— Семь, — сказал Ави и, подумав, добавил, — Вечера.

— А где это мы?

— Посреди небытия. Кто такой Джимми?

— Парень, с которым я живу.

— Сутенер?

— Да, — ответила она, помедлив. — Мой сутенер.

— Он не разрешает тебе спать дома?

— Я с ног падала. Я работаю в Тоннеле. Думала — посплю, а потом еще поработаю.

Работа в Тоннеле была популярна среди уличных проституток несколько лет назад. Брали клиента, следующего на машине в Нью Джерзи, делали ему по дороге минет, получали деньги, выскакивали на нью-джерзийской стороне, и снова искали клиента — следующего в Нью-Йорк. Постоянные полицейские облавы оттеснили проституток от въезда в Тоннель. Некоторые все еще пользовались этим способом заработка, но клиентов им приходилось ловить только в Нью Джерзи, и в стороне от главных шоссе — в трущобах, в грязных улицах, тоже ведущих к Тоннелю.

— Так, — сказал Ави. — Вылезай.

— Хочешь минет?

— Нет, я не хочу минет, — Ави чуть не рассмеялся. Ей все-таки следовало бы на себя посмотреть. — Вылезай и уходи.

— А мы далеко от Джерзи Сити?

— Не знаю. Несколько миль, наверное.

— У меня ноги болят очень.

— Слушай, сука, это тебе не такси, и я не владелец благотворительной компании, занимающейся уходом за потерявшимися склизкими проститутками. Я спешу. У тебя есть выбор. Ты выходишь и идешь, или я сворачиваю тебе шею и закидываю в канаву. Выбирай.

— Я лучше пойду тогда.

— Вот и хорошо.

— Ты эту машину украл, да?

Он сделал угрожающий жест.

— Хорошо, — сказала она.

Она выбралась и закрыла дверь. Ави оглянулся, чтобы посмотреть на нее, уходящую. Он даже вышел из машины, чтобы посмотреть еще раз. Жалкая какая. Едва одетая — а тут поздний октябрь. Неудобные туфли с абсурдно высокими каблуками. Хромает по пустынной дороге, обхватив себя руками и дрожа — больше ребенок, чем женщина. Жалкая неустроенная девка в жестоком, равнодушном мире. Гадкий утенок.

Он сел в машину и включил скорость. Сжимая зубы, придавил акселератор. В зеркале заднего обзора ее не было видно. Минуту или две он гнал машину вперед, а потом затормозил.

Ее могли подобрать копы. Или какой-нибудь добрый самаритянин, и передать копам. Добрые самаритяне очень изменились за последние две тысячи лет. Это значит — у них будет зацепка. Меня таким образом могут вычислить. Впрочем, это глупости.

Вскоре он признался себе, что он свинья. Он развернул машину и поехал назад по проселочной дороге. Несколько мгновений спустя он проехал мимо нее — она все еще хромала, и выглядела жалко. Круто развернувшись, он нажал на тормоз. Вылез. Она остановилась на каком-то расстоянии от него. Он подошел к ней.

— Ладно, — сказал он. — Давай-ка я довезу тебя до дома.

Она была выше его ростом на дюйм или два, и его это позабавило. Чувства, которые он к ней испытывал, были почти отеческие. Идти она не очень-то могла.

— Обопрись о мое плечо, — сказал он.

Она послушалась. Это простое действие вдруг открыло в ней шлюзы, за которыми все это время плескалось ее горе. Она тут же растеряла всю свою энергию и концентрацию.

— Ноги очень болят! — прохныкала она.

Он посмотрел вниз. Ноги было не различить. Но коленки открытые. Он потрогал коленку. Как лед.

— [непеч. ]! — сказал он с чувством. — Ладно, обними меня за шею рукой. У меня действительно нет на все это времени. Так. Держись.

Он взял ее на руки. Она посмотрела жалобно большими глазами и положила голову ему на плечо, как сделал бы ребенок. Он донес ее до машины. Он заставил ее встать рядом с дверью — колени отказывались ей служить, но каким-то образом она умудрилась не упасть — и открыл переднюю дверь. Подцепив рюкзак, он перебросил его на заднее сидение.

— Залезай.

Она залезла. Ави обошел машину, сел за руль, и включил обогрев, по полу, на всю мощность.

— Снимай туфли, — велел он ей.

Она послушалась, морщась от боли. Он закурил и стал думать, что теперь делать. Высадить ее в Филадельфии? Или у следующей заправки?

— Жрать хочешь? — спросил он.

Она уставилась на него.

— Да.

Он перегнулся через спинку, открыл рюкзак, и дал ей сандвич. Она откусила, потом еще раз, и, быстро, еще раз.

— Помедленнее, — сказал он.

— Ладно, — сказала она, жуя. Совсем как ребенок. Рот вытирает тыльной стороной руки. И снова откусывает — большой такой кусок.

— Сколько тебе лет?

— А что?

— Сколько лет!

— Двадцать три.

Не похоже, подумал Ави. Меньше двадцати, наверное.

— Как тебя на самом деле зовут?

— А зачем тебе знать?

— Как. Тебя. На. Самом. Деле. Зовут!

— Натали.

— Откуда ты?

— Из Огайо.

— Кливленд?

— Нет. Маленький город.

— Почему не уезжаешь обратно?

— Не могу.

— Прости, как?

— Не могу. Все документы у Джимми — свидетельство о рождении, права, все. Я до сих пор должна ему деньги. Я не могу ехать домой без денег. Мне еще год надо на него работать.

— Ты что, одалживала у него?

— Нет.

— Так почему же ты ему должна?

— Это уговор такой. Я должна на него работать два года.

— Отвезти тебя к Джимми?

— Э… Он меня убьет. Я опоздала, и очень мало сегодня заработала. Я не знаю, что делать. Эй, а ты итальянец, да?

— Не разговаривай с полным ртом. Тебе бы хотелось поехать домой в Огайо?

— Не знаю. — Она проглотила, и сказала перед тем, как откусить от сандвича еще раз, — Моя мать обратно меня к себе не возьмет, после всего. Мне там негде больше жить.

Он дал ей еще сандвич.

— Это — единственная проблема? А если бы ты могла снять там себе квартиру?

— Не знаю. А ты хочешь снять мне квартиру, да?

— Слушай… э… Натали… Я уже сказал, у меня на все это нет времени. Вернулась бы ты в Огайо если бы у тебя было достаточно денег снять что-нибудь и прожить месяца два, до тех пор, пока не найдешь работу или пособие или мужа, или что там тебя возбуждает?

— А… Да. Конечно.

— Помимо отсутствия денег, тебя еще что-то останавливает?

— Э…

— Ну?

— Все мои документы у Джимми.

— Понятно. Где живет Джимми?

— Там же где я.

— Это где?

— В Джерзи Сити. 1217 Оук Авеню.

— Частный дом?

— Да. Нас там много.

— Кого это — нас?

— Джимми, двое его друзей, я, и еще пять девушек.

— Ладно, — сказал Ави. — Оук Авеню, принимай гостей.

Он снова развернул машину и придавил акселератор.

Пока они ехали, Натали съела все три сандвича и выпила всю кока-колу и весь кофе. Он предложил ей также газету, но газетой она не заинтересовалась. И не курила. Она была настроена очень против курения. Курение губит здоровье. Оук Авеню была узкая улица с облупившимися, плохо спроектированными домами-сараями по обеим сторонам. Асфальт был почти полностью скрыт толстым слоем несортированного мусора, старого и нового. Дом номер 1217 ничем не отличался от других домов на улице.

— Не хочу заходить, — сказала Натали. — Отвези меня куда-нибудь в другое место.

— Вылезай, — сказал Ави, глуша мотор и выходя из машины. — Надень свои дурацкие туфли и вылезай.

Морщась и скуля она надела туфли. Кусая себя за указательный палец, чтобы оттенить боль в ногах, она вылезла наружу и посмотрела робко на Ави.

— Я зайду с тобой, — сказал он.

Она закатила глаза.

— Я думал, ты хочешь домой. Типа, действительно домой. Нет?

— Шшш, — сказала она. — Джимми услышит.

— Так ты хочешь домой или нет?

Она сказала что-то, хныча, неразборчивое. Он решил, что она говорит да.

— Тогда делай, что тебе говорят.

— Не нравится мне это.

Он пожал плечами, схватил ее за локоть и потащил к двери. Она не очень сопротивлялась. Ноги болели страшно. Ави надавил кнопку звонка и отошел в сторону, чтобы его не разглядели в глазок. Вскоре послышались шаги. Кто-то глянул, увидел Натали, и крякнул.

— Все в порядке, — крикнул он низким голосом, в глубину дома. — Сука просто припозднилась, вот и все.