― Ты знаешь девочку по имени Адель Три или Хэндфорд?
― Допустим. А вы коп? На копа не похожи.
― Нет, я знакомый ее матери. Что ты знаешь про Адель?
― Ничего не знаю.
Он посмотрел на хлопочущую секретаршу.
― Совсем ничего? А пять баксов не помогут?
― Не, ― сказал он. ― Я правда не знаю. Но я вам кое-что скажу. Я знаю только одну по имени Адель. Она не такая дура, какой прикидывается. Прикидывается такой, чтобы подладиться к футболистам, баскетболистам и так дальше.
― Адель?
― Ну да.
― А откуда ты знаешь, что она не дура? ― спросил я.
Он посмотрел на женщину за столом, которая продолжала говорить по телефону. Та взяла карандаш и что-то записывала, кивая. Потом показала карандашом на мальчика, с которым я разговаривал, и сделала движение в сторону. Он выпрямился. Казалось, карандаши служили здесь регулировочными палочками.
― Она училась со мной в математическом классе, ― сказал мальчик, не сводя глаз с женщины за столом. ― Всего неделю или, может, две. Серьезная математика, спецкласс. Не знаю, как она туда попала, но, наверное, прошла тест. Вид у нее был ― не передать. Вся накрашенная, как шлюха, но соображала отлично. Что ее ни спросят, на все отвечала с ходу. И по английскому так же.
― А почему в прошедшем времени?
― Ее не видно уже с месяц.
― А ты в классе повышенной сложности?
― Что, удивляетесь?
― Удивляюсь, ― признался я.
― Потому что...
― А что у тебя за проблемы? ― спросил я.
― Никаких проблем.
― А что тут делаешь?
― Мать хотела поговорить со мной, ― объяснил он, кивнув на чернокожую секретаршу. ― Она хочет устроить для меня стажировку в Говарде.
― Говарде?
― Что непонятного? Я хочу заниматься градостроительством. Хочу вернуться сюда лет через шесть-семь, в дельном пиджаке, и приказать снести тут все под корень, начиная с Ньютауна, и все построить заново.
Дверь в кабинет мистера Куана открылась, и толстый молодой человек вышел, волоча ноги, держа в руке желтую карточку. Возможно, мистер Куан наказывал его за то, что он ударил кого-нибудь в лицо, играя в футбол.
Куан посмотрел на женщину за столом, которая все еще говорила по телефону. Она показала карандашом на двух девочек, спящего мальчика и на меня. Куан кивнул и подошел к нам.
― Здравствуй, Тай, ― сказал он мальчику, собиравшемуся перестроить мир.
― Здравствуйте, ― ответил Тай.
― А вы?..
― Льюис Фонеска. Я друг Берил, матери Адели Хэндфорд, друг семьи.
― Пройдемте ко мне, ― сказал Куан, показывая на свой кабинет и взглядывая на часы.
Мы вошли в кабинет. Он закрыл дверь и посмотрел через стекло на утреннюю суету персонала и ожидающих учеников.
― Не очень укромное место, ― сказал я.
― Как и положено, ― ответил Куан, показывая мне на стул у стола.
Это был такой же стул, как те, на которых сидели подростки в приемной. Куан опустился в чуть более мягкое кресло за своим столом. Кабинет был крошечный; стол пустой, если не считать аккуратной стопки тонких пластиковых папок, двух лотков для бумаг и стопки желтых карточек, вручающихся наказанному. Окно во двор открывало Куану чудесный вид на белую стену соседнего здания.
― Адель Хэндфорд, ― сказал я. ― Она училась у вас. Очень симпатичная. Блондинка. Умница. Часто попадает во всякие неприятности. Я слышал, что ее называют Адель-неломака. Ее ищет мать.
― А вы ее...
― Я друг семьи, ― сказал я.
― У нас почти две тысячи учащихся, мистер...
― Фонеска, Льюис Фонеска.
― Мне кажется, я вас где-то встречал, ― сказал он, изучая мое лицо.
― В кафе «У Гвен», ― сказал я. ― Я иногда завтракаю там, рано, как и вы.
Он вспомнил и удовлетворенно кивнул.
― Думаю, что я знаю эту девочку. Не могу вам много о ней сообщить, ― сказал он. ― Очень смышленая. Ее направляли ко мне два или три раза за грубость учителю, и еще ее застали с мальчиком в кладовке за гимнастическим залом. Возможно, я не имею права говорить вам так много, но я думаю, у этой девочки проблемы.
― Какого рода?
Куан закусил нижнюю губу и посмотрел в окно на белую стену. Потом принял какое-то решение и повернулся ко мне. Достал ручку из кармана брюк, взял желтую карточку, написал что-то на обороте и протянул мне. Я прочел: «Салли Поровски. Отделение по делам несовершеннолетних, Сарасота».
― У вас есть адрес Адели?
― У меня есть адрес, но он вам не поможет. Однажды я проезжал мимо по дороге домой. Это магазин принадлежностей для гольфа. Я остановился и спросил ее отца. Разумеется, там никогда о таком не слышали.
― Но она ведь живет где-то с отцом?
― Где-то жила.
― А теперь?
― Я дал вам имя человека, который может вам помочь. Я говорил с ее отцом один раз. Я попросил девочку, чтобы он позвонил мне, когда она получила первое дисциплинарное взыскание. Он говорил спокойно, вежливо. Сказал, что не может прийти, потому что работает, и что его дочь сама решает свои проблемы.
― И это все?
Куан посмотрел через стекло в приемную, наклонился вперед и негромко произнес:
― Честно говоря, в его голосе было что-то совершенно жуткое.
Отделение по делам несовершеннолетних располагалось в корпусе «С» трехэтажного комплекса в квартале краснокирпичных офисов на Фрутвилл-роуд, сразу за Таттл. В корпусе «А», согласно табличке, размещались бухгалтер, физиотерапевт, двое психологов, еще один бухгалтер и дерматолог. В корпусе «В» находились дантист, педиатр, гинеколог и кабинеты эпиляции и гипноза.
В маленьком вестибюле сидел дежурный, разбирая горы конвертов. На вид около тридцати лет, бритый, аккуратный, в очках и голубой рубашке без галстука, откровенный гей.
― Салли Поровски, ― сказал я.
― Рад познакомиться, Салли. Я Мэри Эллен, ― ответил он, улыбаясь и продолжая сортировать конверты.
Я молча посмотрел на него. Он прервал свою деятельность и посмотрел на меня.
― Это была шутка.
― Я понял.
― Вы расскажете Соренсену? ― спросил он. ― Язык мой ― враг мой.
― Я не собираюсь рассказывать Соренсену, Мэри Эллен. Мне просто нужна Салли Поровски.
― На самом деле я... Меня зовут Джон Детчен.
― А меня Лью Фонеска. Вы не могли бы...
