Каждый год Фестиваль нанимает сто музыкантов, которые рассредотачиваются по парку и играют Штрауса, Кальмана, Легара, Ланнера, Верди и Чайковского. Император отличается от других концертных залов тем, что платит дань наследию Моцарта. Один пианист, одетый под Моцарта, ответственен за развлечения в Императоре во время Фестиваля. По уговору, из восьми часов игры, четыре часа посвящены фортепианным опусам Моцарта.

Ави Финкелстайн прибыл в Дюссельдорф на поезде и автобусе, а остальные пять миль до Фестиваля прошел пешком.

Фестиваль его потряс.

За двадцать шесть лет жизни Ави никогда раньше не попадал в толпу, состоящую из такого количества экзотически одетого народу, не видел столько счастливых улыбок сразу, не слышал столько живой музыки. Он перекусил в одной из «таверн»: сочное мясо на вертеле, кудрявая картошка. Это было великолепно! Он выпил пива. К его удивлению, пиво тоже было выше всяких похвал.

Все здесь было удивительно. Все эти обычно скучные клерки и пленники ручного труда выглядели как настоящие мужчины — изящные, обходительные, с достоинством. Какие костюмы! За небольшую сумму можно было взять напрокат костюм в одном из магазинчиков — камзолы восемнадцатого века, пальто, обувь, чулки, парики, шпаги! Мужчины разгуливали во всем этом с тщеславными улыбками… А женщины! Веселые, счастливые! Светские! Женственные! В корсетах, шелках и бархате! А кружева! А шнурки! Стройные были, каждая, квинтэссенциями изящества; полные излучали сексуальную притягательность; самые молодые были игривы и смешливы.

Выбор костюмов не ограничивался венским восемнадцатым столетием. Помимо обычных для той эпохи ботинок с пряжками и лентами наличествовали охотничьи сапоги до колен, более или менее Эдвардианского Периода; деревянные башмаки; мушкетерские ботфорты со шпорами; ковбойские сапоги, конца девятнадцатого века, тоже со шпорами. Часть присутствующих предпочитала фасоны более ранних эпох; присутствовали средневековые рыцари с бредсвердами у бедер. У женщин, помимо кринолинов, были цыганские юбки, фронтиерные юбки, и кожаные штаны. Все основные исторические восстания и неувязки были представлены так или иначе, с большим количеством людей, одетых под Джефферсона, Кромвелла, Робеспьера и Гарибальди — по всей территории Фестиваля.

У Ави заняло некоторое время, чтобы вспомнить о цели, которая привела его сюда.

В информационном киоске он взял карту местности и легко нашел на ней концертный зал под названием Император. Он внимательно изучил толпу, чтобы убедиться, что не выделяется. Нет — кругом было полно людей в обычной одежде. Самые робкие. Смешные. Для целей Ави это подходило.

Он подождет до темна.

Он зашел в Император только один раз, дабы убедиться, что тот, кто ему нужен, там. Ошибиться было невозможно. Черный парень за роялем, в седом парике, голубом камзоле, в чулках и башмаках с пряжками — действительно был Юджин Вилье, тот самый, с которым путалась мать Мелиссы. Некоторое время Ави слушал фортепианную игру. Юджин, вроде бы, знал свое дело. Хвала ему. Ави вышел на воздух.

Он посмотрел короткую пьесу Елизаветинского Периода в одном из театров под открытым небом. Не все понял, но понравилось. Он еще немного поел и выпил пива. Затем он решился зайти в один из магазинчиков и, посомневавшись, выбрал себе парик с буклями и черной лентой. Расплатившись и выйдя из магазина, он тут же его надел. Заметив, что две латиноамериканские женщины смотрят на него, он подмигнул им. Они засмеялись. И он тоже засмеялся.

Какое приятное времяпровождение! Он подумал — а почему люди не устраивают такие вот фестивали каждую неделю, например? Он был бы не прочь — ни одного бы не пропускал.

Он посмотрел номер жонглера (обалдеть! класс!). Затем он послушал комика, и нашел его очень смешным. Он завязал разговор с супружеской парой, одетой под Императора Джозефа и сестру его Мари Антуанетт, на одном из мостиков. Он поспорил с толстым черным мужиком среднего возраста, одетым как британский дворянин девятнадцатого века, о достоинствах наблюдения за совокупляющимися лебедями — два лебедя как раз совокуплялись на поверхности озера в этот момент, очень красиво, растопырив крылья и грациозно вытянув шеи. Становилось темно.

Он послушал струнный квартет, исполнявший один вальс Штрауса за другим и внезапно осознал, что музыка, которую он слушает — красивая. Нет. Больше, чем просто красивая. Она что-то задела в нем, внутри, какие-то струны. Он купил у рыжей маловозрастной девицы в костюме крестьянки малосольный огурец и, жуя его, направился обратно к Императору.

Юджин играл Моцарта. Ави доел огурец и приготовился ждать.

Ему нечем было себя занять, и он решил, что попытается послушать и вникнуть.

Пьеса, которую играл Юджин, была Ави неизвестна. В мыслях Ави Моцарт ассоциировался с первыми тактами Сороковой Симфонии (он понятия не имел, что она так называется); с «Маленькой Ночной Серенадой» (тоже не знал); и с «La Donna й Mobile», арией из третьего акта «Риголетто», которая была написана не Моцартом. То, что он слушал сейчас, не было похоже на эти вещи. Опус показался ему грустным и в то же время страшноватым. Чем больше Ави слушал, тем больше чувствовал себя неудобно. Некоторые пассажи были слишком сложны, чтобы сразу их понять и оценить, и он был благодарен, когда один из них, который ему, не то, чтобы понравился, но заинтересовал, повторился почти полностью. Мастерство у пианиста было потрясающее — во всяком случае, Ави так казалось. Парень умеет. Юджин закончил пьесу и начал следующую.

Минуты через четыре Юджин поднялся на ноги. Присутствовавшие стали переговариваться. Ави отодвинулся за фанерную дорическую колонну, выкрашенную в белый цвет. Юджин прошел в нескольких дюймах от него, направляясь к выходу. Ави замер. Нет. Он не мог. Нельзя. Кусая нижнюю губу, он запустил руку в карман и провел пальцами по рукоятке перочинного ножа, который принес с собой. Он последовал за Юджином.

Было темно. Тропинки освещены были прожекторами (поддельные масляные фонари не работали). Если сойти с тропы в окружающий лес, ничего не будет видно дальше нескольких футов. Юджин сошел с тропы. Ави подождал, пока пройдут пять секунд, и тоже сошел с тропы.

Остановившись у дуба, Юджин расстегнул ширинку и начал юринировать. Ави, в десяти шагах от него, позволил глазам привыкнуть к темноте, вытащил нож и открыл его. Кончив [непеч. ], Юджин застегнулся и обернулся. Ави был готов прыгнуть вперед и воткнуть нож в живот Юджина — один раз, второй, третий. Он помедлил. Сжал зубы. И бросился вперед.

Хотел броситься. Не успел.

Крепкая рука схватила его за запястье. Удар в голову заставил его покачнуться. Второй удар свалил его на землю.

— Отпусти [непеч. ] нож, — тихо сказал Джульен. — Отпусти, тебе говорят.

Ави попытался подняться.

— Я сломаю тебе шею, Ави, — сказал Джульен. — Отдай нож!

— Ты, — выдохнул Ави.

— Я. Отдай.

Ави отдал нож.

— Эй, — сказал Юджин дрожащим голосом. — Что происходит?

— Тише, — сказал Джульен. — Ави, тебе не нужно этого делать. Какие бы ни были причины, делать этого не нужно. Нужно бежать. Федералы здесь повсюду.

— [непеч. ], — сказал Ави, поднимаясь в сидячее положение и потирая щеку.

— Можешь сам посмотреть. Только без глупостей. Иди вон к тем кустам и смотри.

Ави поднялся на ноги.

— Нож отдай, мужик.

— Нет. Пойди, посмотри. Как наглядишься, возвращайся сюда, и я скажу тебе, как отсюда выбраться.

Ави повернулся к Юджину, парализованному страхом.

— Счастливый ты, мужик, — сказал он. — Если то, что он говорит, правда, то ты ужасно счастливый, [непеч.]. Я против тебя ничего не имею, так и знай. Ничего личного.

Это, конечно же, меняло дело, не так ли.

Ави потащился к кустам, на которые указал Джульен. Вернулся он почти сразу.

— Ты прав, — сказал он. — Это кто же им настучал. Эй!

— Нет, не я, — сказал Джульен. — Я не знаю, кто. Но если ты все-таки хочешь уходить, у меня есть машина… э… где-то вон там. Найдем. Юджин, иди обратно в зал.