― Ну разумеется. Наверх на лифте, второй этаж. Ее имя написано на боксе. Вам повезло: сейчас она на месте. Обычно они на колесах, вызовы на дом, в школы, в суд, вы же знаете...
― Не знаю, Джон. ― Я подошел к открытому лифту.
― Вы правда не скажете Соренсену?
― Останется между нами, девочками.
― Вы ведь не интересуетесь?
― Не интересуюсь.
― Ну и хорошо, вы все равно не в моем вкусе.
Лифт медленно поднял меня на второй этаж. В нем пахло плесенью. Когда двери открылись, я увидел перед собой табличку: «Отделение по делам несовершеннолетних». Я вошел и оказался между двумя рядами стеклянных боксов, за которыми находились двери в кабинеты с табличками. Окон не было. Вдоль блеклых розовых стен высились полутораметровые стопки картонных коробок. Внутри боксов небольшие столы с компьютерами были завалены бумагами, папками, заставлены кофейными чашками. Сотрудники сидели только в двух боксах. На одной из стеклянных стенок значилось: «Салли Поровски».
Когда я подошел, она сидела ко мне спиной, глядя на экран монитора. Время от времени она поправляла очки и разговаривала сама с собой.
― Салли Поровски? ― спросил я.
Она вздрогнула, покачнулась на стуле и обернулась ко мне:
― Боже, как вы меня напугали!
― Извините, пожалуйста.
Она была моего возраста, может быть, лет сорока, может быть, чуть моложе. Крепкого сложения, симпатичная, со светлой кожей, короткими, темными, крупно вьющимися волосами и удивительным низким голосом. На ней была черная юбка, белая блузка и пиджак. На шее нитка тяжелых ярких бус.
― Я могу вам чем-нибудь помочь?
― Думаю, да, ― сказал я. ― Меня зовут Фонеска, Лью Фонеска. Я друг Берил Три, и у меня от нее поручение. Она разыскивает свою дочь, Адель Три, но та пользуется другим именем...
― О господи, ― сказала Салли Поровски, поворачиваясь ко мне. ― Мать Адели умерла. По крайней мере, той Адели, которую я знаю.
Я покачал головой.
― Жива, вполне здорова и очень волнуется. Она остановилась в мотеле «Бест вестерн» на Сорок первой улице.
― И вы можете это доказать? ― спросила она. ― Доказать, что она мать девушки, на которую у нас открыто дело?
― Я могу привести ее сюда, с документами и слезами.
Салли минутку подумала, прикусив нижнюю губу, взглянула на экран компьютера и сказала:
― Приводите.
― У меня встреча в час дня. Я мог бы привести ее к трем.
― Давайте лучше в четыре. Мне нужно закончить отчет и затем съездить на один вызов. Как вы нашли меня?
― Через мистера Куана.
Она кивнула.
― Приведите миссис...
― Три.
― ...миссис Три в шестнадцать тридцать, и мы поговорим, ― сказала она. ― Сейчас мне нужно заняться отчетом. Я задержала его почти на два месяца, так что, пожалуйста, извините.
― Еще две минуты, ― попросил я. ― То есть вы сами определите время, может быть, гораздо меньше, в зависимости от вашего ответа на один вопрос.
― Я не могу говорить об Адели, пока не убедилась...
― Не об Адели ― о вас.
― Обо мне?
Она сняла очки и внимательно посмотрела на меня.
― Вы замужем? ― спросил я.
― Что-что?
― Вы замужем?
― Мой муж умер, но я не понимаю...
― Мне сорок два года. Я живу в Сарасоте, работаю служащим суда по доставке повесток и разыскиваю пропавших людей. Моя жена погибла в автокатастрофе в Чикаго чуть больше трех лет назад. Она была адвокатом. Я занимался расследованиями и доставкой бумаг для окружной прокуратуры. У меня диплом университета Иллинойса по политологии. Когда моя жена умерла, я бросил работу, сел в машину и поехал, куда катили колеса. Мотор заглох в Сарасоте. У меня нет детей. Мы собирались завести ребенка, но... Я здоров, занимаюсь в спортзале почти каждое утро и много езжу на велосипеде. Мои родители итальянцы, но я не католик. Я сам в церковь почти не хожу, но моя мать и сестра принадлежат к епископальной церкви. Видите, я уложился в две минуты.
― Зачем вы говорите это мне, мистер Фонеска?
― Вы, наверное, думаете, что у меня не все дома, ― сказал я.
― Мое мнение будет зависеть от вашего ответа.
― Я хотел спросить, согласитесь ли вы поужинать со мной сегодня вечером, или завтра вечером, или любым вечером.
― Вы часто делаете такие предложения?
― В первый раз, ― сказал я.
― И никогда раньше?
― Клянусь вам, ― сказал я. ― Честно говоря, я не очень понимаю, почему я делаю его сейчас. Скажите «нет», и мы вернемся к делам. Я могу назвать людей, которые подтвердят под присягой, что я никогда так не поступал прежде.
Она посмотрела на меня, как мне показалось, очень долгим взглядом.
― У вас безобидный вид, но... Давайте поговорим об этом после того, как вы приведете ко мне мать Адели. Мне действительно нужно работать.
Мне хотелось слушать ее голос еще, еще смотреть на нее. Я подумал, что она, возможно, права, решив, что я сошел с ума. Может быть, на меня подействовал сеанс Энн Горовиц, и подействовал слишком сильно.
Она повернулась на стуле лицом к компьютеру, а я направился к лифту.
― Все сделали? ― спросил Джон Детчен, который все еще разбирал свои конверты.
― Пока все, ― ответил я. ― Я приду еще раз, в четыре тридцать.
Я толкнул дверь, вышел на улицу и стал думать, зачем я сделал то, что сделал. Неужели из желания понравиться Энн Горовиц? Вполне возможно. Или Салли Поровски напомнила мне мою жену? Нет. Разве совсем чуть-чуть. Мою мать? Нет. Может быть, дело в ее голосе? Отчасти. Может быть, я возвращаюсь к жизни? Едва ли. Я приеду вместе с Берил Три и буду вести себя так, как будто никогда не делал идиотских предложений. Я уйду и забуду об этом моменте безумия, а она поправит свои очки и поступит, надеюсь, так же.
Приехав в мотель «Бест вестерн», я нашел комнату Берил Три и постучал.
― Кто там?
― Лью Фонеска, ― сказал я.
Дверь открылась. Передо мной стоял мужчина с пистолетом в руке.
