— Вне зависимости от того, кто во что верит… или же… во что их заставляют верить… — сказал Франк, — я говорю вам, как друг, ребята… — он выдержал паузу для пущего эффекта, — ни мои люди, ни я лично никакого отношения к этой истории не имеем. Вообще. Ноль отношения. У нас не было никаких причин. Совсем. Старикан был, конечно же, не подарок, и разногласия у нас с ним были, и еще какие… Но убирать старого питона… Нет. Никогда. Я хотел вам об этом сказать до того, как вы станете делать разные выводы и умозаключения.

Живая Легенда на некоторое время углубился в свои мысли.

— Я никогда в тебе не сомневался, Франк, — сказал он наконец. — Я знал, что это не ты. Видишь ли… я знаю, кто это сделал на самом деле.

Глаза Хелен широко открылись. Франк поднял черные кустистые брови.

— О да, — Живая Легенда произвел серию медленных задумчивых кивков. — Это очень грустная история. Очень, очень грустная. История о непонимании. Недопонимании. Невозможности людей друг друга понять. Что плохо в нынешнем мире — никто ни с кем толком не общается. Никто никого не слушает. Мы тонем в этом океане непонимания. Я предупреждал беднягу Уолша. Дважды предупреждал. Предупреждал дважды. Он не воспринял предупреждения всерьез. Это самое грустное и есть, во всей этой истории.

Заинтригованный, Франк пододвинулся ближе вместе с креслом. Безвольная улыбка играла на губах Хелен.

— Это японцы, — грустно сказал Живая Легенда, уставясь в пространство. — У них были какие-то дела. Они хотели составить с ним соглашение и сбить цену. Он не поддавался на уговоры. Он их ненавидел. Его дядя служил когда-то в Тихом Океане, во время Второй Мировой. Все это просто ужасно. Я пытался ему объяснить, что японцы прошлого и сегодняшние — они, типа, совершенно разные. Разные виды японцев. Я сказал ему, что старые традиции так же прочно забыты в Японии, как и у нас. Он мне не поверил. Он их очень сильно ненавидел. Он отказался от их предложения. И ему отомстили. Такая грустная история — ты себе не представляешь…

Он приложил ладонь ко лбу. Хелен поднялась на ноги, затем присела на корточки у дивана и положила руку на жирное колено Живой Легенды.

— Какие сволочи, — прошептала она.

Короткий всхлип вырвался из горла Живой Легенды. Даже Франка это тронуло.

— Друг мой, — сказал он. — Не отчаивайся. Рано или поздно мы им за все заплатим.

Они тихо выпили, после чего Франк объявил, что должен идти.

— Пока, ребята, — сказал он.

Когда они остались вдвоем,

— Извини, — сказала Хелен. — Мне просто… нужно было тебя видеть. Я пришла, а он на меня просто навалился тут…

— Ничего страшного, — заверил ее Живая Легенда. — Франк — хороший человек. У него есть странности, но они, в основном, никому не вредят.

— Мне нужно сказать тебе что-то важное… Я надеюсь, что никто не… э… подслушивает.

Живая Легенда не подозревал, что номер прослушивается. Хелен тем более не подозревала.

— Конечно нет, — сказал он. — Люди перестали подслушивать мои разговоры очень давно. Им неинтересно. Я просто глупый старик нынче. Говори, не бойся.

— Вот, понимаешь ли… даже не знаю, с чего начать… Муж моей дочери и я… Мы никогда открыто не ссорились, конечно же. И все таки разногласия у нас были, и у меня были причины его ненавидеть… Чего я боюсь — что полиция может… или… как называется это жуткое агентство?…

— Налоговое управление?

— Нет, нет… То есть, эти подлецы конечно же не менее жуткие, чем… Грабят честных людей, отбирают у них последние деньги… Нет. Агентство, которое достанет тебя со дна океана, если им нужно с тобой поговорить.

— Морские пехотинцы?

— Да нет же. Пожалуйста, дорогой… Ты знаешь… Бюро Допрашивания… или чего-то…

— ФБР.

— Точно. Именно. Если они вдруг станут интересоваться… они могут заподозрить, например, что я — я, представляешь? — убила собственного зятя. Понимаешь?

Живая Легенда взял из вазы орех, съел его, и взял еще один.

— А ты его убила?

— Не говори глупости. Ты меня знаешь. Надеюсь. Представь себе — я кого-то пошла и убила… И все-таки, у них могут возникнуть подозрения. В ту ночь я была в городе. Мы разговаривали — Уолш и я. Понимаешь? Они об этом не знают, но могут узнать. Не представляю, какие у них методы, но могут быть отпечатки пальцев… на ручках дверей…

Живая Легенда поразмыслил.

— Ты бывала у него в доме, — заметил он. — Конечно же на ручках отпечатки. Они ведь сами собой не выветриваются.

— Я об этом и говорю. Так что может случиться какая-нибудь глупость… в общем, я в этом ничего не понимаю, но чувствую… как-то… Понимаешь?

Живая Легенда надолго ушел в себя. Затем он взял из вазы еще один орех.

— Так значит, это ты. Ты убила Уолша.

— Что!

— Я так и думал — либо ты, либо японцы. Что ж. Значит — ты.

— Да нет же! — она обхватила голову руками. — Ты что, дурак, что ли, простых вещей не понимаешь!

Он хорошо помнил этот ее жест. Когда они были любовниками, жест этот означал, что он ведет себя как невообразимый, доисторический, ужасающий кретин.

— Ну, извини, — сказал он. — Не мечись так. Это ужасно действует на нервы.

— Посмотри на меня! Неужели я выгляжу как женщина, способная убить? Когда ж ты наконец повзрослеешь!

Она покачала головой. Встав, она схватила бутылку с серебряного подноса и налила в стакан до половины. Пригубила. Живая Легенда съел еще орех.

— Я не желаю ни в чем быть замешанной, — сказала Хелен сердито. — У меня нет времени на все это [непеч.]. Что мне действительно нужно — хорошее алиби.

Спокойно глядя на нее и никак не показывая — хочет ли он, чтобы она продолжала говорить, или убралась бы вон из номера, из отеля, из его жизни, Живая Легенда съел еще один орех.

— Мне нужно, чтобы ты им сказал, если тебя спросят… только если спросят, понимаешь?… не нужно самому предлагать, если не просят… Ты должен им сказать, что я провела ту ночь с тобой.

Он не ответил. Она поставила стакан на стойку мини-бара, подошла, села рядом с ним и даже заютилась слегка, задвигалась, прижимаясь к его плечу.

— Сделаешь? Ради меня? Ну, вроде, как одолжение? Тебе они поверят, это точно.

— Хорошо, — сказал он без энтузиазма. — Это какую же ночь ты со мной провела?

— Что-что?

— Ты сказала что провела со мной ту ночь. Какую именно ночь?

Она закатила глаза. Затем терпеливо повторила,

— Ночь, когда убили моего зятя.

— Ага.

Он медленно кивнул, раздумывая.

— Где ты был в ту ночь? — спросила Хелен.

— Я не помню.

— В Калифорнии?

— Хмм. Нет.

— В Пенсильвании?

— Может быть.

— Нужно знать точно.

— Ага.

Он съел еще орех. Она погладила его по плечу.

— Как дочь? — спросила она.

— В порядке.

— Так ты запомнишь? Я была с тобой. В Пенсильвании.

— Да.

— И у нас был секс.

Он нахмурился.

— Разве?

— Нет. Но ты скажешь им, что был. Если тебя спросят. Не возражаешь?

— Сузуки может обидеться.

— Что еще за Сузуки?

— Женщина, с которой я нынче сплю.

— Н-да… — Хелен встала и опять схватилась за голову. — Как можно спать с женщиной, которую зовут Сузуки, скажи мне?

— На самом деле у нее другое имя, — объяснил он. — Я не помню, как ее на самом деле зовут. Она японка. Я зову ее Сузуки, потому что это мой любимый персонаж.

— Черт знает, что такое…

Она решила, что будет очень терпелива. В течении следующего часа они выяснили что, оказывается, в ночь, о которой шла речь он все-таки был один. Затем они условились, что он скажет, если его спросят, что привез он ее на свое ранчо и провел с нею ночь, а потом, утром, доставил ее на станцию и посадил в поезд.

— Что это еще за глупости? — Роберт Кинг удивленно посмотрел на начальника, когда они закончили прослушивание записи.

— Думаешь, глупости? — начальник — толстый, лысеющий, очень запущенный в смысле физической подготовки, откинулся в кресле и посмотрел на подчиненного недружелюбно.