Такова была и вера Иоанна Крестителя до того, как он стал очевидцем сошествия с небес Святого Духа на Иисуса при крещении в Иордане. Его вера, выраженная в заключительных словах проповеди: "Покайтесь, ибо приблизилось Царство Небесное" (Мф. 3: 2), была гласом вопиющего в пустыне, т. е. голосом алчущего и жаждущего Царства Небесного. Именно эта вера сделала Иоанна Крестителя первым, так сказать, "очевидцем" реальности сошествия Царства Небесного и первым человеком, узнавшим Христа. Его вера была увенчана опытом, и Иоанн Креститель стал одним из тех, кто видел.
Итак, "постулативная" вера становится верой из первых рук (мистицизмом), которая с помощью разума приходит к совершенной интуитивной уверенности. Сам Иоанн Креститель не мог обойтись без разума, чтобы обрести полную уверенность. Вот почему он - видевший сошествие на Иисуса Святого Духа - послал к Нему двух учеников спросить: "Ты ли Тот, Который должен придти, или ожидать нам другого?" (Мф. 11: 3). И Иисусу пришлось ответить, опираясь на один лишь разум:
"Пойдите, скажите Иоанну, что слышите и видите: слепые прозревают и хромые ходят, прокаженные очищаются и глухие слышат, мертвые воскресают и нищие благовествуют" (Мф. 11: 4-5).
Иными словами, Иисус сказал, что эти феноменальные явления указывают на логическое соответствие между откровением сошествия Святого Духа, очевидцем которого стал Иоанн Креститель, и проявлением Святого Духа в Самом Иисусе Христе. Здесь Иисус пользуется простым и общедоступным языком разума для того, чтобы восполнить пробел в сознании Иоанна Крестителя, нуждавшемся в помощи разума. Именно этот пробел в сознании побудил Иисуса Христа сказать об Иоанне Крестителе, что, будучи пророком, он все же "больше пророка", и "из рожденных женами не восставал больший Иоанна Крестителя; но меньший в Царстве Небесном большеего" (Мф. 11:9,11).Ведь Царство Божие несет в себе абсолютную уверенность взаимодействия веры из первых рук и разума - оно есть царство интуиции.
Вот почему Учитель обращался не только к вере, но и к разуму, не только к сущностной, но и к логической уверенности, когда выдвигал основной принцип разума - судить по результатам, познавать вещи по их плодам:
"По плодам их узнаете их. Собирают ли с терновника виноград или с репейника смоквы? Так всякое дерево доброе приносит и плоды добрые, а худое дерево приносит и плоды худые. Не может дерево доброе приносить плоды худые, ни дерево худое приносить плоды добрые" (Мф. 7: 16-18).
Вот наиболее сжатая и полная характеристика разума и его роли. Его роль огромна, если принять во внимание, что разум призван стать неотделимой частью интуиции, которая, в свою очередь, определяет в видимой малости Царствия Божия его незримое величие.
Эта роль прекрасно осознавалась в церковной среде западноевропейского средневековья. Верующие стали углубляться в размышления. Так зародилась схоластика. Заблуждение полагать, будто схоластика обязана своим возникновением стремлению к интеллектуализации веры и к замещению ее философией - что своим появлением на свет она обязана тайным сомнениям в сердцах средневековых верующих. Нет, в основе схоластики лежит стремление к полноте интуиции, т. е. к "крещению" разума и достижению его взаимодействия с верой. Таким образом, речь здесь шла не о сомнении, но об актеистовой веры, которая нисколько не сомневалась, что человеческий разум может быть так же "крещен" и "обращен в христианство", как сердце и воля. Отнюдь не сомнение подвигло Свв. Альберта Великого и Фому Аквинского на грандиозный философский труд; они были преисполнены уверенности в том, что Кровь Голгофы пропитает, согреет и преобразит сферу холодной ясности мышления, какой она была до той поры. Их труд был не столько апологетическим, сколько апостольским. Подобно миссионерам, отправлявшимся в нехристианские края нести благую весть, Свв. Альберт Великий и Фома Аквинский отправились в не обращенную до той поры в христианство сферу человеческого разума, дабы привнести в нее веру Христову. Было ли это сомнение? Разумеется, нет! Это был акт апостольской веры и апостольского подвига!
Дорогой неизвестный друг, только люди недалекие порицают средневековую схоластику. Она, право, столь же прекрасна, столь же достойна преклонения и столь же вдохновляюща, как величественные соборы, унаследованные нами от средних веков. Ей мы обязаны рождением многих шедевров человеческой мысли - мысли, озаренной верой. И, подобно всем подлинным шедеврам, достижения средневековой схоластической мысли оказывают благотворное влияние. Они исцеляют заблудшие, одержимые и смятенные души. Подобно тому, как при некоторых физических недугах врач предписывает смену климата и воздуха - скажем, поездку на несколько месяцев в горы, - столь же благоразумным и полезным был бы совет многим терзающимся "проблемами бытия" и "противоречиями жизни" погрузиться на какое-то время в климат высокой схоластики и подышать чистым горным воздухом вершин разума. И речь здесь вовсе не об обращении в схоластическую философию, т. е. не о том, чтобы стать приверженцем схоластической доктрины, но о том, чтобы достичь более высокого интеллектуального уровня, где можно было бы посвятить какое-то время упорной работе с четкими и ясными категориями схоластики.
Возможно, "quinque viae", пять способов рассуждений Св. Фомы Аквинского не покажутся вам убедительными, но из глубоких размышлений над пятью доказательствами (бытия Бога) вы выйдете с ясной головой и спокойным сердцем в полной готовности искать и находить иные пути обретения уверенности. Изучение этих пяти способов рассуждений наделит вас силой и спокойствием, возвысит над всеми хитросплетениями смятенной игры комплексов, каковые суть лишь смешение чувств, в которых заявляют о себе личные пристрастия, и мыслей, которые суть лишь глашатаи этих пристрастий. Вот в этом возвышении над психологическими комплексами и заключается благотворный эффект - и даже целительное воздействие - занятий схоластикой, если читать ее в стиле схоластической медитации.
Можно было бы возразить: а почему не математика? Не приводит ли и математика к такому же отрешению и возвышению над психологическими ограничениями личности?
Математика, безусловно, также оказывает свое благотворное воздействие. Но она не так всецело захватывает человека, как совокупность схоластических проблем, и, стало быть, ее благотворный эффект не столь значителен. Предметом схоластики является Бог, душа, свобода, бессмертие, спасение, добро и зло. Здесь триумф над психологическими факторами есть нечто совершенно иное, нежели одержание победы над теми же психологическими факторами путем погружения в мир чисел и их функций. Предмет схоластики неизмеримо значительнее, чем предмет математики, и столь же значительнее ее благотворное воздействие. А потому не следует пренебрегать средневековой схоластикой, дорогой неизвестный друг, ибо своей ценности она не утратила.
Не больше истины и в том, что мистический импульс с конца тринадцатого до семнадцатого столетия был всего лишь реакцией против "сухого интеллектуализма" схоластики. Нет, расцвет мистицизма в ту эпоху был плодом и результатом схоластики, предугаданным в духовной биографии самого Св. Фомы Аквииского. Примечательно, что Св. Фома в последние годы жизни пришел к мистическому созерцанию Господа и духовного мира и, вернувшись из состояния экстаза, заявил, что теперь все его сочинения кажутся ему "соломой". И точно, после этого он больше ничего не написал.
Таким образом, верующий мыслитель стал ясновидящим мистиком. И это преображение произошло не вопреки его трудам на ниве схоластики, а скорее благодаря им - как их итог и сияющий венец.
То же, что со Св. Фомой Аквинским, произошло и с целым рядом возглавлявших схоластическую школу. Подобно тому, как Св. Фома путем схоластических рассуждений пришел к созерцанию, определенная часть видных схоластов пришла к мистицизму, т. е. к цели схоластики, которая есть интуиция, или союз веры и разума. Мейстер Экхарт, Рейсбрук либо, наконец, Сан Хуан де ла Крус - вот души, среди которых вы тщетно будете искать дух оппозиции схоластике. Для них также было истиной то, что схоластика "подобна соломе", но в то же время они знали, что эта "солома" представляет собой замечательный горючий материал. Они, безусловно, далеко превзошли схоластику, но добились этого лишь достигнув ее цели. Ибо целью схоластики является созерцание, и плодом схоластического древа является мистицизм.
