Предисловие было предпослано автором отдельному изданию восьмой главы (1832), которая появилась с пометой: Последняя глава "Евгения Онегина". В издании романа в 1833 г. П, помещая после "Примечаний к Евгению Онегину" специальное добавление: "Отрывки из путешествия Онегина", перенес текст предисловия в начало этого раздела.

В "Путешествие" включены строфы, написанные в разное время: описание Одессы было создано в 1825 г. в период работы над четвертой главой. Начало опубликованного текста "Путешествия" писалось осенью 1829 г., последние строфы закончены 18 сентября 1830 г. во время пребывания П в Бол-дине. В какой мере "Путешествие" было закончено — неясно. В предисловии П сообщает, что ему пришлось исключить уже готовый и законченный текст всей главы ("Автор чистосердечно признается, что он выпустил из своего романа целую главу, в коей описано было путешествие Онегина по России" — VI, 197). Добавляя, что ему пришлось "пожертвовать одною из окончательных строф", он закрепляет в читателе мысль, что текст был написан полностью, вплоть до последнего стиха. Однако как изучение рукописей, так и рассмотрение самих сохранившихся строф не позволяет подтвердить это. Видимо, у П был какой-то обширный, но вряд ли завершенный окончательно текст главы, когда он отказался от мысли о ее полном включении и прекратил работу над ней.

Прежде всего, не ясен до конца маршрут путешествия. Сам П подчеркнул, что речь идет о путешествии по России. О том же писал и Александр Тургенев, видимо, слушавший какие-то фрагменты текста. Однако не исключено, что в некоторые моменты работы П предполагал описать заграничное путешествие. На это указывает, во-первых, хронология странствий Онегина: герой романа, "убив на поединке друга" (VIII, XII, 9), оставил деревню зимой 1821 г. 3 июля 1821 г. он отправился в путешествие. В Петербург Онегин возвратился осенью 1824 г. Таким образом, путешествие его длилось около трех с половиной лет. Учитывая, что сохранившиеся строфы "Путешествия" рисуют его как безостановочное бегство от тоски и постоянную и быструю "перемену мест", срок в три с половиной года кажется слишком длительным для путешествия по России. Летом 1823 г. Онегин встретился с Пушкиным в Одессе. Где был он в последующее время? Во-вторых, в восьмой главе возвращение Онегина сравнивается с приездом на родину Чацкого и употребляется формула: "С корабля на бал" (VIII, XIII, 14). Чацкий вернулся в Россию из-за границы, морем прибыв в Петербург и оттуда прискакав в Москву. Он "хотел объехать целый свет, И не объехал сотой доли" (I, 9). "Горе от ума" приходилось неоднократно упоминать в связи с EO. До сих пор это было обусловлено параллелизмом в изображении московского общества и построении сатирических образов (с. 331). Не следует, однако, забывать, что Чацкий был единственным в современной EO литературе героем, который мог быть сопоставлен с Онегиным. Параллелизм сюжетной ситуации: "возвращение из путешествия — влюбленность — объяснение — крах надежд" — вряд ли ускользнул от внимания автора EO. Если же П чувствовал эту параллель, то упоминание о том, что Онегин возвратился "как Чацкий" и попал с корабля на бал, может служить и основанием и для некоторых суждений о маршруте героя. Онегин, который еще в первой главе был "готов <…> увидеть чуждые страны" (I, LI, 1–2), мог отплыть из Одессы, чтобы через год с лишним вернуться, в Петербург. Однако даже если такого рода замыслы и имелись у П, от них не осталось следов. "Путешествие Онегина" фрагментарно и в пространстве, и во времени — нам остается лишь комментировать наличный текст и реконструировать те пропуски, которые имели не сознательно-художественный, а вынужденно-цензурный характер.

К последним в первую очередь относится эпизод посещения Онегиным военных поселений. О существовании его узнаем от авторитетного свидетеля П. А. Катенина, который имел возможность ознакомиться с рукописным текстом, и, как видно из пушкинского предисловия, обсуждал его с автором. В ответ на запрос Анненкова Катенин в письме от 24 апреля 1853 г. писал: "Об осьмой главе Онегина слышал я от покойного в 1832-м году, что сверх Нижегородской ярмонки и Одесской пристани, Евгений видел военные поселения, заведенные Аракчеевым, и тут были замечания, суждения, выражения, слишком резкие для обнародования, и потому он рассудил за благо предать их вечному забвению, и вместе выкинуть из повести всю главу, без них слишком короткую и как бы оскудевшую". Опубликовавший письмо П. А. Катенина П. А. Попов писал: "Катенин сообщил Анненкову не только новую для нас деталь фабулы исключенной автором главы "Евгения Онегина", чрезвычайно важную для творческой истории этого романа, но и указал причины, побудившие Пушкина "предать вечному забвению" "слишком резкие для обнародования" строфы" (Попов П. А. Новые материалы о жизни и творчестве А. С. Пушкина. "Литературный критик", 1940, № 7–8, с. 23, 237). Естественно возникает вопрос: "В какой момент путешествия Онегин посещал военные поселения?" Традиционно эпизод этот ассоциируют с отрывком, посвященным Новгороду, и, таким образом, с него начинается странствие героя по России. Было высказано предположение, что Онегин должен был посетить Одесские поселения генерала И. О. Витта, с которым П был знаком в Одессе и в любовницу которого, Каролину Собаньскую, он был влюблен.

Одесские поселения привлекали внимание южных декабристов: Пестель намеревался даже жениться на дочери Витта и поступить в Одесские военные поселения начальником штаба, чтобы получить ключи от того порохового погреба, которым они, по его мнению, являлись. Даже в 1825 г., когда обнаружилась провокационная роль Витта как главной пружины в раскрытии Южного общества, Пестель все еще предлагал в случае восстания "броситься в поселения", надеясь, что поселенцы взбунтуются, а Витт может "пристать" (см.: Нечкина М. В. Движение декабристов, т. II. М., 1955, с. 206). П мог знать о военных поселениях под Одессой из многочисленных источников. Если принять «одесскую» версию, то посещение поселений заключало бы путешествие Онегина по России и, может быть, стимулировало начало заграничного странствования. Однако для определенного решения этого вопроса материалов нет. Чтобы понять, что означало введение в роман эпизода посещения Онегиным военных поселений, следует, с одной стороны, вспомнить непрекращающееся возмущение в обществе этой мерой правительства, слухи, постоянное обсуждение проблемы военных поселений в кругах членов тайных обществ, а с другой — атмосферу строгой секретности, которую создавало правительство вокруг районов поселенных войск. Последнее ярко характеризуется письмом Александра I Аракчееву, из которого видно, что сам император осуществлял мелочную слежку, тщательно просматривая по ведомостям, кто выехал из столицы в сторону новгородских военных поселений. Александр писал: "Обращая бдительное внимание на все, что относится до наших военных поселений, глаза мои ныне прилежно просматривают записки о проезжающих. Все выезжающие в Старую Руссу делаются мне замечательны. 2 марта отправились в Старую Руссу отставной генерал-майор Веригин, 47 егерского полка полковник Аклечеев, служащий в Департаменте государственных имуществ форштмейстер 14 класса Рейнгартен для описи лесов, инженерного корпуса штабс-капитан Кроль. Может быть, они поехали и по своим делам, но в нынешнем веке осторожность небесполезна. Если сей Веригин есть тот самый, которого я знаю, т. е. брат Плещеевой и Данауровой, то в него веры большой не имею, человек весьма надменный. Но он в вчерашнем рапорте показан уже воротившимся из Старой Руссы, что довольно странно и время так коротко было, что кажется ему нельзя было успеть туда и доехать. То воротился ли он с дороги или какая другая причина проявила сию странность — остается загадкою. Полковник Аклечеев довольно заметен. Он служил в гвард. Финляндском полку и перешел с бат. сего полка в гв. Волынской в Варшаву. Там за содействие с другими офицерами в некоторой неуважительности к начальству своему, братом был отставлен и шатался здесь по Петербургу. Полициею он был замечен между либералистами во время происшествий Семеновских в 1820 г. После просился на службу и по общему совещанию с братом написал в его Литовской корпус. Ныне здесь в отпуску. Может быть, он помещик того уезда, но от него станется, что он из любопытства поехал в Старую Руссу посмотреть, что там будет <…> Вообще прикажи Марковникову и военному начальству обратить бдительное и обдуманное внимание на приезжающих из Петербурга в ваш край" (вел. кн. Николай Михайлович. Император Александр I, т. II, СПБ., 1912, с. 645–646).