Почему меня так интересует преступный мир? Потому что я пишу детективные романы? Или наоборот – я начал писать детективы из-за того, что интересуюсь жизнью преступного мира? Ответить на этот вопрос так же трудно, как решить проблему яйца и курицы. Знаю только, что преступление, розыск преступника и его наказание – постоянно в центре моего внимания.

Большинство граждан совершенно равнодушны к этой стороне жизни – и напрасно. Нравится нам это или нет – многие тюрьмы, вместо того чтобы исправлять преступников, весьма успешно превращают человека, поддавшегося слабости, в озлобленного, озлобленного – в порочного, а порочного – в убийцу. Некоторые выходят из заключения настолько сломленными, что не могут жить в ладу ни с обществом, ни с самим собой. Они становятся рецидивистами. Конечно, не все. Как показывает статистика, около 18 процентов заключенных освобождаются раз и навсегда и только 2 процента умирают в тюрьме. Надо ли доказывать, как важно для всех нас уменьшить процент тех, кто остался врагом общества и отравляет жизнь его гражданам?

Кем станет заключенный после освобождения – зависит от того, что общество делало для него, пока он был в заключении. Уделяя больше внимания пенологии – науке, изучающей все, что касается мест заключения, – чаще прислушиваясь к профессиональным пенологам, пытающимся определить, какие факторы способствуют исправлению заключенного и какие разрушают его характер, общество могло бы более эффективно бороться с преступностью.

Мой друг Дуглас К. Ригг, начальник тюрьмы штата Миннесота в Стилуотере, – один из наиболее дальновидных и современно мыслящих пенологов. Он занимается исследованием важнейшей проблемы: как и почему меняется характер заключенного. Во время нашей последней встречи Ригг мрачно сказал: «Если жестокость по отношению к этим людям пойдет им на пользу – я буду жестоким. Если наказание остановит преступника – я за него. Если я, наказывая, смогу изменить человека к лучшему – я буду его наказывать. Беда в том, что проблема не так уж проста. Слишком много усложняющих факторов, а готовых рецептов нет. Можно по-разному воздействовать на заключенного: в одном случае это приведет к его исправлению, в другом – озлобит. Каждый из них – неповторимая личность, со своими индивидуальными и социальными особенностями, к каждому нужен особый подход, а чтобы найти его, нужно как следует узнать человека. Мне хотелось бы, чтобы общественность проявила побольше интереса к пенологии; уверен: этот интерес принесет большие дивиденды».

Тридцать первого августа 1957 года в газете «Сэтеди ивнинг пост» была напечатана глубокая, острая статья Дугласа Ригга. Эта статья у многих вызвала раздражение. Ригг написал ее не ради гонорара; его цель – привлечь внимание общественности к проблемам пенологии, решение которых не терпит отлагательства.

Нам нужны люди, подобные Дугласу Риггу. Он прочен как скала и тверд как сталь; его суждения основаны на здравом смысле и проверены практикой. У него нет иллюзий, но он истинный гуманист. Я надеюсь, что подобных людей скоро станет намного больше.

Итак, я посвящаю эту книгу моему другу Дугласу К. Риггу.

Не успел я войти в приемную, как меня ослепила фотовспышка. Берта Кул, дама весьма внушительных размеров, с глупой улыбкой смотревшая в объектив фотоаппарата, сердито обернулась ко мне, затем спросила фотографа:

– Я все испортила?

– Боюсь, что да, – вежливо ответил фотограф. – Когда дверь отворилась, луч моей лампы-вспышки отразился обратно в камеру.

Берта пояснила фотографу:

– Это мой компаньон. – Затем, видя мое замешательство, добавила уже для меня: – Не волнуйся, Дональд, я организовала это для рекламы.

Она повернулась было к фотографу, но тут ее внимание привлекла девушка-архивариус, сидевшая на углу стола, задрав юбку выше колен и оттянув носки так, чтобы ее скрещенные ножки выглядели еще пикантнее.

– Какого черта вы выставили свой нейлон перед фотокамерой?! – злобно спросила Берта.

Девушка беспомощно взглянула на фотографа.

– Она выполняет указания, – сказал тот.

– Чьи?

– Мои.

– Все указания здесь даю только я, – отпарировала Берта. – Всю жизнь мечтала, чтобы у меня по всей конторе расселись потаскушки! Скинь свой зад со стола! Встань там, возле шкафа с делами, если хочешь! Нечего восседать здесь, выставив свои ходули!

– Виноват, миссис Кул, – смутился фотограф.

Но тут из-за канцелярского шкафа вышел еще один посетитель и упрямо сказал:

– Нам нужны соблазнительные ножки, миссис Кул. Если не будет соблазнительных ножек, газеты не опубликуют снимка.

– Соблазнительные ножки в детективном агентстве?! – возмутилась Берта Кул.

– Соблазнительные ножки в детективном агентстве, – настойчиво повторил он. – Соблазнительные ножки нужны везде. Без соблазнительных ножек снимка не опубликовать. А если он не попадет в газету, незачем тратить пленку. И тогда мистер Крокетт не пожелает иметь дела с вашим агентством.

Берта сердито зыркнула на него; она все еще пыталась сопротивляться.

– Это мой компаньон Дональд Лэм. Дональд, это Мелвин Отис Олни. Он у Дина Крокетта отвечает за связи с общественностью.

Олни подошел и пожал мне руку.

– Мы не прочь сделать снимок с мистером Лэмом и девушкой-архивариусом, – сказал он. – Лэм может сидеть, просматривая в спешке бумаги, а...

– Только не Дональд, – перебила Берта. – Если эта красотка выставит ляжки, Дональд не станет смотреть ни на какие бумаги. Он будет глазеть только на ее ноги. Извольте не отвлекаться. Делайте снимок.

Архивариус вопросительно посмотрела на Олни. Тот спокойно приказал:

– Залезай обратно на стол и задери юбку выше колен. Оставь складки, будто они только что появились. Как будто юбка задралась нечаянно... Сейчас покажу.

Он подошел к столу, откинул подол юбки назад. Потом постоял поодаль, оценивая эффект, снова подошел и поправил подол. Берта с холодной яростью впилась в него своими крохотными глазками.

– Так хорошо? – спросила девушка.

– Лучше некуда, – процедила сквозь зубы Берта. – Действуй. Я вижу, вы оба довольны: он щупает твои ноги, а ты смотришь на него с глупой улыбкой.

– Ничего он не щупает! – огрызнулась девушка.

– Я не слепая, – возразила Берта. – Ради бога, кончайте с этим! Мы начнем сегодня работать?!

Фотограф переставил лампу-вспышку и зарядил в фотоаппарат новую кассету.

– Все готовы?

Мелвин Отис Олни приказал архивариусу:

– Оттяни оба носка. Так твои ноги выглядят длиннее и стройнее. Носки в пол! Теперь сделай глубокий вдох... О’кей, Лионель, ее можно отпустить.

Берта скривила лицо в глуповатой улыбке. Эта сладенькая, ненатуральная улыбка шла ей как почтовый штемпель – стодолларовому банкноту. Опять сверкнул блиц.

– Прекратите, – изрекла Берта. – Идите к черту!

– Еще разок, – возразил фотограф. – Теперь сделаем по размеру страхового полиса.

Он выдернул кассету, сунул в фотоаппарат другую, достал из кармана новую лампочку, лизнул цоколь и ввинтил ее в патрон рефлектора. Поднял фотоаппарат, отрегулировал объектив и попросил:

– Теперь, пожалуйста, улыбнитесь.

Берта глубоко вздохнула. Мне показалось, что я слышу скрежет ее зубов.

Олни сказал:

– Нам хотелось бы сделать снимок одного из двоих компаньонов и...

– Только быстро! – сквозь зубы процедила Берта; ее лицо скривила злобная усмешка. – Хотя кое-кто готов работать и в этом кабаке... Убирайтесь!

Фотограф, не спуская глаз с ее губ, подождал, пока лицо Берты не приняло нужного выражения. Она, в сущности, женщина разумная и потому приподняла уголки неразжатых губ в подобие улыбки. Блиц сверкнул еще раз.

Берта прошипела архивариусу:

– Хватит. Слезай со стола и принимайся за работу.