Кофе оказался удивительно хорошим. Винс поглядел по сторонам и заметил наконец машинку для приготовления эспрессо, в углу. Странно — Тимоти будто знал, что вот сейчас Винс пройдет по коридору, и приготовил кофе заранее.

— А что вы можете для меня сделать? В общих чертах? — спросил он.

— Сперва залог, Винс. Некоторые правила я все-таки уважаю, и это одно из них.

— Сколько?

— Двадцать тысяч.

Винс вытащил чековую книжку.

— Немного же вы берете, — сказал он.

— Достаточно. Судебные издержки в эту сумму не включены, поскольку суда не будет. Ни вы никого не будете судить, ни вас не будут. Все, что я сейчас сделаю — я скажу, как вам следует поступать. Если вы последуете в точности моим инструкциям, все будет в порядке, и с вами, и с вашими детьми. Готовы?

Винс протянул ему чек. Быстро посмотрев на подпись, Тимоти сунул чек в стол и снова воззрился на Винса.

— Как у вас с письменностью? — спросил он.

— Что вы имеете в виду?

— Вы окончили колледж?

— Да.

— У вас был курс экспозиционного письма?

— Да.

— Успешно прошли?

— Кажется на «хорошо», но точно не помню.

— Хорошо-то оно хорошо, а только этого мало, — Тимоти быстро написал что-то на листе бумаги. — Вы войдете в контакт с этим человеком… он ассистент профессора литературы в Хантер Колледже. Вы будете платить ему сто долларов в час, и заниматься у него час в день, и в течении недели пройдете весь курс снова. Как пройдете, вы напишете эссе о том, какие эти репортеры жестокие, бестактные, несправедливые мерзавцы по отношению к вам. Покажете старику то, что получилось. Он сделает поправки. После этого вы отправите написанное во все газеты города. Они долго будут раздумывать, а тем временем вы приготовите речь и войдете в контакт со всеми национальными телекомпаниями. Вы выучите речь наизусть и произнесете ее на первом же канале, который согласится пустить ее в эфир. И в эссе и в речи вы упомянете, что считаете репортеров… и вы их назовете, каждого, по имени… что вы считаете их лично ответственными за любые психологические травмы, которые ваши дети уже получили, или когда-либо получат, в результате инсинуаций средств массовой информации. Вот и все.

— Что значит — все?

— Это все, что вам нужно сделать. Впрочем, нет, есть еще кое-что. Если профессор вам откажет, или его нет на месте, а у вас есть хороший знакомый среди репортеров, сходите к репортеру. Но следует быть уверенным, что он умеет писать. И пусть он вам поможет.

Винс некоторое время размышлял. Что-то слишком просто все.

— А если они откажутся печатать эссе? — спросил он.

— Конечно откажутся. Я рассчитываю, что есть где-то среди них редактор, который решит, а чем черт не шутит, это в конце концов сенсация — боксер сам написал целое эссе. Если же никто, вообще никто, не захочет иметь с вами дела, вы упомянете в интервью… а уж интервью вы можете получить в любой момент — эти крысы за вами ходят постоянно, умоляя вас сказать хоть что нибудь… вы упомянете, что хотели пойти на телевидение, но вам отказали. После чего все эти массовые информаторы будут выглядеть как своевольные, безмозглые расистские свиньи, а вы будете выглядеть как… ну, не важно. И вы посвятите свой следующий бой… ну, не знаю… семьям, которые пострадали от средств массовой информации, и вы нокаутируете оппонента в третьем раунде, и на следующий день ваш портрет начнут печатать на почтовых марках. Заодно можете попросить своего тестя, чтобы он вас поддержал. Очень вовремя, кстати сказать.

— Вовремя?

— Тесть ваш разорился. Сочувствие в данный момент ему не повредит. Вы что, не слышали?

— Нет. Что? Разорился? Не понимаю.

— Просто позор — люди открывают газету только для того, чтобы читать о собственных проблемах.

— Не понимаю, о чем вы?

— Эх! Винс, все это в новостях передают дня три уже. Старик весь в долгах, денег нет, сидит дома в одиночестве. Газеты пишут о нем только в деловых приложениях, конечно, в основном, но «Дейли Ньюз» напечатала давеча большую статью на третьей странице. Они не упоминают вашего тестя по имени, но названия компаний должны же были навести вас на какие-то мысли.

— Когда это случилось?

— Недавно, Винс. Но времени все равно мало. Это один из тех относительно редких случаев, когда человек действительно разоряется полностью. Всё его имущество будет передано кредиторам в ближайшие дни. Ему придется, возможно, переехать в мотель, если остались наличные, в чем я сомневаюсь. Все друзья его уже успели бросить.

— У него есть сбережения.

— Все счета заморожены. Его судят на сумму, втрое превышающую то, что у него было.

— Первый раз слышу.

— Понимаю. Вы вели себя эгоистично, думая только о себе, что простительно в вашем положении. Вот номер профессора, — он протянул Винсу лист. — Передайте ему привет от меня. Он очень забавный парень. Или же найдите молодого репортера, у которого остались еще какие-нибудь иллюзии.

Тимоти Джей Левайн откинулся в кресле.

— Заведите каких-нибудь новых друзей, — продолжал он. — Прямо сейчас, не медля. Если вам нужно выбирать между сигаретами и сладким, выбирайте сигареты, только, смотрите, не пристраститесь. Если вам нужно отвлечься, идите в мир и совершите что-нибудь совершенно бескорыстное.

— Не понял.

— Это так, просто мысли. Это все, Винс. Я понимаю, что двадцать тысяч за пять минут — дороговато. Я бы дал вам инструкции бесплатно, но боюсь, что тогда вы не стали бы им следовать.

— Это не похоже ни на какие советы, которые получают от адвоката, — сказал Винс. Ему было неудобно. — Не скажете ли…

— Боюсь, что ваше время истекло, — сказал Тимоти, глядя добродушно на Винса. — Мне нужно сделать несколько дел. Я тороплюсь.

— Я…

— Нет, не вы, а я их должен сделать. Нельзя быть таким эгоистом, Винс — я да я. До свидания.

На улице три устрашающего вида черных подростка сгруппировались вокруг Бентли. Винс некоторое время наблюдал за ними. Быстро возникла проволочная вешалка, ее сунули между стеклом и рамой двери со стороны руля.

— Эй! — сказал Винс. — Эй вы там!

— Делаем ноги, ниггер, — сказал один из подростков. Втроем они кинулись бежать и скрылись за углом, хохоча и подбадривая друг друга отвратительными расистскими эпитетами. Винс вытащил проволочную вешалку. На двери красовалась неряшливая царапина. Профессионализм — явление редкое, и в преступной среде тоже. Старомодные замки Бентли можно было открыть ногтем за три секунды, ничего не поцарапав. Помимо этого, лезть в Бентли вообще глупо. Машина может принадлежать какому-нибудь мафиозо, или бывшему чемпиону мира по боксу в тяжелом весе с плохим характером.

Чрезмерные горестные переживания, как однажды объяснила ему Илэйн, есть проявление эгоизма. Каждый человек является в какой-то степени эгоистом, поскольку в конечном счете эгоизм есть форма самосохранения. Но эгоизм чрезмерный становится в конце концов разрушительным — по отношению сперва к другим, а затем к себе.

Для поддержания эквилибриума во вселенной следовало совершить бескорыстный поступок, как посоветовал Тимоти. Винс сосредоточился. Поступок.

Он взял с пассажирского сидения номер «Дейли Ньюз». Меньше чем за пять минут он убедился, что толстый Тимоти Джей Левайн прав. Тесть Винса разорился. Многие теряют состояние в один день, но их потом вытаскивают за уши те, кто тоже разорился бы, если бы должника заставили платить, а именно — банки, политики, семья, любовницы, и так далее. И тем не менее Джон Форрестер действительно был разорен. В один день. Никто не мог бы теперь уберечь никакую часть его имущества, никто не мог бы предоставить ему возможность сделать новое состояние. Сопоставляя сказанное Тимоти с информацией в газете, Винс заключил, что наличествовал, скорее всего, какой-то заговор, имевший целью потопить весь клан. Какая-то дикая экзотика. Кому такое могло придти в голову? В наше время?

Дворецкий впустил его в дом, предупредив, что хозяин отсутствует.