Ему не хотелось верить своим подозрениям. Ведь это просто невероятно. Научно-исследовательский институт… Но не соответствие гистологических исследований клинической картине было настолько разительным, что следовало проверить обоснованность подозрений.

В тот день, когда он оперировал очередное животное, на другом столе его коллега, завершив эксперимент, усыпил собаку. Доктор Левин попросил у него разрешение взять кусок ребра и засвидетельствовать, что именно эту живую кость он сдал на исследование. Через две недели доктор Емец выдал результат: кость мертва. Увы, самые невероятные подозрения оправдались. В лаборатории умышленно умерщвляют его препараты.

Доктор Левин обратился к знаменитому учёному, главному патологоанатому республики. Старый профессор выслушал рассказ молодого врача, просмотрел под микроскопом несколько препаратов и рассмеялся:

– Что вы получили на экзамене по гистологии?

– Отлично.

– Значит вам известно, чем декальцинируется кость?

– Естественно. Семи процентной азотной кислотой.

– Семи процентной?

– Да.

– Ну, а если кислота будет, скажем, десяти процентной?

Доктор Левин с изумлением посмотрел на профессора.

– Чего вы удивляетесь, молодой человек? Вы что, не ожидали чего-нибудь подобного? Не будь у вас подозрений, вы бы пришли ко мне? Увы, молодой человек, не всегда наука делается чистыми руками. Но вы не ответили на мой вопрос.

– Какой?

– Что произойдёт при декальцинации десяти процентной азотной кислотой?

– Произойдёт не только декальцинация. Погибнут также остеоциты.

– Вот именно. Следовательно, кость, что?

– Мертва.

– Именно, молодой человек. Именно это мы видим на препаратах. А идея ваша замечательна. Как это до неё не додумались раньше? Ведь она лежала на поверхности. Господи! Сколько несчастных раненых можно было поставить на ноги, пользуясь вашим методом! Сколько их я перевидал в госпиталях за четыре года войны!

Давид понимал, что он не расквасит морду доктору Емцу. И, кроме того, тот, вероятно, только исполнитель. А чей это заказ? Ответ был предельно ясен.

Подробное заявление с угрозой предать эту подлость гласности доктор Левин направил директору института. Разговор в директорском кабинете, начавшийся надрывным криком хозяина и ненормативной лексикой, сводился к тому, что ни о какой научной работе вообще не шла речь, так как никто, нигде, никогда не утверждал темы диссертации, или вообще какой-либо исследовательской работы. И вообще, этот Исаааакович забывает, где он находится и с какой очаровательной лёгкостью он может быть вышиблен из института. У Давида был значительный фронтовой опыт употребления той же лексики, и даже больший словарный запас бранных слов. Но, услышав издевательское Исаааакович, сразу перешёл на спокойный тон:

– Исаааакович? Кстати, вы бывали в Ленинграде?

Вопрос и тон удивили директора. От неожиданности он тоже убрал несколько десятков децибелов из своей глотки.

– В Ленинграде? Ну, был.

– Так знаете, даже там, в столице бывшей Российской империи, есть Исаакий. И стоит этот Исаакиевский собор довольно прочно. И если на протяжении почти двух тысяч лет устояли Исааковичи, то они устоят и дальше. А вот вас, Михаил Константинович, может постигнуть судьба Константина. Был такой император, создатель империи. Впрочем, вы при вашем невежестве можете этого не знать. Но о существовании города, названного его именем, наверно слышали. Так ведь и Константинополя уже нет в помине. – С этими словами, грохнув дверью, он вышел из кабинета директора.

Ночью доктор Левин просчитывал варианты будущих действий. Он уснул, ещё не решив, обратится ли в Учёный совет министерства, или в ЦК.

Но утром следующего дня секретарь партийного комитета, старший научный сотрудник Екатерина Павловна Мешунина, недавно пообещавшая ему никогда не забыть, как он спас её жизнь, сообщила, что сегодня на партийном собрании в повестке дня персональное дело коммуниста Давида Исааковича Левина.

Ритуал подобных собраний, арены для уничтожения очередной жертвы, был давно и тщательно отработан. Значительную часть партийной организации составляли работники административно-хозяйственной службы и работники экспериментально-производственной мастерской. Представления о трёх процентной разнице в концентрации азотной кислоты у них было маловато. Зато зависимости от воли директора института – с избытком. А именно директору института Мешунина предоставила слово для доклада об антипартийном поведении коммуниста Левина. Формально всё было по правилам. Директор института – член партийного комитета. Вот только заседания комитета не было и на заседании комитета, которого не было, не обсуждалось персональное дело коммуниста Левина и так далее. Но какое это имело значение? Коммунист Левин, правда, пытался обратить на это внимание собрания, но секретарь партийного комитета Мешунина не дала ему слова и сказала, что все члены комитета ознакомлены с этим делом в рабочем порядке. Ни один из них, услышавший об этом впервые, не возразил.

Директор напомнил собранию, что родная партия и правительство разоблачили подлых космополитов, пытавшихся подорвать мощь нашей самой демократической державы, свести на нет великие завоевания социализма, предав страну в лапы американского империализма. Не только в литературе и музыке, не только в кино и театре, не только в гуманитарных науках, но даже в биологии и физике свили гнездо враги самого прогрессивного, самого передового учения марксизма-ленинизма. К сожалению, и наш здоровый коллектив не уберёгся от этой заразы. Проникший в наши ряды Левин предпринял диверсию, пытаясь опорочить наш научно-исследовательский институт. Он обвиняет наш экспериментальный отдел в фальсификации. Как вам всем известно, именно в этом отделе выполнена работа, за которую мне присуждена Сталинская премия. Именно в экспериментальном отделе нашего института осуществлены и осуществляются научные работы присутствующих тут коммунистов. И на этот отдел посмел поднять руку космополит Левин. Партийный комитет считает, что таким личностям нет места в рядах нашей славной коммунистической партии, и предлагает собранию исключить его из партии.