– Да… – хмыкнул Сухад, глядя на него, как на ненормального, – Понимаю, когда женщину можно побить, но чтобы она…

На этом их разговор об интимных наклонностях каждого закончился. Калиф, наконец, дошел до кувшина с вином, но, подняв его, вновь недоуменно посмотрел на воина:

– Ты что, все один выпил? – спросил он, обнаружив на дне лишь малое количества крепкого напитка.

– Ну да, – опять смутился воин. Он чувствовал себя преотвратно и ему очень хотелось пить.

– Что ж, – улыбнулся калиф, – Раз тебе пока нечем заняться, может, вернешься ко мне на покинутую службу?

– Хорошо, – кивнул воин.

– Ну вот и славно, – окинув его на прощанье изучающим взглядом, улыбаясь, вышел калиф.

А на женской половине дворца более старшие по возрасту жены пытались успокоить молодую Файриду – бедняжка как выбежала из покоев господина, где уснул, удовлетворив все свои животные инстинкты пьяный Нартанг, не переставала рыдать.

Она никак не могла успокоиться – все ее надежды на благосклонность мужа и господина были растоптаны, разорваны страшным человеком, который ясно дал ей понять какая теперь участь уготована ей – ублажать тех, кого велит ее супруг…

Таргима – одна из самых первых жен калифа, появившаяся у него, когда Сухад был еще совсем молодым и неопытным – была для него скорее матерью, чем любовницей; так же она и относилась к его другим женам. Являясь намного старше остальных, она частенько учила и успокаивала их в сердечных переживаниях, разъясняя смысл их жизни. Вот и теперь отведя Файриду от столпившихся на ее рыдания жен, Таргима ласково гладила ее по голове:

– Ну что ты, деточка, ну что ты так убиваешься? – она знала от Рамула – их смотрителя – что девочку отдали другому, но не знала, что же на самом деле произошло. Злой евнух сказал с неприятной улыбкой, что девчонка поняла мужскую любовь. Что же это означало в устах гнусного человека Таргима не знала, – Ну что случилось? Калиф попросил тебя быть с другим?

– Да, – всхлипнула несчастная.

– Многие из нас принадлежали на одну ночь его гостям, то могут сказать тебе многие жены – это обычай… Это значит, что тот человек оказал повелителю большую услугу… Такую, что господин делится с ним самым ценным, что у него есть. Это честь, Файрида, это значит, что он считает тебя очень ценной… – уверенно и убедительно говорила немолодая женщина, сама прекрасно понимая, что на самом деле произошло.

– Он… Он… – не могла никак успокоиться и выговорить сквозь слезы наболевшее Файрида, – Он отдал меня джину! Он был страшен, как джин пустыни! И так же зол!

Он взял меня силой!

– Тише! – шикнула на нее Таргима, опасливо озираясь на обернувшихся на них других женщин, – Тише, глупая! Может еще все обойдется – не губи себя сама!

– Мне уже все равно! Я не хочу жить! – вновь зарыдала несчастная, – Я не хочу так жить!

– Перестань! Опомнись! Ты – жена калифа! Любая женщина может только мечтать о таком!

– Я не хочу ложиться под каждого урода на какого он мне укажет! – вмиг перестав плакать зло прошипела Файрида, недобро глядя на Таргиму красными заплаканными глазами.

– Тише! Ты – женщина и должна делать то, что тебе велит твой господин!

Неповиновение сама знаешь чем заканчивается!

– Пусть меня бьют хоть каждый день – я не буду больше этого делать! – она зябко передернула плечами и укрылась плотнее в свое полупрозрачное покрывало, будто бы ей было холодно под палящим солнцем пустыни.

– Ты еще молода и слишком глупа, раз так говоришь! Ты не знаешь какой позор и боль ждут тебя, если проявишь неповиновение! Скажи, разве мужские ласки, пусть даже и чужие так уж плохи?

– Я знала ласки только моего мужа! А тот, что был вчера – не человек! Он выпил целый большой кувшин вина и так и не заснул! Он не дал мне ничего сделать, даже ни разу не погладил меня он сразу… – все ее только что обретенное самообладание вмиг разлетелось мелкими осколками, как только она вспомнила страшные минуты, пережитые вчера – слезы новыми потоками хлынули из глаз.

Таргима обняла ее, как обнимала бы свою дочь.

– Ну хватит, хватит… Уже все кончилось… Забудь это… Он получил, то чего хотел, а ты выполнила волю господина… Ты все сделала хорошо… Ты умница…

– Нет! – опять вмиг перестав плакать, сказала девушка, – Я не исполнила волю господина. Я не была с ним ласкова! Но он не человек! Он не чувствует боли! Я все царапала и царапала его, а он даже не замечал! Кровь текла, а он все равно! – она опять разрыдалась; а Таргима по наитию подняла голову вверх и увидела над собой на резном балконе, на который обычно выходил их муж, красавицу Чийхару.

Она с интересом слушала откровения двух женщин и по обыкновению улыбалась своей надменной улыбкой превосходства и силы власти.

– Чийхара! – с замиранием сердца обратилась к своевольной красавице Таргима, – Чийхара, не выдавай ее! – она знала, что фаворитка имела жестокий и даже садистский нрав – ей нравилось смотреть на страдания других и каждый раз доказывать всем, что она самая лучшая, и что ей неписаны любые законы, что чтили все остальные. Нередко она принуждала калифа наказывать ту или иную из жен, неаккуратно обратившуюся или даже посмотревшую на нее, всякий раз с жадностью созерцая исполнение наказания, – Чийхара, пожалуйста, она ведь еще девочка!

Но ее слова остались без ответа – своевольница лишь надменно улыбнулась и скрылась, не сказав ни слова. Однако никакого наказания Файриде так и не последовало…

Вскоре Нартанг вновь стоял у дверей покоев правителя Города Солнца, размышляя о своей судьбе и анализируя происшедшее с ним. Он думал о том, как все же понять отношение к нему калифа, который то говорил с ним, как с равным, явно вспоминая рассказы воина о происхождении и прошлом, то удостаивал лишь мимолетного взгляда, когда выходил из своих покоев, а Нартанг пристраивался сбоку в сопровождение, как и положено телохранителю.

Как и после первой своей ночи во дворце, на время достаточно длительного утреннего моциона правителя, Нартанг уходил спать, возвращаясь только если калиф решал отправиться куда-то из дворца – на невольничий рынок или при известии, что на торгах появился новый скакун. Прошло уже пять дней, с тех пор, как Нартанг вернулся с калифом из путешествия для которого был взят, а торговец все не приходил за ним…

Своевольная же любимица правителя так и не смирилась с исчезновением красавца Тумара. Каждый раз, приходя к своему повелителю, Чийхара обжигала Нартанга пламенным властным взором и улыбкой превосходства, неизменно смущая этим воина; однако больше она не разговаривала с ним, явно относя это к недостойному занятию.

Воин же отметил про себя, что стал ждать ее появления, чтобы еще раз увидеть недоступную красавицу, так отличающуюся от остальных женщин этой страны. Как не редко ошибаются ослепленные первым впечатлением люди, он не видел, что за этим высокомерием скрывается не только линия характера чертовки, но и что-то еще, совсем непонятное ему…

Под конец пятого дня калиф вновь решил «надраться» и опять позвал к себе воина в «собутыльники», а точнее в «сокувшинники». Вино Нартанг пить согласился, но от последующего предложения вновь позвать Файриду отказался – он совсем не гордился своим поступком и не был готов его повторить. Свой «голод» по женщине он сбил, и теперь в нем правили уже нормальные человеческие уклады.

В этот раз вино было еще крепче чем в предыдущий. Быстро захмелев, мужчины даже толком не поддерживали не клеящийся почему-то разговор. Из обрывков фраз пьяного правителя Нартанг только смог разобрать, что кто-то донес о возвращении каравана Карифа, а это означало, что этот вечер вполне мог стать последним в их общении.

– Ты знаешь, мне не нравится Кариф! – заплетающимся языком говорил Сухад.

– Знаю, – кивнул, ухмыляясь Нартанг.

– Вот ты хитрый… – погрозил ему пальцем калиф, – Ты умный…

– Ты тоже, – продолжал скалиться воин.