Разоблачения пастора Симонса и консула Денниса были немедленно опровергнуты рдаогими высокопоставленными американскими деятелями, а также некоторыми свидетелями, так что в конечном итоге сенатская комиссия не обратила на эти разоблачения особого внимания. Иначе отнеслись к этому руководители и активисты ведущих «патриотических ассоциаций», а также многие другие американцы, начиная с Генри Форда I, который вскоре стал главным вдохновителем антисемитизма в Соединенных Штатах. Проблема ограничения иммиграции, уже давно стоявшая в повестке дня, получила благодаря этому новый импульс. Кампании, преследовавшие эту цель начиная с 1890-х годов и направленные против иммигрантов иного происхождения, чем англосаксонское или немецкое, завершились принятием в мае 1921 года закона, установившего ежегодную квоту в три процента для каждой национальности (Эта квота была определена на основании численности иммигрантов каждой национальности, как она была указана в их паспортах при прибытии на американскую землю в 1910 году. В 1924 году на смену этому закону пришел «Акт Джонсона», по которому вместо 1910 года за основу были взяты данные 1890 года, что сводило практически к нулю шансы выходцев из Восточной и Южной Европы, тем более что квота была сокращена с трех до двух процентов.); по многим свидетельствам главной целью этого закона было создание барьера против еврейских иммигрантов, к чему стремился старый патриций Генри Кэбот Лодж, лидер республиканцев в Сенате. В любом случае, в том что касается внутриамериканских проблем, только против евреев были направлены объявления о найме на работу, в которых все чаше указывалось на необходимость для кандидатов сообщать свою религиозную принадлежность, а иногда и прямо заявлялось: «Только для христиан».
Ограничения этого рода достигли тогда своего пика (некоторые из них сохранилось вплоть до наших дней). В 1922 голу после своего возвращения из путешествия по Соединенным Штатам наш старый знакомый Илер Беллок хвалил американцев за их умение организовать свою самозащиту:
«… даже в Нью-Йорке оборонительная деятельность только началась… [В Великобритании] некоторая часть евреев стата необходимой для английского правящего класса в целом (…) В США нет ничего подобного. Евреи там лишь с большим трудом могут вступать в солидные клубы, а чаще всего это оказывается для них невозможным; их способности редко находят себе применение в главных армейских штабах; у них практически нет сколько-нибудь заметного общественного положения (…) Очень многие отели не допускают евреев в качестве постояльцев, Как я уже говорил, ведущие клубы не принимают евреев в свои члены; университеты, в частности Гарвард, открыто приняли меры против засилья новых студентов-евреев…»
Удовлетворение Беллока легко объяснимо; в июне 1922 года президент Гарвардского университета Джеймс Рассел Лоуэлл объявил о проекте введения официальной количественной квоты в десять процентов для студентов-евреев. То, что авторство подобной меры принадлежало самому старому и самому престижному американскому университету, могло создать крайне опасный прецедент, и Луис Маршалл рассматривал это дело как более серьезное, чем провокации русских монархистов или пропаганда Генри Форда. В конце концов проект был отвергнут, и Гарвард вернулся к тайным, косвенным способам противодействия, какие использовались в ту эпоху ботшшинством университетов восточного побережья. Так или иначе, самые разные причины, в том числе слишком «быстрый успех» [евреев] для одних, угроза установленным порядкам для других, – и мы получаем классический хрисгианско-буржуазный антисемитизм: в начале 1920-х годов казалось, что евреи Соединенных Штатов также были обречены на то, чтобы вызывать ненависть, как и в Европе.
Соответствующая литература стала выглядеть респектабельной. Два крупнейших нью-йоркских издателя Патнэм и Даблдей стали публиковать или планировать публикации антисемитских изданий, а неофициально майор Патнэм распространялся об ужасах сионизма и большевизма, В 1920 году блестящий литературный критик-антиконформист Генри Менкен писал: «Обвинения евреев имеют длинную историю, а их дела отвратительны: они оправдывают в десять тысяч раз больше погромов, чем реально происходит во всем мире». Он переделал на английский лад старый немецкий аргумент: «Они думают на идиш, а пишут по-английски».
Необходимо уточнить, что в целом в Соединенных Штатах прошли те времена, когда американцы купались в сознании величия белого человека, и только негры выступали в роли антигероев. Священная привилегия белой кожи отныне была поколеблена появлением «ненордической» иммиграции, которая считалась второсортной. Эта тема обсуждалась самыми популярными изданиями, в которых оскорбления типа «бош», «итальяшка» или «жид» были закамуфлированы с помощью терминов «альпийская», «средиземноморская», «древнееврейская» или «восточная» раса; неопределенность продолжала царить в том, что касалось проблемы классификации евреев. Нельзя сомневаться в том, что «Большой красный страх» поддерживал и углублял эту типично расистскую угрозу. Опубликованная в 1915 году книга Медисона Гранта «Конец великой расы» имела лишь формальный успех; в 1920 году сочинение его ученика Лотропа Стоддарда «Прилив пветных народов» стало бестселлером и получило высокую опенку со стороны президента Хардинга, этого воплощения посредственности: «Каждый, кто даст себе труд внимательно прочитать книгу господина Стоддарда (…) поймет, что расовая проблема в Соединенных Штатах составляет лишь один из аспектов расового конфликта, от которого страдает все человечество. У Стоддарта можно найти высказывания, заставляющие вспомнить о Гобино, например; «Миллион лет эволюция человека не могла достичь цели, и человек, высший продукт жизни на земле, мог так никогда и не исполнить обещанную ему судьбу». Как и Гобино, он не нападал на евреев, которых не относил к цветным народам, даже когда он ополчался прошв «Ленина, окруженного своими китайскими палачами»:
«Кардинальные черты большевизма… воистину отвратительны. Можно представить, какие последствия могут иметь подобные идеи, если им удастся возобладать не только для нашей цивилизации, но и для расовых основ. Гибель или деградация почти всех, обладающих творческими способностями, тирания невежественных антиобщественных элементов – таков будет самый большой в истории триумф генетической неполноценности. Рядом с этим бедствия, порождаемые войной, покажутся совершенно незначительными…»
К тому же «расовые основы» американцев, по мнению Стоддарда, уже были серьезно затронуты притоком «совершенно чуждых орд из Восточной и Южной Европы», под кем, видимо, следовало понимать евреев, а также славян и латинян. «Все наше равновесие, достигнутое с таким трудом, физическое, интеллектуальное и .духовное, было нарушено, и теперь мы барахтаемся в настоящей трясине…»
Если Стоддард и был самым знаменитым апостолом нордической расы, он был далеко не единственным, и другие заходили гораздо дальше. Достаточно двух маленьких примеров. Для Клинтона С. Бэр-ра «американизм являлся радикальным воплощением нордической расы, возникшим после тысячелетних попыток», тогда как другие европейские расы были «пропитаны радикализмом, большевизмом и анархией»; это особенно справедливо для славянской расы с ее частично азиатским происхождением. Иным был подход Альфреда Уиг-гама, который говорил о возникшей религии в следующих терминах:
«Если бы Иисус был среди нас, он бы председательствовач на Первом конгрессе по евгенике. Он бы был первым, кто понял великое идеальное и духовное значение обобщений Дарвина, микроскопа Вейсмана, горошка Менделя (…) Первое предупреждение, которое биология сделала политике, состоит в том, что передовые человеческие расы деградируют, что в биологическом смысле цивилизованные расы погружаются в пропасть…»
У американской публики Уигтам пользовался гораздо большим успехом, чем Бэрр. В этом заключалось основное отличие от немецкого расизма того времени, поскольку ничто не было так далеко от психологии нацизма, как ссылки на Иисуса для поддержки своей биополитической программы.
