Совершенно неожиданно. Вдруг. Спасибо тебе, папа. Огромное спасибо. Потом я вспоминаю, что я не просто старая гадина какая-нибудь, я — тетя Гвен, и хотя я не всегда была готова всем помочь поддержкой и советом, я по крайней мере присутствовала на двух днях рождения и принесла дары, и нигде не написано, что мой священный долг — принимать папину сторону.

Тут он мне, стало быть, выдал. Оказывается, он должен был свалиться в седьмом раунде, а потом назначали бы матч-реванш. Много денег стояло на кону, и реванш предстояло выиграть. Ему конкретно велели упасть в седьмом раунде, а то будет плохо.

Он говорит — «Это мафия».

Я себе думаю — так, только этого не хватало, не соскучишься, и все таки спрашиваю — «Ты уверен?»

Он говорит — «Да, вполне. Я с ними еще не говорил, но когда буду говорить, мне нужно, чтобы дети были надежно спрятаны, чтобы их никто не нашел».

Это — шанс, который нельзя упустить, возможно единственный случай, когда я действительно могу помочь Винсу, а заодно предотвратить поползновения моего отца, и вообще выглядеть в итоге благородной, даже в собственных глазах — все это одновременно. Нельзя упустить. Нужно срочно действовать, прямо сейчас. И я говорю — «Конечно, я что-нибудь придумаю. Садись, сними с себя всю одежду». Про одежду я, естественно, не говорю вслух, хотя, наверное, подразумеваю.

Он говорит — «Это нужно сделать сейчас, Гвен».

Тревожный у него голос. Затем он прыгает к окну и смотрит на улицу. Такой, знаете ли, великолепный прыжок тигра, очень изящный. Нужно было вам его видеть, с гибкой спиной, на пружинистых ногах. Он отступает от окна и говорит «Они внизу, в машине».

Я, конечно, говорю, обалдевшая — «Как! Одни?» — притворяясь, что я очень ответственная и строгая. Мне и надлежит таковой быть в данную минуту, не так ли, но я усиливаю эффект, чтобы произвести впечатление.

Он говорит — «Нет. С ними телохранитель».

Я вам признаюсь кое в чем. Лично я детей не люблю. Ужасно они раздражают, кнопки нажимают, которые нажимать не нужно, требуют внимания, ноют, как сумасшедшие, доводят всех до исступления, наталкиваются на предметы, которые от этого ломаются и бьются, а если с первого раза не ломаются и не бьются, то прилагаются специальные усилия, чтобы они все-таки сломались и разбились, а если не ломаются и не бьются с пятидесятой попытки, то предметы эти гнут и калечат и приводят в полную негодность. Дети бегают туда-сюда как гиперактивные зомби, не обращая внимания на окружающую обстановку, с лицами, перепачканными едой, с грязными липкими руками, и в то время, как некоторые мальчики все-таки имеют в наличии некий потенциал и выглядят обещающими, то девочки совершенно бесполезны и радости никому не приносят. Но нужно делать так, как хочет Винс, и я говорю — «Хорошо, дай мне одеться сперва».

Он говорит — «У тебя есть на примете надежное место?»

Я говорю — «Да, есть».

Он говорит, типа, надеясь, но не очень уверенно — «Можно позвонить в ФБР».

Нужно дать ему понять, что он наивен, и сделать это вежливо, поэтому я саркастически ухмыляюсь и говорю — «Зачем? Они открыли отдел по присмотру за детьми?»

Он говорит — «Это не шутка, Гвен».

Я говорю, сухо — «Знаю, что не шутка. Поэтому ты и не будешь звонить в ФБР. По крайней мере сейчас».

Я скачу в спальню и там выбираю себе пару черных свободных брюк, мой любимый мохеровый свитер, мягкие туфли без каблука, и еще несколько вещей, и я по большей части готова, после чего я накидываю мой специальный бежевый жакет. Нужно его видеть. Купила в Барселоне два месяца назад. Я причесываюсь, открываю ящик прикроватного столика, удостоверяюсь, что револьвер хорошо смазан и заряжен, и кидаю его в сумку — на всякий случай. Беру бумажник, удостоверяюсь, что в нем есть наличные. И мы выходим.

— Нет. Нет, нет, нет, — сказал капитан Марти. — Пожалуйста, признайся — это одна из твоих больных шуток. Пожалуйста. Что я такого сделал, чем я все это заслужил?

— Мне очень жаль, — сказал Лерой без тени сочувствия в голосе.

— Ты меня разочаровываешь, Лерой. Я не желаю, чтобы вся эта гадость растягивалась на месяцы, пока над нами не начали смеяться… Ну, хорошо. Говори. Только по делу.

— Недавно в Техасе казнили парня за убийство, совершенное семь лет назад. Через два часа после казни обнаружено было, что убил не он. У него было алиби — в то время, как произошло убийство, он убивал кого-то, но не в Техасе, а в Мериланде.

— И что же?

— А то, что настоящего убийцу не нашли. И есть похожие аспекты в техасском убийстве и тем, что произошло на Парк Авеню.

— Похожие аспекты! На Парк Авеню нет ничего — ни ДНК, ни отпечатков, ни мотивов — ничего.

— Это и есть похожий аспект. По всей стране за последние десять лет таких случаев — штук десять всего. Всего лишь. Блюстители порядка действительно желают для разнообразия разобраться, приходят на место, переполненные энтузиазмом — и ничего не находят.

— И что же?

— У меня есть план.

— Я звоню морским пехотинцам. Тебя нужно остановить.

— Помощь мне не нужна.

— Это смотря какая. Медицинская может и нужна. А также помощь нужна будет всей стране, если тебя не связать. Точно позвоню сейчас морским пехотинцам, пока не поздно. Ну, хорошо, говори, что ты там надумал.

— Два пункта. Первый — у меня назначено свидание с подругой сестры жертвы. Второй — я обнаружил кое-что, что может сперва показаться несерьезным…

— Уйду я в отпуск. Лет на десять. Лерой, будь ты человеком. Свидание?

— Да. Ну, ты знаешь. Это когда, типа, мужчина и женщина выходят в свет и тратят деньги на еду и кино, имея целью сбросить с себя остатки жеманства и иметь секс.

— Что?

— Секс. Это такое общепризнанное времяпровождение. Также используется для продолжения рода. Ты не знал?

Капитан Марти положил локоть на стол, сжал пальцы в кулак, а на кулак положил подбородок.

— Кто эта… э…

— У жертвы есть сестра. Они очень дружили с сестрой. У сестры есть подруга, которой она доверяет, женщина из… э… В общем, думаю, что разговор с ней принесет больше пользы, чем допросы богатых бездельников. Она — простая баба из Лонг Айленда. Высокая прическа, длинные пластиковые ногти, тонкие каблуки и много бумажных мешков с фирменными эмблемами магазинов.

— Что ты рассчитываешь от нее узнать?

— Понятия не имею. Касательно второго пункта — я накопал несколько интересных фактов. В общем, изучая упомянутые десять случаев, я не нашел никаких зацепок. Тогда я решил, что расширю поиск. Расширил. Нашел два документированных случая — один в России и один во Франции, когда преступник в конце концов сам пришел и во всем признался. Добровольно. Не знаю, что ими двигало — совесть ли, или может они вдруг стали религиозны. Оба теперь сидят с пожизненным сроком. Мне нужно поговорить по душам с одним из них, посмотреть, нельзя ли что-то от них узнать.

— Ты имеешь в виду, что не было ни отпечатков, ни ДНК, и…

— …и преступники затаились и два года не показывались, а потом просто пришли и сдались.

— Интересно. — Марти прикрыл глаза и некоторое время провел, представляя себе, что находится где-то совсем в другом месте, где солнечно и тепло, и много людей, и есть стройные привлекательные существа женского пола, либо холодно и снежно, — не важно, только бы Лероя не было рядом. — Хорошо, почему бы и нет. Россия и Франция, говоришь? Ладно, найди кого-нибудь кто говорит по-русски или по-французски, звони их копам, пусть подведут гада к телефону…

— Нет, нет. Мне нужно самому говорить с ними. Лицом к лицу. Тет-а-тет. С переводчиком. Тебе следует пойти к прокурору и получить разрешение. Билеты на самолет и деньги на расходы.

— Нет.

— Нет?

— Нет, Лерой. Извини. Нельзя. Может, ты не слышал, но нам сократили бюджет.

— Это несерьезно, капитан. Вы не говорили о бюджете, когда…

— Не в данном случае, Лерой. И так слишком много сведений просочилось. Никакой публичности. Все.