– Скамейку! Да мы душу готовы отдать этому праведному человеку! Они не позволили нам прикоснуться к скамейке.

– Что? Гости Рикмана сами отнесут скамейку? Где это видано такое? Наши протесты остались без внимания. Скамейку принесли в квартиру люди из синагоги грузинских евреев.

Не только посещая Кирьят-Малахи, но нередко в разговорах с религиозными людьми, особенно с хасидами Любавичского Рабби, мы слышали восторг, когда речь заходила о Семином отце.

…Шли годы.

В ту пору мы отдыхали в Тверии вместе с Семеном, его женой и его родителями.

Был тихий весенний вечер. Тоненькие цепочки огней прибрежных кибуцев и поселений на Голанских высотах отражались в черной воде Кинерета. Легкие волны едва слышно плескались у наших ног. Семин отец рассказывал о мессианстве, о лже-Мессиях, о том, как Папа Климентий VII спас от костра Шломо Молхо, бывшего португальского рыцаря Диего Переса, перешедшего в иудаизм. Он спрятал его у себя, а на костер повели другого человека. – Знаете, – сказал он, поправляя ермолку, – нет в мире ничего случайного. Папа все же не помог ему. Он только отсрочил сожжение. Карл V выдал Диего-Шломо. Вторично Папа не смог спасти его от костра. – Он замолчал и долго смотрел, как вода лижет прибрежную гальку. Потом, словно вспомнив о нашем существовании, продолжил:

– Эту историю я как-то рассказал своим попутчикам, когда зашла речь о мессианстве. Нас осудили и везли по этапу. У меня оказались очень интересные попутчики.

… Семнадцать лет назад академик Парин назвал имя, отчество и фамилию подмосковного еврея. За ненадобностью я забыл их. Я забыл детали рассказа. И вдруг не из памяти – из Кинерета пришли ко мне внезапно ожившие образы: академик, обложенный подушками; кисти рук, впившихся в пододеяльник; взволнованный надтреснутый голос; голубоглазый еврей, интеллигентный, тихий, не могущий обидеть мухи; хасид Любавичского Рабби.

Борис Израилевич Рикман! Я отчетливо вспомнил благоговение в голосе академика Парина, когда он произнес это имя. Но ведь я знаком с Борисом Израилевичем несколько лет! Почему же только сейчас так ярко озарилась моя память? Я пристально посмотрел на Бориса Израилевича и в спокойной повествовательной манере, словно продолжая малозначащий разговор, подтвердил:

– Да, у вас действительно были интересные попутчики – Василий Васильевич Парин, генерал-полковник…

– Генерал-лейтенант, – поправил Борис Израилевич, с недоумением глядя на меня.

– Да, генерал-лейтенант и бывший военный атташе, не помню его звания.

– Полковник. Откуда вам это известно?

… Рикманы, старые и молодые, моя жена и Кинерет слушали взволнованный рассказ о встрече в Москве на Беговой улице. Когда я умолк, Борис Израилевич тихо произнес:

– Конечно, с точки зрения теории вероятности…

Он задумался и добавил:

– Нет, в мире нет ничего случайного.

1984 г.