Раскаленные песчинки покалывали незащищенную кожу. Джиллиан зажмурилась и дышала сквозь шарф. Песок набился ей в обувь, проникал сквозь вуаль. Но от самого худшего Грэм закрыл ее своим телом. Она сжалась в комочек, пытаясь спрятаться от моря раскаленного песка, бушевавшего над ними.

Казалось, прошли долгие часы, прежде чем он наконец поднялся, освобождая ее от тяжести своего тела. Джиллиан пошевелилась, разминая затекшие мышцы и откашливаясь от мелкого песка. Протерев глаза, она с удивлением огляделась.

Все вокруг было в песке. Тонкий красноватый слой покрывал синюю одежду Грэма и открытые участки его кожи. У скал намело целые барханы.

– Верблюды! – опомнилась Джиллиан.

– С ними ничего не случилось. – Грэм потрепал Соломона по шее, тоже покрытой тонким слоем песка.

– Так вот что такое хамсин.

– Нет, – ответил Грэм, проверяя поклажу. – Хамсин предвещает наступление лета. Он заканчивается в мае. А это была обычная песчаная буря.

– А почему ты тогда назвал ее хамсином?

Он замер и со странным выражением лица посмотрел на нее.

– Долго рассказывать, – пробормотал он и тут же принял свой обычный невозмутимый вид.

Черт бы его побрал! Опять молчит, как камень, и не дождешься никаких объяснений! Джиллиан чувствовала себя такой же опустошенной, как окружающая равнина. А что, если Грэм, так же как отец, ни в грош ее не ставит? Даже если он и утверждает, что она ему небезразлична?

Ее охватил яростный гнев, не уступающий по силе только что пронесшейся буре. Грэм молча бросил ей поводья верблюда, и тут она не выдержала:

– Поговори со мной, Грэм. Прекрати обращаться со мной как с верблюдом. Я, в конце концов, твоя жена!

Он с удивлением взглянул на нее.

– Нет, со мной ты обращаешься даже хуже, чем с верблюдами – с ними ты хоть иногда разговариваешь. А со мной – нет. Ты представить себе не можешь, как мне обидно, что ты не обращаешь на меня никакого внимания. Пожалуйста, я согласна на что угодно, только не на безразличие. Ну, давай, накричи на меня. Все, что хочешь, только не безразличие. – Она перешла на шепот. Казалось, у нее все горло забито песком.

Он бросил поводья и подошел к ней, обхватив ее покрасневшее от песка лицо ладонями. Она смотрела на него снизу вверх.

– Поговори со мной, – взмолилась она.

– И о чем же ты хочешь поговорить?

– Мне кажется, что нас разделяет пропасть в целые мили шириной. Я хочу ее перепрыгнуть, чтобы быть с тобой, но мне страшно. Я боюсь, что ты меня не поймаешь и я упаду.

В его глазах промелькнуло что-то едва уловимое, но что именно – этого она не смогла понять.

– Я не дам тебе упасть.

Она погладила его руку.

– Тогда доверься мне.

Он уставился вдаль, сжав челюсти.

– Я назвал этот ветер хамсином потому, что, когда я был маленьким, племя, которого я боялся больше всего, совершило набег на поселение, где я жил. Нападавшие были сильны и мчались со скоростью песчаной бури. Они сметали все на своем пути. Я был как раз возле своего шатра и видел, как мелькают ятаганы, слышал шум битвы. Потом на меня налетел один из воинов-хамсинов с ятаганом наголо. В пылу боя иногда трудно бывает отличить мужчин от маленьких мальчиков. Он занес надо мной меч, и я знал, что вот-вот умру. Но в последний момент он остановился.

Она смотрела на него с ужасом.

– Тебе было страшно?

– Нет, но когда они уехали, я заплакал.

– Почему?

От его сурового тусклого взгляда у нее пробежали мурашки по коже.

– Потому что они уехали, оставив меня в живых.

Больше он ничего не сказал.