Зайдя по пояс, Тони обогнул барьер, держа сверток над головой, чтобы не намок. На пляже парочки наслаждались прохладой вечера, и Тони шагал дальше, пока не нашел укромное местечко под прикрытием щита, возглашавшего о достоинствах пива Carta Blanca.[17] Тут он стащил с себя и выбросил мокрые трусы, натянув взамен чуточку мешковатые и не в меру красочные шорты. Рубашка оказалась им в тон – буйные цветочные джунгли, к счастью, во тьме почерневшие. Зато в кармане похрустывала пачка банкнот. Чудесно! Итак, метаморфозы начались. Выйдя на проспект, Тони затерялся в толпе прохожих, одетых в такие же и даже более экзотические наряды, и двинулся в сторону центра города.

Первым делом он приобрел пару сандалий у придорожного торговца. В пачке были только банкноты по сотне песо, и купчишка ворчал, что купюра слишком крупная, пока Тони не предложил удалиться без покупки, после чего торговец тут же сумел разменять деньги в магазине. Напоследок Тони выяснил, как дойти до рынка, где намеревался исчезнуть окончательно.

Асфальт еще источал дневной жар, только усугубляя жажду, иссушившую Тони горло и оседавшую мучнистым налетом на зубах. В попытке избавиться от этих симптомов, он задержался в забегаловке под открытым небом ради бутылки холодного пива. Оно очень помогло, но лишь на время. Старший шпион – как там его звали, Тимберио, что ли? – говорил, что после снотворного будет мучить жажда, и был, несомненно, прав. Подкрепившись на время, Тони покинул центральную улицу, нырнув в тесный переулок, ведущий к ярким огням и суете рынка.

Mercado central. Центральный рынок. Подобный есть в каждом мексиканском местечке, достаточно большом, чтобы претендовать на звание города. Каждый чем-то отличается от других, но в общем и целом все рынки похожи друг на друга. Открыты семь дней в неделю, хотя в определенные дни наплыв возрастает. Лотки, киоски, прилавки, навесы, закоулки, торговцы, побирушки, шум, музыка, уличные оркестрики – mariachi, нищие, что-нибудь для каждого, все на продажу. Фруктовые ряды, прилавки, сгибающиеся под тропически яркими грудами – желтые, зеленые и красные бананы, желто-оранжевые манго, лиловые плоды кактусов. Знахарь, разложивший сушеные ароматные травы, каждая аккуратно снабжена этикеткой, описывающей ее лечебные достоинства; вот этот порошок грубого помола от подагры и ревматизма; этот чудесный цветок от рака, а тот от хворей печени. Повсюду царит атмосфера суматохи и громадного оживления, мясные ряды источают запах парной говядины, свежезабитые туши разделывают и подвешивают на крюках, под ногами шныряют тощие псы с выпирающими ребрами, подхватывая ошметки мяса и уклоняясь от сердитых пинков. Чуть подальше, ради близости снабжения, закусочные и ресторанчики аль-фреско, шипящее на углях мясо, поджаривающееся на глазах у посетителей, громадные котлы с фасолью, горячие похрустывающие тортильи, посетители стоят и сидят на табуретах спинами к оживленной толпе.

Все на продажу: ножи, мачете, матрасы, мотыги, упряжь, кнуты, лифчики, велосипеды, все есть, все можно купить. А среди крупных лавочников одинокие торговцы – мужчина, сидящий на корточках с горсткой лаймов в протянутой ладони, женщина с деревянным лоточком, где разложены сигареты из одной-единственной пачки ради продажи поштучно, а рядом с ней – продавец, укладывающий в крохотные бумажные фунтики живые древесные личинки, так ценимые в качестве ингредиента соусов.

Тони ринулся в оживленную сутолоку, отираясь плечами и наступая на ноги другим и даже не пытаясь избежать подобной же участи. Первым делом торговец шляпами с бесчисленными ярусами темных сомбреро, проигрывающих на широких, загнутых кверху полях нескончаемый сюжет. Покупка – незатейливое белое соломенное сомбреро, и дальше в путь. Пиво, чтобы промочить горло. Белые штаны, белая блуза – повседневная одежда батрака или фермера. Вещи аккуратно завернуты в газету, мачете для большей достоверности, затем все вещи спрятаны в соломенный морраль – корзину, которую можно носить в руке или через плечо. Подмигнув непонятно кому, Тони запетлял среди рядов, чтобы убедиться в отсутствии слежки, в сторону бетонного бункера общественного туалета. Здесь, в кабинке с металлическими стенами, преображение завершилось. Вошедший в заведение турист-янки бесследно исчез, его вещи, завернутые в газету, отправились в морраль, и на улицу вышел человек из народа, какими мексиканская толпа кишмя кишит. Тони стал невидимкой.

Не помешало бы чуток отпраздновать это событие, и Тони повлекли к себе хлопающие двери кантины под названием «La Cucaracha». Лицо у него достаточно смуглое, волосы достаточно черные, испанский достаточно хорош для подобной маскировки. Полицейские его даже не увидят, не разглядят шпиона-гринго в простом фермере. Удача гарантирована. Нырнув в волны табачного дыма и громкой музыки, несущейся из музыкального автомата, Тони пробился к деревянной стойке и окликнул бармена:

– Пива!

– Пиво тут теплое, не советую.

Сказавший это – высокий, широкоплечий, одетый точь-в-точь как Тони – стоял рядом, сжимая в громадной ладони крохотный стаканчик, с видом безмерной скорби, лишь усугубляемым длинными обвисшими усами.

– А что посоветуешь? – поинтересовался Тони, заранее предвкушая ответ.

– Мескаль, – пробубнил тот мрачно, хотя сам наслаждался напитком вовсю; просто такова его обычная манера. – Который из Текилы.

– Очень славная мысль. Не составишь компанию?

– С удовольствием. Меня зовут Пабло.

– Антонио.

Неспешно, предвкушая удовольствие, каждый лизнул подушечку большого пальца, чтобы прилипла вытряхнутая из солонки соль, сжал ломтик лайма между указательным и соленым большим пальцем, другой рукой приподнял стаканчик с прозрачным дистиллятом даров сока агавы, после чего приступил к приятному ритуалу: лизнуть соль, отхлебнуть текилы, откусить лайма, смешивая все вкусовые ощущения во рту в неописуемо дивной комбинации, ибо, как утверждают знатоки, иным способом пить текилу просто нельзя.

– Теперь моя очередь покупать выпивку, – заявил Пабло.

– Не обижайся, но я не согласен. Недавно скончавшийся дядюшка моей жены оставил по завещанию небольшую сумму денег, и я их получил. Дядюшка был славным человеком, любил выпить, так что я куплю на дядюшкины деньги бутылочку, и мы выпьем за него.

– Очень верная и добрая мысль. Сразу видно, что человек был хороший. – Пабло громко постучал толстым донышком стакана о стойку, и бармен поспешил доставить заказ.

Когда уровень жидкости в бутылке заметно поубавился, под конец интересного анекдота о каких-то ворованных курах Тони упомянул о разыгравшемся аппетите. Угрюмо кивнув в знак согласия, Пабло снова постучал стаканом.

– Два сандвича!

Тони не без трепета смотрел, как бармен раскроил две булочки пополам, выудил из громадной стеклянной посудины два очень зеленых, длинных и исключительно жгучих перца и втиснул их в булочки. Затем, продолжая смаковать, полил хлеб из кувшина каким-то острым соусом, даже чуть более жгучим, чем сам перец, и уж тогда выложил готовый продукт на стойку. Пабло ел, мерно откусывая раз за разом, с тупой решимостью тщательнейшим образом пережевывая каждую порцию, а покончив с едой, слизнул с кончиков пальцев последние капли соуса. Тони тоже съел свой сандвич, наслаждаясь каждым укусом, хотя слезы струились из глаз ручьями; давненько он не практиковался. Потом они хлебнули текилы, чтобы питательные сандвичи лучше усвоились.

Чуть подальше у стойки вдрызг пьяный человек громогласно провозглашал, дескать, Халиско – лучший город в Мексике, а все остальные города построены из кизяка; словом, сущую неправду, и когда эти декларации стали чересчур назойливыми, ему съездили по физиономии и вышвырнули за порог, так что разговоры естественным образом обратились к родным пенатам. Пабло оказался родом из деревеньки Теноцтлан, здесь же, в штате Герреро, тут недалеко, и понял, поскольку всегда придавал значение подобным вещам, что Антонио не из Герреро, а более далекого штата.