-то вознаградить человека, пожертвовавшего для нее всем. Она постарается, чтобы этот гордый одинокий воин понял, как это чудесно, когда есть человек, который с нетерпением ждет твоего возвращения.

Кэтлин разбрасывала издававшие сладковатый медвяный запах пучки вереска по свежевымытому полу. Немного погодя в зале уже царил запах луга, где они с Ниллом впервые познали чудо любви.

Она оставила Аниеру мечтать на поляне среди цветов. Глаза пожилой женщины были безмятежны, что бывало нечасто, но цветы приводили ее в детский восторг.

В последнее время Фиона пропадала где-то до самой ночи, а Кэтлин во время ее таинственных отлучек тряслась от страха за нее. Просьбы быть поосторожнее в лучшем случае натыкались на презрительное фырканье. Порой Фиона снисходила до того, чтобы напомнить докучливой опекунше, что бродит в окрестностях замка с тех пор, как научилась ходить, и не собирается менять свои привычки.

На душе Кэтлин было тревожно. Какой-то тайный огонь, горевший в глазах Фионы, не давал ей покоя, и неприятности не заставили себя ждать.

В то утро на рассвете, сразу после того, как Нилл незаметно ушел из ее комнаты, Кэтлин спустилась вниз разбудить Фиону и обнаружила, что девушка уже исчезла. Точнее, она и не ложилась. Промучившись в сомнениях до той минуты, когда Нилл, как обычно, оседлал коня, чтобы уехать до вечера, Кэтлин так ничего и не решила. Дважды она уже открывала рот, чтобы рассказать Ниллу об исчезновении сестры, и каждый раз останавливалась. Сообщение об очередной выходке Фионы заставило бы Нилла мучиться от страха за сестру, пока шальная девчонка не объявится, а та сцена, которая неизбежно последует за ее возвращением, наверняка еще больше отдалит их друг от друга.

Заставив себя успокоиться, Кэтлин решила приняться за дела, гадая про себя, в какие неприятности могла вляпаться эта невозможная девчонка.

В конце концов Фиона все-таки вернулась домой, но ее появление нисколько не разрядило царившую в замке атмосферу надвигающейся беды. Девушка фыркала и огрызалась, точно кошка, защищающая котят.

Кто-то должен был подготовить Аниеру к мысли о том, что, несмотря на все усилия, предпринимаемые Ниллом, скорый отъезд из замка неизбежен. Кэтлин постоянно помнила об этом. Более того, опасность могла выгнать их из Дэйра в любую минуту. Что тогда будет с Аниерой, оставалось только гадать. Кэтлин попыталась представить себе, каким горем это обернется для несчастной женщины, и сердце ее заныло. Увидев Аниеру сегодня среди цветов, такую безмятежно-счастливую, она ясно поняла, что отъезд может разрушить последнюю надежду на то, что рассудок когда-нибудь вернется к матери Нилла.

На щеках Аниеры почти всегда играл слабый румянец, и глаза не казались больше тусклыми, как мутное стекло. Но что самое удивительное – порой Кэтлин замечала в них едва уловимый проблеск сознания, будто Аниера пыталась разрушить преграду, отделявшую ее от реальности. Выдержит ли ее рассудок, если действительность со всей беспощадностью обрушится на нее – предательство любимого мужа и его бесславный конец, вечное бунтарство совершенно одичавшей дочери и ее ненависть к единственному брату? Не разорвется ли материнское сердце, когда Аниера узнает о том, сколько пришлось выстрадать Ниллу?

Бросив последнюю охапку вереска в дальний угол зала, Кэтлин подумала, не сделала ли она глупость, когда решила привести в порядок замок Дэйр.

Вдруг за ее спиной с оглушительным грохотом распахнулась дверь и Фиона вихрем влетела в зал. Волосы ее растрепались, глаза сверкали. От неожиданности Кэтлин уронила корзинку.

– Кэтлин, сейчас сюда явится один человек! – задыхаясь, крикнула Фиона, захлопнув дверь. – Не вздумай сказать ему, что прошлую ночь я не ночевала дома!

Вздрогнув, Кэтлин бросила встревоженный взгляд в сторону двери.

– Ну не могу же я ему ничего не сказать, верно? К тому же Нилл вечно твердит, чтобы я никому не показывалась на глаза. Возможно, воины Конна уже рыщут в округе.

Раздавшийся в эту минуту оглушительный грохот заставил обеих девушек подпрыгнуть. Казалось, затряслись даже каменные стены.

– А ну открывай, маленькая воровка! – проревел хриплый мужской голос.

Кэтлин бросила взгляд на Фиону:

– Что ты натворила?!

Девушка пригладила огненно-рыжие кудри.

– Это мое дело!

Чьи-то кулаки снова с грохотом застучали в ветхие ворота.

– Не заставляй меня разнести тут все на кусочки, девчонка! Какого дьявола ты украла мою корову?

Бросившись к Фионе, Кэтлин схватила ее за плечи и так встряхнула, что у той стукнули зубы.

– Фиона, – задыхаясь, прошептала Кэтлин, – ради всего святого, только не говори мне, что ты украла…

– Ага! И ничуть об этом не жалею! Не переживай! Сейчас я избавлюсь от этого олуха!

Быстро оглядевшись, Фиона подобрала пару крошечных веточек вереска и с нарочитой небрежностью воткнула их себе в волосы. Повесив на руку корзинку, она неторопливо направилась к двери. А Кэтлин комочком сжалась в самом дальнем углу зала, укрывшись за массивным сундуком.

– Хочешь совсем меня оглушить, Гормли? – возмутилась Фиона, отпирая тяжелые ворота.

Личность, появившаяся на пороге, вызвала у Кэтлин дрожь омерзения. Неряшливо одетый, с грубым наглым лицом и глубоко посаженными злобными глазками, этот мужчина смахивал на кабана, от которого когда-то чудом спаслась Кэтлин. Жесткая щетина нависала над низким скошенным лбом.

– Оглушить?! Клянусь честью, девчонка, я добьюсь, чтобы тебе за воровство отрубили руку! Моя корова! И к тому же та самая, что всегда приносила двойню!

Желудок Кэтлин от страха свело судорогой. Но Фиона невозмутимо поставила корзинку на пол и ладонью смахнула воображаемый пот со лба.

– А я слышала, что проклятую скотину попросту сглазили. Может, сама Туата де Данаан решила забрать ее к себе, как ты думаешь?

И без того разъяренное лицо Гормли побагровело еще больше.

– Что-то я не слышал, чтобы феи оставляли в грязи следы, да еще в точности такого размера, как у тебя! Кроме того, жена видела, как накануне ты весь день слонялась возле моего дома!

– По-твоему, весь этот вереск сам появился у нас в замке, да? – не выказывая ни малейших признаков страха, насмешливо фыркнула Фиона. – А что до твоей жены, так она, держу пари, тебя самого не отличит от коровы! Впрочем, если подумать, может, оно и к лучшему – если любоваться твоей рожей каждый день, так поневоле захочешь ослепнуть!

– Не смей зубоскалить, паршивка! В округе еще не забыли ни твоего отца, ни того, что он натворил! И тут немало таких, как я, которые запляшут от радости, когда его отродье уберется из наших мест навсегда!

– Может быть, тут и есть такие, кто ненавидит мою семью, – отбросив с лица огненно-рыжие кудри, бросила Фиона, – но все равно тебе потребуются доказательства, Гормли, а их у тебя нет!

Кэтлин невольно подумала, сколько же раз за эти годы ей, почти ребенку, приходилось противостоять грубым и жестоким людям, не имея для защиты ничего, кроме хитрости и ума.

У девушки был такой невинный вид, что Кэтлин готова была поклясться, что возвела на нее напраслину. То же самое скорее всего подумал и Гормли. Вне всякого сомнения, и на этот раз проделка сошла бы ей с рук, если бы по несчастной случайности раздавшееся в эту минуту откуда-то из глубины замка оглушительное мычание не заставило всех участников этой сцены вздрогнуть.

Ужас сковал Кэтлин по рукам и ногам.

– Вот она! – взревел Гормли. – Это моя Боанн! Ну, я заставлю тебя заплатить за все неприятности, что ты мне доставила, негодяйка!