Кернуннос скривил тонкие губы.

– Мы, друиды, приносим обет неусыпно заботиться о благе племени. Я не думаю, что для племени будет хорошо, если Окелос возьмет в свои руки жезл вождя. Он похож на ленивого и злого – только протяни руку, укусит – щенка. Может быть, со временем, когда он станет старше… – Его фраза как бы оборвалась сама собой.

Ригантона не стала продолжать этот разговор. Она получил то, что хотела; ее будущее обеспечено, независимо от того, станет Окелос вождем племени или нет. Сыну же она скажет, что хлопотала за него; больше она ничего сделать не может.

Можно представить себе, какую мину скорчит Сирона, когда узнает, что дочь Ригантоны – друидка!

Кернуннос вернулся в волшебный дом в приподнятом настроении. Он был уверен, что дух Эпоны может вселяться в животных. Возможно, она даже сможет менять свое обличье. Иметь двух Меняющих Обличье сулит племени неисчислимые выгоды.

Будущее представлялось многообещающим.

Всю ночь и весь следующий день, пока тело Туторикса покоилось на дубовом ложе в Доме Мертвых, друиды общались с духами. А в волшебном доме Кернуннос пытался прочесть письмена будущего, проникнуть духом в другие миры, чтобы уловить благие или дурные предзнаменования.

Он был доволен. Никто не выдвигал особых возражений против нового обряда, более того, предложение о его проведении было встречено весьма благожелательно. Воссоединение тела с Матерью-Землей воспринималось как вполне естественное проявление мировой гармонии. Иногда Кернуннос ощущал, что пользуется особым покровительством духов; все, что он предпринимает, бывает неизменно подсказано ему невидимым хранителем; вся его жизнь подчиняется некоему незримому влиянию, как незримый ветер подгоняет корабли Морского Народа.

Великая церемония в честь перехода Туторикса в другие миры была назначена на следующее утро. Так как Ригантона и ее дети должны были участвовать в траурной процессии, для поддержания огня в ее доме прислали пожилую женщину.

Когда небо над восточными горами побледнело, старые пони вождя были в последний раз впряжены в его колесницу. Их сбрую украшали бронзовые звездочки искусной выделки, а узду – металлические пластинки и красные перья. Было решено, что пони поведет Гоиббан. Туторикс лежал в колеснице с закрытыми глазами и с камнем во рту: камень должен был помешать духу вернуться в тело.

Эпона не могла не залюбоваться могучими мускулами и великолепным сложением Гоиббана, который шел вслед за друидами, во главе процессии. Он выразил свое соболезнование Ригантоне, но почти не обратил внимания на Эпону, что сильно омрачило девушку; ей даже почудилось, будто небо затянули темные тучи. У кузнеца был сосредоточенный вид; все мысли его были заняты железом. Погребение займет весь день, и весь этот день, вплоть до завтрашнего, он не сможет работать в своей кузне, а ему было жаль каждого потерянного для работы момента.

За колесницей с телом вождя следовала его семья, потом совет племени. Позади них шли представители от каждой семьи, все они улыбались, всем своим видом показывая, что участвуют в радостной церемонии. Скорбеть полагалось при рождении, появлении нового духа, ибо эта жизнь бывает безмерно тяжела. Смерть же принято было праздновать, ибо перед отлетевшим духом открываются новые возможности.

Оставив деревню, в серебристом свете дня процессия поползла вверх по склону в Долину Предков. Это самое священное место. Здесь погребают урны с прахом усопших; здесь, сходясь вместе, горные духи беседуют между собой; непосвященные вполне могут принять их голоса за шелест ветра в листве. Считается, что Долина Предков обладает могущественными свойствами.

Для тела вождя была уже вырыта и обложена жердями могильная яма. Свободное пространство между деревянными стенами и землей засыпали камнями и щебнем.

Каждый из детей Ригантоны нес что-нибудь, принадлежащее старому вождю. Все семьи приготовили какие-нибудь дары, которые будут сопровождать Туторикса в другие миры и напомнят ему, чтобы он замолвил за них доброе слово.

Все кельты имели на себе что-нибудь красное. Красный цвет – цвет смерти, символизирующий возвращение духа к Великому Огню Жизни, откуда он изошел. Красный цвет – цвет жизни, крови и возрождения.

Шестеро сильных воинов подняли мертвое тело и опустили его в могильную яму, на небольшой деревянный помост, головой в сторону восходящего солнца, что должно было способствовать возрождению. Дары были разложены вокруг тела.

– Помни о том, что мы подарили тебе, – нараспев повторяли дарители; они знали, что принимающий дары тем самым возлагает на себя определенные обязательства. После того как церемония приношения даров закончилась, вперед выступила Ригантона и положила на грудь мужа маленькую бронзовую колесницу, изготовленную Гоиббаном.

Она в последний раз посмотрела на Туторикса с выражением глубочайшего сожаления, затем отвернулась.

При виде маленькой колесницы Кернуннос пожалел, что они не выкопали достаточно большую могилу, в которой могли бы разместиться боевая колесница вождя и впряженные в нее пони. Ну что ж, в следующий раз можно будет исправить это упущение. На этот же раз разложили большой костер вокруг колесницы, стоявшей в головах могилы. Гоиббан крепко держал поводья, подошла Уиска с бронзовой чашей в руках. За ней – главный жрец с выбеленными известью волосами и в пятнистой лошадиной шкуре.

Кернуннос встал перед пони и запел жертвенную песнь, обращаясь с мольбой к духам животных, чтобы они согласились на то, чтобы их принесли в жертву, так охотник взывает к духу преследуемой им дичи, чтобы выразить свою привязанность за тот дар, который она ему принесет.

Когда Кернуннос поднес нож к горлу первого пони, Гоиббан случайно заметил глаза Эпоны.

Девушка, казалось, всем своим существом переживала жертвоприношение; как будто именно в нее вонзался острый нож, как будто из нее хлестал горячий поток жизни. Ее зрение словно заволокла какая-то дымка. Только после того, как эта дымка рассеялась, после того, как была собрана обильная кровь двух мирно покоящихся животных, а их внутренности вырезаны для последующего гадания, Эпона заметила, что Гоиббан смотрит на нее так, точно видит впервые.

Впрочем, по-настоящему он и впрямь видел ее впервые. Эпона уже стала молодой женщиной с расплетенными на пряди волосами, с набухающими, как почки, грудями. Глядеть на нее, на ее совершенное в своей пропорциональности тело, прекрасное, как дивный орнамент, было очень приятно. Жаль, что она принадлежит к их племени, что их связывает родство… Он пожал плечами, отметая прочь эту мысль. Женщин кругом полным-полно, было бы только желание.

Так-то так, но только ни одна из них не сравнится с этой девушкой, стоящей в десяти-пятнадцати шагах от него и пристально глядящей на него; в ней чувствовался какой-то сильный внутренний жар, сродни тому жару, что размягчает железо.

Появившиеся между ними мужчины стали обкладывать тела пони охапками валежника, и Гоиббан отвернулся прочь; его роль в церемонии была закончена. Кузнеца ждала работа.

Ригантона стояла рядом с могилой, мысленно прикидывая, как велики лежавшие в ней богатства. Ведь она сможет разделить их с Туториксом, когда окажется в других мирах. В чем, в чем, а в щедрости ему нельзя было отказать.

– Мы отдали заслуженную дань уважения нашему повелителю, – провозгласила она; по ее знаку, выступив вперед, Поэль запел славословие в честь усопшего, тогда как могильщики стали закрывать яму жердями, чтобы затем засыпать землей и камнями.

Кельты – среди них и Ригантона – вернулись в свое селение. Друиды остались с могильщиками, дожидаясь, пока пепел остынет.

Осталась и Эпона. Она все еще не могла прийти в себя от пережитой боли и странного возбуждения, охватившего ее, когда пони умирали; ее все еще преследовало воспоминание о том, какими глазами на нее смотрел Гоиббан; смятение мешало ей отчетливо воспринимать происходящее. Она не отходила от могилы, где покоилось тело ее отца, выглядевшее так же, как и при жизни. Она завидовала безмятежному покою Туторикса, запечатленному в чертах его лица.