Все это я рассказал Салли, которая была профессиональным слушателем не хуже, чем я. Казалось, что ей интересно, и вопросы она задавала уместные и в нужный момент. Только в отличие от меня Салли ― оживленная, доброжелательная ― с удовольствием рассказывала сама. Я же принадлежу к типу скорее молчаливому, сопереживающему. Я всегда как будто хочу сказать: «Я сочувствую вашей беде. Я вас внимательно слушаю. Я хотел бы еще чем-нибудь вам помочь». Но по сравнению с моим отцом я великий балагур. Отцовский вечерний разговор с матерью звучал примерно так: «Ты в порядке? Дети в порядке?» «Да», ― отвечала ему мать. Иногда за ужином мать рассказывала о смешных и грустных случаях из жизни семьи. Отец ел, кивал и молчал. Меня он гладил по голове не меньше двух раз за вечер до тех пор, пока я не начал самостоятельную жизнь и не ушел из дома. Сестру он целовал в темя дважды в день: когда приходил с работы и когда она уходила спать.
Когда мы отправлялись спать, он обычно говорил: «Хороших снов. Если увидите плохой сон, проснитесь и попробуйте еще раз». Мать утверждала, что это старая итальянская поговорка, но он всегда произносил ее по-английски. И отец и мать говорили по-итальянски, хотя родились в Америке.
Все это я тоже рассказал Салли, пока мы ели разделенную пополам большую пиццу с луком и двойной порцией анчоусов.
Салли приехала в Сарасоту двенадцать лет назад с мужем, которого звали Мартин, Мартин Хершел Поровски. Он любил, когда его называли Джеком, потому что восхищался Джоном Кеннеди. Девичья фамилия Салли была Фельдман. Они приехали в Сарасоту потому, что Джека, инженера по профессии, перевели в находящуюся здесь лабораторию для работы над военной правительственной программой. Он погиб на работе, но Салли в точности так и не узнала, что за несчастный случай стал причиной его смерти. Она получила компенсацию в размере 120 тысяч долларов и 150 тысяч по страховке. Деньги были отложены на образование детей, и Салли их не трогала. Она работала и проводила все свободное время со своей матерью в Дейтоне, в штате Огайо. С тех пор как Джек погиб, она ни с кем не встречалась.
Все это она рассказала мне за кофе с так же разделенным пополам канноли.
― Почему вы сказали «да»? ― спросил я.
― Насчет сегодняшнего вечера?
Я кивнул, как мой отец. Салли вздохнула и в поисках ответа устремила взгляд в чашку с кофе.
― Вы показались мне надежным человеком. Мне приходится встречаться с массой людей ― хороших, плохих, грустных, подавленных. Обычно я вижу людей сразу. Может быть, это интуиция. А может быть, интуиция ― это просто опыт. Вы показались мне грустным, надежным, подавленным. Безобидным.
– Некоторые люди, ― сказал я, ― находят, что я похож на Ричарда Гира [5] . Дай им Бог здоровья и процветания.
Она улыбнулась.
― Еще говорят, что у меня сардонический юмор, ― продолжал я. ― Я демонстрирую его изо всех сил в надежде произвести на вас впечатление. Я не встречался ни с одной женщиной с тех пор, как погибла моя жена.
― Мы очень похожи друг на друга, ― проговорила она. ― Вы сказали, что собираетесь разыскать Адель. Если интуиция меня не обманывает, мы едим здесь эту пиццу и рассказываем друг другу о своей жизни не потому, что вы хотите получить от меня какую-то тайную информацию.
― Нет, ― сказал я. ― То, что я хочу спросить у вас, я мог бы спросить у вас на работе или по телефону. Ответы были бы теми же.
― Спрашивайте, ― произнесла она, отбрасывая волосы назад почти так же, как делала моя жена.
Я молчал.
― В чем же дело? ― удивилась она.
― Извините, я путешествовал в прошлое. Но уже вернулся. Что произошло с этой Аделью? И с Дуайтом?
― Ничего особенного. Она стала прогуливать уроки. А по вечерам торговала собой на Норт-Трэйл. Отца вызвали в суд. Она жила у него. Суд велел нам взять это дело. Дуайт Хэндфорд, который называет себя Прескоттом, ― живое свидетельство ошибок Бога или Дарвина. Адель очень умная, хорошая девочка. Она сказала, что не будет прогуливать уроки и выходить на Трэйл. Сказала, что хочет остаться с отцом. Он тоже заявил, что хочет, чтобы дочь жила с ним.
― Но ведь...
― Прямых улик не было, ― сказала она. ― Только подозрения и то, что Дуайт сидел в тюрьме за изнасилование ребенка. Я думаю, Адель боится его. Мне кажется, она и хочет и не хочет жить с ним. Возможно, он ее шантажирует. В общем, все непросто. Я думаю, Дуайт начал совращать Адель, когда она была еще маленькой, и продолжил, когда она приехала искать его в Сарасоте. Ей хочется радовать папочку.
― И суд постановил, что она может остаться с ним, ― сказал я.
― Да. Никто не знал, что ее мать жива. Суды отправляют детей домой во всех случаях, когда это возможно. В независимости от того, что совершили в прошлом их родители, в независимости от того, что многие дети снова подвергаются насилию.
― Но теперь есть Берил, ― сказал я.
― Теперь есть Берил, но, что бы ни постановил суд, Адель умна, самостоятельна и сможет снова убежать к отцу.
― Попробовать стоит в любом случае, ― сказал я.
― Попробовать стоит, ― согласилась она.
― Итак, ― сказала Салли после паузы, ― я дам вам адрес Дуайта, настоящий адрес, а не тот, который он назвал в школе, и мы отправимся на Норт-Трэйл, потому что, если вы найдете Адель, я буду вам нужна.
― Именно так.
― Вы знаете, как развлечь девушку на первом свидании, ― сказала она.
― Ричард Гир, ― сказал я.
― Стэнли Туччи.
― Говорят.
Граница Брейдентона и Сарасоты находится севернее аэропорта, Нового колледжа и Центра исполнительских искусств «Азоло» на Норт-Тамайами-Трэйл. Сарасота ― по-настоящему культурный город. В нем есть музей изобразительных искусств, пять театров, в одном из которых ставятся только мюзиклы, огромный концертный зал, балетная и оперная труппы.
Возле первого телефона-автомата у мотеля «Теплый бриз» через дорогу от гостиницы «Харкурт» ничто не напоминало о культуре с большой буквы. Мы проверили будку, номер был не тот. Салли зашла в мотель, чтобы задать кое-какие вопросы.
Пока я ждал снаружи, какая-то проститутка приняла меня за клиента.