Точно такой же вопрос несколькими годами раньше я задавала Москвиной. Она тогда ответила:

– Учить элементы на этой стадии, как понимаете, бессмысленно. Остается создавать спортсмену положительный настрой. Хвалить, успокаивать, следить, не повышается ли уровень стресса до недопустимого, вовремя подносить воду, салфетки, смотреть, чтобы не потерялась аккредитация, чтобы не опоздать на разминку, – то есть постараться снять с человека все проблемы, за исключением собственного выступления. В то же время где-то вовремя улыбнуться, встретиться с журналистами – способствовать тому, чтобы план выступления соответствовал твоему собственному сценарию и не был сорван в связи с непредвиденными ситуациями.

Тогда Москвина добавила:

– Начиная работать с парами, я не имела ни малейшего представления, сумею ли чего-то достигнуть. И долго-долго на протяжении этой работы видела перед собой, извините за образное выражение, только попы. Собственного мужа, Станислава Жука, Чайковской, Тарасовой. Их спортсмены были так далеко впереди, что я даже не мыслила, что когда-нибудь встану рядом. А вот когда хотя бы раз прошел дорогу до золота, то, начиная работать с новыми группами, уже совершенно иначе представляешь, куда идти, как добиваться цели. Ведь опыт – это не что иное, как некий комплекс действий, необходимый для достижения результата. Уже можешь себе позволить срезать углы, чтобы найти наиболее короткий путь к цели. Каждый раз, правда, это бывает по-новому…

После того как Тотьмянина и Маринин одержали в Турине совершенно блистательную победу, трудно было не признать: Васильев оказался превосходным учеником.

Победа Татьяны Навки и Романа Костомарова в танцах стала седьмой в российской олимпийской истории этого вида фигурного катания. И первой – в тренерской карьере Александра Жулина. Так что не было ничего удивительного в том, что даже после соревнований он никак не мог в нее поверить. Принимал поздравления коллег, а в глазах все еще стояло выражение полного неверия в то, что это именно его спортсмены делают круг почета по глади катка, поднимаются на пьедестал и уже оттуда машут всему миру, сжимая в руках золотые медали.

Ровно за 12 лет до этого момента я сидела на полу коридора Дворца спорта в норвежском Хамаре – под дверью, ведущей в раздевалки фигуристов, – и ждала, когда оттуда выйдут Майя Усова и Александр Жулин. На часах было полвторого ночи, журналисты и участники давно разъехались, завершив танцевальную пресс-конференцию, а серебряные призеры Игр так и не появлялись. То была моя первая зимняя «журналистская» Олимпиада, я отчаянно болела за «своих», разрывая душу между двумя российскими парами, каждая из которых в равной степени заслуживала олимпийского золота, и совершенно искренне не понимала, как можно уйти, не поглядев в глаза и не сказав какие-то слова поддержки тем, кто проиграл.

Что говорить людям, жизнь которых только что на моих глазах разлетелась в мелкие куски, я не знала. Да и говорить не пришлось ничего. Но та ночь, которую мы прожили по разные стороны тонкой фанерной перегородки, каким-то необъяснимым образом спаяла наши судьбы на всю жизнь.

Потом было еще много лет, на протяжении которых мне приходилось переживать самые разные победы и поражения. Видеть, как в раздевалке фигуристов в Нагано, куда мне удалось прорваться, врачи приводили в чувство вмиг обессилевшего от испытанного напряжения Евгения Платова после его второй олимпийской победы. И одновременно утешать бьющуюся в истерике Оксану Грищук («Да сделайте же что-нибудь! Ему же плохо!»).

Мои герои взрослели, расставались друг с другом, заводили новые семьи, я же понимала, что все они – не просто спортсмены, о которых приходится писать. А очень близкие и по-настоящему любимые люди. И как же я боялась увидеть первое олимпийское поражение Жулина-тренера!

Понимал ли он сам, насколько близка была Таня Навка – девочка, появившаяся в его жизни как раз после той, проигранной в Лиллехаммере Олимпиады и родившая ему ребенка, – чтобы повторить его собственный и очень горький для выдающегося спортсмена олимпийский путь? Думаю, что да. Ведь точно так же, как многие другие, не мог не чувствовать, что в сознании большинства арбитров Татьяне Навке и Роману Костомарову уже почти уготовано серебро. В лучшем случае – серебро.

Такой расклад диктовали негласные правила фигурного катания. К началу танцевального турнира Россия уже выиграла два «золота», а значит, настало время делиться.

– Когда силы тех, кто борется за золото, равны, «убрать» с пьедестала любого из конкурентов не составляет никакого труда, – грустно вздохнула по этому поводу Татьяна Тарасова. И добавила: – Причем «опустить» куда легче, чем «поднять».

Все четыре года, что Навка с Костомаровым подбирались к золоту Турина, мое отношение к этой паре было слегка снисходительным. Я искренне уважала танцоров за нечеловеческий труд в тренировках, с удовольствием общалась с ними вне соревнований, но каждый раз, когда Навка и Костомаров выходили на старт и побеждали, не могла не думать, что по сравнению с выдающимися чемпионами прошлых лет им не хватает чего-то главного. Быть уверенным в успехе, когда твои интересы негласно отстаивает такая страна, как Россия, – не бог весть как сложно. Если этой поддержки не будет, что тогда?

Первым по-настоящему чемпионским выступлением у Навки и Костомарова стала, пожалуй, победа на чемпионате мира-2005 в Москве. И все равно оставались сомнения: все-таки это Москва. Свои стены, свои болельщики, «свои» судьи. Ничего этого в Турине может не быть. Как и поддержки – если к началу танцевального турнира Россия сумеет завоевать свои «запланированные» две золотые медали.

В то, что подопечные Жулина не сдадутся без борьбы, я поверила за месяц до Игр. Во время чемпионата Европы в Лионе. В тот самый момент, когда надо льдом звучали заключительные аккорды великой музыки Бизе, из порезанной коньком руки Татьяны на лед текла кровь, а она еще сильнее сжимала пальцы, притягивая лезвие к голове. И улыбалась по-королевски, будто бы и не замечала впившегося в ладонь металла.

Ее слезы мир увидел месяц спустя. На олимпийском пьедестале.

Жулин не плакал. Но и улыбаться не мог – на это не осталось эмоций. Он даже не удивился моему появлению в закрытой зоне, куда журналисты не могли быть допущены по определению. Яже рвалась именно туда. Потому что знала: именно в эти минуты, когда спадает первый шок, человек говорит совсем не то, что полчаса спустя он скажет на пресс-конференции. Все пережитое выплескивается само собой. Нужно только слушать.

– Вас беспокоили разговоры о том, что России не завоевать золотую медаль в танцах? Что ее скорее всего придется отдать, расплачиваясь таким образом за две первые победы?

– «Беспокоили» – не то слово. Было безумно тяжело. Особенно после обязательного танца. Навка и Костомаров прокатались исключительно хорошо. Я говорю это не потому, что Таня – моя жена, а просто склонен считать, что и сам неплохо разбираюсь в фигурном катании. Точно так же, как мой ассистент Евгений Платов. Мы с ним, наверное, не самые плохие специалисты. С технической точки зрения прокат Навки и Костомарова в обязательном танце был однозначно блестящим. Но при этом некоторые судьи поставили ребят на шестое место, а кто-то даже на восьмое.

Во мне сейчас говорит не озлобленность – просто обидно. На протяжении целого года моя пара не проиграла ни одного старта ни у одного судьи. И вдруг, начиная с чемпионата Европы, в танцах стало твориться что-то необъяснимое. Меня не покидало ощущение, что воду в судейских кругах вокруг Навки и Костомарова мутят все больше и больше, и все это продолжалось буквально до последнего дня. Поэтому безумно рад, что Таня с Романом все-таки стали олимпийскими чемпионами. Считаю, эту победу им дал сам Бог. Они заслужилиее.

– Вы хотя бы иногда думали, что Татьяна может повторить вашу собственную судьбу? Быть действующей чемпионкой мира и проиграть Олимпиаду?