Слуги Стюарта принялись за работу с энтузиазмом. Он привык иметь дело с людьми, которые выполняли его указания немедленно и точно, не ожидая, что их за это похвалят. Горничная что-то тихо напевала, порой фальшивя, а Эмма мялась на пороге, сама не зная, стоило ли упорствовать в своем нежелании сделать так, как хочет он. В конце концов он не требовал от нее невозможного.

— Я не хочу быть рядом с вашей спальней, — выдавила она из себя.

Он ничего не сказал, лишь потянул за галстук. Раздался звук, от которого волоски у Эммы на руке встали дыбом, — свист шелка по накрахмаленному батисту. Не замечая того, он наматывал шелковый галстук на руку.

Эмма смотрела на его руку и чувствовала, как у нее пересыхает во рту, как жарко становится глазам. Нет, виконт Монт-Виляр не выглядел сейчас ни милым, ни просто любезным. Он просто тянул время. Все карты были у него на руках. Почему он должен быть с ней великодушным? Ей хотелось смеяться над собой за то, что была столь наивной.

— У вас есть библиотека? — спросила она.

— Да. — Стюарт не верил ушам. — Вы хотите назначить встречу в библиотеке, чтобы ужин подали туда?

— Боюсь, что так.

Стюарт смотрел на нее добрую минуту, после чего лицо его расплылось в надменной ухмылке.

Ни он, ни она не двигались. Он опирался плечом о дверной косяк, окидывая ее взглядом сверху вниз и снизу вверх. Он взвешивал ее слова, пытаясь понять, что ею движет. Мужчина, стоявший на пороге собственной спальни в расстегнутом жилете и наполовину расстегнутой белоснежной рубашке. Рубашка его была украшена вышивкой ришелье — меленькие продолговатые дырочки вдоль всего переда. Она заметила крохотную белую пуговицу, к которой были пристегнуты брюки.

Он тряхнул головой, убирая со лба прядь, которая упорно падала опять. И только тогда она подняла глаза, чувствуя себя при этом несколько смущенно. К его волосам — темным, слишком длинным, чуть вьющимся. Сзади они падали на плечи густыми непослушными локонами. Черное на белом.

Она облизнула губы. Она старалась переждать эту тупиковую ситуацию со всем хладнокровием, на которое была способна.

И он засмеялся над ней. Не нужны ему ни ее хладнокровие, ни ее вежливость. Он пробежал по ней взглядом: по ее шее, плечам, груди, животу, затем еще ниже. Она чувствовала и понимала, что он делает, но она просто физически не могла ответить ему той же монетой. Он стоял перед ней полуодетый, хозяин в собственном доме, и смеялся над ней потому, что понимал: вся власть в его руках.

Эмма отступила на шаг.

— Так, значит, через час в библиотеке?

В данный момент его больше интересовало ее тело. Он неохотно поднял глаза до уровня ее лица.

— Какая замечательная мысль, — сказал он тихо. — Почему я об этом не подумал? Я хочу сказать — ужасные вещи могут произойти в моей гостиной, которые в библиотеке просто не могут; произойти. Прекрасный выбор. — Он снова засмеялся, а потом добавил таинственным шепотом: — Как пожелаете.

Лжец! Он смел делать вид, что потакает ее желаниям! И все же когда глаза их встретились, Эмма почувствовала спазм внизу живота. И горячую волну, прокатившуюся по всему телу.

Дальше стало еще хуже: он дал ей остро прочувствовать все те опасения, которые она испытывала только смутно.

— Вы были правы, — с усмешкой произнес он. — Один из вопросов, который я хотел обсудить за ужином, в обстановке более интимной, — это предложение провести ночь в моей постели.

Она заморгала, нервно рассмеялась и, опустив голову, посмотрела на ноги в рваных чулках. Пальцы немного замерзли.

— Я мог бы настоять, — тихо сказал он.

— А... вы... — Вот уж действительно вразумительный ответ! У нее был готов ответ — ответ «нет», хотя его дерзость имела желаемый результат: она так и не смогла заставить себя произнести внятное «нет».

Виконт беззвучно смеялся.

— Говорите медленнее, это помогает.

Он снова смеялся над собой. Но Эмма так и не произнесла ни слова. Чувства ее были в смятении.

Она окончательно запуталась в своих ощущениях. Она была раздражена, сбита с толку и в то же время чувствовала себя польщенной, чувствовала растущее влечение к этому человеку, влечение, совершенно безнадежное.

Он протянул руку, и его теплые пальцы коснулись ее подбородка. Он развернул к себе ее лицо.

— Конечно, я не стану настаивать, — сказал он, глядя ей прямо в глаза. — Это ваше решение. Я просто хотел бы этого. Мне казалось, что я совершенно однозначно выразил свое мнение по этому вопросу. Я надеялся, что мы сможем договориться об этом за бокалом вина возле камина. — Стюарт глубоко вздохнул. — Я бы хотел доказать вам, что способен на большее, нежели тридцать секунд на стуле. — Потом он отвел глаза и посмотрел себе под ноги с ироничной улыбкой. — Я приложил бы старания. — Когда он поднял глаза и встретился с ее взглядом, выражение его лица было весьма серьезным. Серьезный взгляд на таком красивом лице... У Эммы встал в горле ком. — Вы произвели на меня весьма сильное впечатление, — сказал Стюарт и тут же иным тоном, словно чтобы показать, что не совсем верно построил фразу, поправил себя: — Что-то в вас меня весьма поразило. — И, вздохнув, явно демонстрируя свое неудовольствие, заключил: — Я думаю, эти две недели прошли бы для нас более интересно, если бы мы прожили их как любовники.

— Я... это... я так не думаю.

— Очень плохо. — Он взялся за ручку, почти отвернувшись от нее, и бросил через плечо: — Тогда через час в библиотеке. Ужин подадут туда.

Эмма сдержала нервный смешок и решительно закивала. Конец. Второй раунд она выиграла. Вернее, выиграла бы, если бы так не краснела. Щеки ее были в огне.

«Поразила»! Тоже мне, сказал. Кто мог его поразить? Коротышка в уродливом платье с благотворительного базара? Деревенская толстушка в шерстяных чулках с дырками на каждом пальце, со всклокоченными волосами — она так и не успела причесаться после того, как стянула парик. Но при этом его пятьдесят шесть фунтов все еще лежали в ее кармане. Эмма посмотрела вслед уходящей горничной. Та, видно, хотела сказать, что драная кошка могла бы произвести на него большее впечатление.

Но она не стала унижаться. Она приняла его комплименты и вообще весь этот странный их разговор с достаточной долей женского тщеславия, которое подсказывало ей, что, будь она почище, волосы поопрятнее, а одежда половчее, она и впрямь могла бы произвести впечатление. Как бы там ни было, если он что-то в ней и нашел, то это что-то не было фальшивым, накладным, завитым и прихорошенным.

Не убирая руки с дверной ручки, Сюарт сделал шаг в свою гостиную. Он не торопился закрывать за собой дверь. Он смотрел на нее так, словно ждал, что она сейчас передумает, что она последует за ним. Будь он неладен, он уловил все нюансы ее отказа. Он видел, как она смешалась, и видел, что ей льстило его внимание.

— Встретимся за ужином, — сказала она несколько запоздало. Язык с трудом шевелился во рту. Попятившись наконец в своих дырявых чулках к двери в свою комнату, Эмма уже знала наверняка, что виконт Монт-Виляр совершенно точно понял причины ее внезапного заикания и, нащупав ее слабое место, поведет свою игру с прекрасными шансами победить.

Уже у себя в комнате она закрыла глаза и, прислонившись к двери, спросила себя: «Что с тобой не так, Эмма? Неужели ты хочешь опять этого безумия, чтобы опять повторилось то, что уже было сегодня в гостинице?».

Да поможет ей Бог, она почувствовала, как ее пробрала дрожь.

«Ты сама себе худший враг, Эмма Хотчкис. Тебе нравятся плохие мужчины. Если ты не приложишь все усилия к тому, чтобы держаться от него подальше, ты получишь то, что заслуживаешь, дура несчастная».

И тогда у себя на кровати, застеленной голубым шелком, она увидела белое озеро тяжелой шелковой ткани. Взяв ее, Эмма вдруг рассмеялась, легко и радостно, словно отпустило что-то в груди. Ночная рубашка Стюарта. Белый шелк струился по пальцам, как вода, ткани было много, много-много ярдов. Или она будет в ней спать, или замерзнет до смерти.