Джесси почувствовала на себе взгляд Лукаса, но не повернула головы в его сторону.

– Я понятия не имею, кто такая ваша подруга Женевьева Стржецкая и что она натворила, – заявил Лукас. – Кстати, почему вы считаете, что родственники выступили бы против вашего общения с ней?

– Когда-то Женевьева влюбилась в одного польского графа, – ответила Джесси. Историю ее любви знали многие на острове, и Джесси не было никакого смысла утаивать ее от Лукаса.

– И общество сочло ее любовь недопустимой для англичанки, – высказал предположение Лукас. Теперь он снова говорил с преувеличенно сильным ирландским акцентом.

Джесси рассмеялась.

– Возможно, вы правы. Боюсь, что именно так и обстояло дело. Родители уже просватали ее за хорошо образованного и очень богатого торговца из Хобарта.

– Он оказался богаче, чем польский граф?

Джесси покачала головой:

– Как раз наоборот.

Лукас удивленно посмотрел на Джесси из-под полей надвинутой на лоб шляпы.

– Так почему же ее родители отдали предпочтение какому-то торговцу из Хобарта, а не состоятельному графу голубых кровей? Неужели им не понравилась национальность графа и его принадлежность к другой конфессии?

– Родители Женевьевы, несомненно, не возражали бы против брака дочери с польским графом, если бы не одно «но». Дело в том, что граф уже был женат.

– А! Теперь мне все понятно!

– Графа в свое время тоже заставили жениться по расчету. И брак не принес ему счастья. Они с женой давно уже расстались и жили отдельно.

– Значит, граф тоже влюбился в Женевьеву. И что же произошло дальше?

Джесси удивлялась тому, что так откровенно говорила сейчас с Лукасом. Она не могла бы подобным образом разговаривать с Харрисоном, обсуждая тему несчастного брака и роковой любви. Странно, но каторжник, слуга, грубый ирландец понимал ее. Ей легко общаться с ним.

– Женевьева знала, что никогда не сможет выйти замуж за графа, – продолжала Джесси. – Но она всем сердцем любила его и не могла без него жить. Поэтому убежала с ним. – Джесси помолчала, потупив взор. Девушка не могла даже вообразить себя в такой ситуации. Как бы поступила она на месте Женевьевы? Тяжело вздохнув, Джесси снова заговорила, как будто размышляя вслух: – Я не могу представить, что бы я делала, если бы родители запретили мне выйти замуж за любимого человека. Убежала бы из дома, бросив семью и друзей? Но тогда я превратилась бы в изгоя общества. Мне пришлось бы порвать со всем, что так дорого моему сердцу. Такой поступок подобен смерти.

– Тем не менее ваша подруга решилась. Она, должно быть, считала, что любовь стоит подобной жертвы.

Джесси бросила на Лукаса удивленный взгляд, но его лицо сохраняло невозмутимость.

– Разве может хоть что-нибудь на свете стоить подобной жертвы! – воскликнула она.

Задумчивая улыбка тронула губы Лукаса, и у Джесси сладко заныло сердце.

– Очевидно, вы ни разу в жизни не любили, – грустно предположил он.

«А вы?» – хотела спросить Джесси, но сдержалась. Тем временем они въехали в чащу тропического леса. Здесь царил полумрак. Кроны деревьев переплелись над тропой и пропускали мало света. Воздух стал более влажным и прохладным. Темно-коричневые стволы отчетливо выделялись на фоне сочной зелени папоротников и мхов. Кругом цвели благоухающие цветы сассафраса в виде белых звездочек.

– Вы давно дружите с Женевьевой? – спросил Лукас.

– С двенадцати лет, – ответила Джесси, следя взглядом за порхающим с ветки на ветку попугайчиком. – Моя подруга Филиппа Тейт всегда считала мое желание изучать науки своеобразным протестом, формой сопротивления матери, хотя она не права. Мама действительно не одобряет моего увлечения, но она никогда всерьез не препятствовала моему желанию учиться. Но когда речь зашла об общении с Женевьевой, она твердо стояла на своем…

– Ваша мать запретила вам поддерживать отношения с ней? Неудивительно.

Джесси тихо рассмеялась.

– Вы правы. Еще совсем ребенком я не понимала, кто такая Женевьева и что она наделала. Я даже не знала ее имени. Ее все называли «падшей женщиной с мыса Последней Надежды». Но я не понимала смысла слов «падшая женщина» и думала, что несчастная упала со скалы и так покалечилась, что теперь одним своим видом пугает людей. Мне казалось, что именно поэтому мама велит мне держаться от нее подальше.

– Тогда-то вы и решили во что бы то ни стало увидеть таинственную обитательницу мыса Последней Надежды? Ведь запретный плод сладок, а вы, по-видимому, всегда стремились нарушать запреты родителей.

– Нет, я в отличие от Уоррика вовсе не строптива.

– Так что же произошло дальше?

– Однажды я бродила в окрестностях в поисках окаменелостей и случайно встретила ее. Мы разговорились… – Джесси пожала плечами. – И вскоре стали друзьями.

– А что произошло бы, если бы вы спокойно сообщили матери и вашему жениху, что Женевьева Стржецкая – ваша подруга?

– Их бы потрясла такая новость. С ними, пожалуй, случилась бы истерика. Родные запретили бы мне близко подходить к Женевьеве.

– И вы бы послушались их и прекратили ездить к вашей подруге?

– Нет. – Джесси тяжело вздохнула. – Конечно, нет. Но моя жизнь превратилась бы в кошмар.

– Поэтому вы стали наведываться в дом Женевьевы тайком. Вы изо всех сил стараетесь соответствовать требованиям ваших родных, но иногда нарушаете принятые в обществе правила поведения и запреты тайно от всех. На мой взгляд, в том, что с вами происходит, виноваты ваши родственники. Они не хотят принимать вас такой, какая вы есть на самом деле, и заставляют притворяться. Вы боитесь лишиться их любви, и вам приходится лукавить и изворачиваться, скрывая от них правду.

Лукас помолчал. Подняв голову, Джесси увидела, что он смотрит на нее в упор из-под полей своей шляпы.

– Я не презираю вас, – мягко заметил он. – Кто я, чтобы презирать такую женщину, как вы? Или судить вас за ваши поступки? – Лукас вдруг широко улыбнулся, и у него на щеках появились ямочки. У Джесси дрогнуло сердце. – В конце концов вы не виноваты, что родились англичанкой.

Она звонко рассмеялась, но тут же опомнилась и посерьезнела. Джесси не желала поддаваться его обаянию. Она не хотела любоваться им и превозносить его за мудрость и понимание. Для нее лучше, если бы она продолжала считать Лукаса грубым варваром, жестоким преступником, опасным человеком, с которым не стоит связываться. Что вдруг на нее нашло? Зачем она завела с Лукасом разговор по душам? Почему она оставила всякую осторожность? Как она могла обсуждать с каторжником, человеком с темным прошлым, такие темы, как любовь и несчастный брак?

– И все же мне кажется, нам не стоит туда идти, – предостерег Лукас, поднимая свечу так, чтобы ее пламя осветило серые стены и низкий потолок пещеры, у входа в которую они стояли.

Здесь журчала вода горного ручья, и его звуки отдавались гулким эхом в таинственной глубине пещеры. Они оставили лошадей на берегу протекавшей рядом с пещерой речушки, привязав их к деревьям. После откровенного разговора в дороге Джесси и Лукас долго молчали. Каждый перебирал в памяти сказанные и услышанные слова.

– Вы боитесь углубиться в пещеру, мистер Галлахер? – спросила Джесси, с вызовом поглядывая на Лукаса.

Он усмехнулся:

– Я просто думаю, разумно ли это с нашей стороны?

– Я уже не раз бывала здесь! – убеждала Джесси и, запрокинув голову, стала рассматривать потолок. – Здесь настоящий лабиринт из проходов, галерей, залов и коридоров. Но если мы пойдем вдоль ручья, то не заблудимся.

По лицу Джесси скользили отсветы, отбрасываемые пламенем свечи. На ее нежные щеки падали тени от длинных густых ресниц. Лукас залюбовался изящной линией ее белоснежной шеи. Она очень женственная и в то же время сильная и отважная. В ней бурлила неуемная энергия. Наблюдая за Джесси, Лукас невольно улыбался. Но тут вдруг на него нахлынули воспоминания о родине, и у него защемило сердце.

– У нас в Комрахских горах тоже есть подобные пещеры, – уведомил он и двинулся в глубь пещеры вдоль протекавшего здесь горного ручья, держа в руках зажженную свечу. – Комрахские горы находятся в графстве Уотерфорд, недалеко от того места, где я родился. Там постоянно пропадают люди, потому что в пещерах легко заблудиться.