И все же под знакомым серым пальто с торчащей из-под него ярко-синей шерстяной юбкой весьма характерно колыхался и вилял тот зад, который он бы ни с одним другим не спутал.
Сама Молли Маффин оставалась здесь на ночь. Стюарт чуть не выронил газету. Но у него хватило самообладания, прикрывшись газетой, наблюдать за молодой женщиной. Он смотрел, как она скинула пальто в теплом вестибюле, как склонилась над регистрационной книгой, одарив его щедрым видом сзади. В юбку была заправлена полосатая блузка, что показалось ему выпадением из образа. Но что вообще ни с чем не вязалось — так это то, что на ногах у нее были сапоги. Огромные сапоги из мятой резины, явно принадлежащие кому-то другому — мужчине. Стюарт от злости аж закачался в кресле, но потом вспомнил ее отца. Они принадлежали ее хромому, слепому и глухому отцу.
Когда ее роскошный зад развернулся и, покачиваясь, направился к лестнице, Стюарту пришлось подавить в себе желание немедленно броситься за ней следом. Или по крайней мере к консьержу, чтобы начать выяснять, где в это время года он мог бы достать живые цветы. Послать этой женщине шесть дюжин каких-нибудь цветов, которые пахли бы... по крайней мере не хуже гвоздики.
Глядя на расплывающиеся буквы газеты, Стюарт в своем воображении рисовал букеты тепличных роз, или тюльпанов, или лилий, или нежных нарциссов, или всех сразу. Карточку со своим именем. Приглашение на ужин — раз уж они остановились в той же гостинице. Он найдет к ней подход, на этот раз он будет рассыпаться в любезностях. «Ваш коленопреклоненный слуга». Он опустит голову и снимет шляпу. «Да, я благодарна вам за цветы. Так красиво, так необычно зимой, красивый жест. Так, может, ужин...»
На этом месте мечты Стюарта обрывались. Физиономию его свело от гнева. Кровь бросилась к щекам. Только сейчас ему пришло в голову задуматься о том, почему Молли Маффин оказалась здесь.
Почему женщина, которая вела протокольные записи в том самом банке, откуда испарились 56 фунтов, та самая женщина, что записывала в гроссбух все трансакции дня, — почему это она появилась в том самом городке, где выплыл чек? Что за странное совпадение? Он вспомнил заклеенные бумагой окна ее конторы с «безупречной репутацией».
Он еще вспомнил ее испуг и то, что он подумал тогда, на заснеженной улице: каких еще намерений относительно себя могла ждать Молли Маффин от него, виконта Монт-Виляра? Вспомнил и то, как она радостно расслабилась, когда поняла, что от нее хотят лишь сексуальных услуг.
Увы, теперь-то он понял, в чем могла быть причина ее замешательства. Чувство вины. Страх. Боится? И правильно делает.
Стюарт старался усмирить свой гнев. Пытался придумать рациональное объяснение. Почему совершенно чужой ему человек, женщина — если она действительно это сделала, конечно, тут какая-то ошибка, но все-таки если она это сделала, — почему она украла у него такую смехотворную сумму? Он не мог придумать причины. Все, что приходило ему на ум, — это превентивные меры по отношению к этой женщине, то, что заставило бы его чувствовать себя лучше по поводу всей ситуации. Господи, если она манипулировала им и его и так сильно запутанными финансами...
Он передал записку своему посыльному, который дежурил в банке. Вот что там было написано:
«Если женщина придет снять деньги со счета, скажите ей, что деньги будут только на следующее утро. Я настаиваю: в случае, если женщина придет снять деньги, не посылайте за шерифом прежде, чем поговорите со мной».
Глава 4
Человеческой натуре вообще более сродни глупость, нежели мудрость, а потому и качества, пленяющие людскую глупость, имеют наибольшую силу воздействия.
Фрэнсис Бэкон
Эмма приехала в Хейуард-он-Эймс в первый понедельник января. Она сняла номер в гостинице, чтобы было где переодеться. Она сразу пришла в номер, подсунула под юбку подушку, надела громадного размера платье, которое позаимствовала в церкви — одежда для нуждающихся, — запихнула волосы под седой парик и, выскользнув на улицу, отправилась прямо в банк. Мистер Стюарт Агсир обеспечил все необходимые бумаги. Деньги по счету должны были послужить ее выходным пособием — 56 фунтов 8 шиллингов. После получения денег она должна была закрыть счет. Для смеха она даже подписала отлично сделанное факсимиле собственной подписью виконта, только буквы были соответственно переставлены. Так, ради шутки. Но все оказалось не так гладко, как она ожидала. В банке кассир сказал, мол, все замечательно, и велел прийти завтра — к тому времени будут деньги.
— Что? — спросила она. Нет, так банки не работают. Кассир заявил, что у нее не хватает документов.
Но у нее все необходимое было в наличии.
— Какого именно документа? — спросила она. Кассир пошел на попятную. Просто снятие денег со счета нужно было внести в список текущих трансакций, и сделать это нужно посредством телеграфа, через «родительский» банк в Йорке. Своего рода предварительное согласование. И он повторил, чтобы она приходила утром. Что за дела?
— Нет, сэр, — сказала она ему, — я не буду ждать до утра, спасибо большое. Я получу деньги сегодня.
Кассир явно чувствовал себя не в своей тарелке.
— Хорошо, — сказал он, — в этом случае можно попробовать ускорить дело. Деньги, возможно, будут через пару часов.
Нет, она не намерена была ждать и «пары часов». Эмма точно знала — она своими глазами видела десятки записей о подобных трансакциях в том гроссбухе в Йорке, — что все документы у нее в полном порядке и что деньги ей обязаны выдать немедленно. Куда, скажите на милость, катится мир? — думала она. Как человеку, обладающему меньшей, чем у нее, решимостью обломать в наше время обыкновенного кассира в банке?
Он ходил вокруг да около. Он бегал консультироваться с начальством. Но и Эмма не терялась. Она тоже решила «получить консультацию», громко поинтересовавшись у высокого, с вытянутом лицом парня, стоявшего у другого окошечка, стал бы он мириться с подобным безобразием. Когда Эмма обернулась, чтобы задать тот же вопрос носатому с пролысинами молодому человеку, стоявшему позади нее, кассир вмешался. Он имел наглость пригрозить ей, что ее сейчас выведут из банка.
— Что вы сказали, простите? — спросила она, перекинувшись через стойку и едва не просунув голову в окошко. — Если вы только посмеете меня тронуть, я позову самого шерифа!
— Шерифа? — переспросил кассир, и глаза его под толстыми линзами очков заметно округлились. Он нахмурился и наконец выдал: — Шерифа звать ни к чему.
Ладно, подумала она. Ей тоже шериф был не нужен. Но директор банка здесь бы не помешал. Как выяснилось, у местных филиалов банков директоров не было. Тогда она настойчиво попросила привести любое начальство. В ответ на ее требование двое мужчин, сидевших в других загородках в дальнем конце коридора, вскинули головы. Оба были высокими, у одного худое удлиненное лицо, с повисшими усами, другой — крепыш, здоровяк, с крупными чертами лица и мясистыми, тоже отвисшими щеками. Эти двое вышли из своих загородок и направились к ней.
Чтобы донять всех троих, Эмме потребовалось полчаса. Но эта битва была трудной. Собственно, победу, как обычно, ей принес счастливый случай. На этот раз принявший облик почтальона, который привез в банк целую книгу деловых бумаг. Толстощекий здоровяк тут же принялся разбирать почту, словно давал понять, насколько важно для него теперешнее занятие и несущественно то дело, что привело сюда седовласую даму. Но к счастью, воззвав к почтальону, Эмма получила сочувствие. Он сказал, что всегда получал деньги в тот же день и в ту же минуту, когда подавал чек, если, конечно, на счету было достаточно денег. А если не так, зачем вообще класть деньги в банк? Чтобы создать непреодолимую пропасть между собой и собственными деньгами?
— Вот и я так говорю, — сказала она. — Спасибо большое. Я желаю получить свои деньги сейчас, уж будьте любезны.»