- Ну, чего стоите? Ах да, вам же никто не говорит "Спасибо"! Вы что, зажрались и позабыли про все на свете? - обратился он к Шурику и Юрке. - Вон, смотрите, ребята пришли, "приятного аппетита" вам говорят. А вы жрете втихую, и им в ответ ни бум-бум! Нут-ка, хорош жрать, давай-ка…
- Спасибо! - взревели Шурик и Юрка.
- Так, это - Васе. А теперь, то же самое - Штрауху.
- Спасибо!
- Вот! - тихо и спокойно кивнул сержант, удовлетворенно откидываясь на стуле. - Проходите, пожалуйста.
Взмыленные Валера и Штраух протащили бачок на кухню, где им досталось в свою очередь от повара, не желавшего понять причин их задержки.
Шурик и Юрка доели кашу и потянулись из-за стола.
- Наелись? - встрепенулся сержант. - А то - давай еще?
Шурик и Юрка замерли на месте с бачками в руках.
- Так что, - не унимался сержант, - как насчет добавочки?
- Да мы, в принципе не против, - сказал Шурик, с ужасом осознавая, что он говорит, - но вдруг еще кто придет, а ему каши не достанется?
Сержант хохотнул и хитро посмотрел на Шурика:
- А ты не простой! Ну ладно, валите отсюда.
Шурик и Юрка, едва сдерживаясь чтобы не побежать, двинулись к выходу из столовой.
- Спасибо, - бросил назад Шурик.
- Спасибо, - повторил вслед за ним Юрка.
Сержант кивнул:
- Пожалуйста, пожалуйста, на здоровьишко. Всегда вам рады. Заходите еще.
Дверь в столовую тихо и осторожно закрылась.
***
Работа в котельной была не столько тяжелой и сложной, сколько грязной. Если оператор котлов действительно сидел лишь за приборной доской и наблюдал за показанием приборов, да еще за нормальной работой форсунок, подающих мазут в котлы, то всю самую грязную и неблагодарную работу свалили на Шурика и Юрку. Они выполняли самую, что ни на есть черновую работу: вытаскивали грязь из-за котлов, залезали во всякие дремучие углы, куда уже не заглядывал никто в течение многих месяцев. Вполне объяснимо, что грязи там было невпроворот. Шурик и Юрка с утра переодевались в самые грязные "подменки" и черные как черти целый день приводили котельную в порядок. Зато после окончания работы они шли в душ и тут начинались самые приятные минуты. Шурик в душе с наслаждением мылся и брился. Горячая вода текла ему на голову, стекала по плечам, спине. Если закрыть глаза, то можно было представить, что ты вовсе не в семи с половиной тысячах километров от дома, а просто где-то в душевой после посещения спортзала института. Но эти сладкие минуты проходили, и приходилось вновь возвращаться к реальности. Шурик и Юрка вообще-то не ощущали в котельной давления дедовщины, которая пышным цветом процветала во всех остальных подразделениях части. Дело в том, что нынешние старослужащие - все как один - фазаны, в свое время хватанули этой самой дедовщины более чем через край. Впечатление оставшееся от нее было настолько сильным и таким отвратительным, что пришедшим Шурику и Юрке сразу было объявлено в официальном тоне о том, что дедовщины они здесь не застанут. Но наивно было бы предполагать, что можно было бы рассчитывать на дружеские, а уж тем более, панибратские отношения.
Невидимый барьер, возведенный строгими законами неуставных взаимоотношений, преодолеть было чрезвычайно сложно. Хотя квалификация Шурика как специалиста потихоньку начинала проделывать в этом барьере хоть и маленькие, но все более заметные бреши. Оборудование котельной было сложное, и в принципе рассчитывалось на работу в автоматическом режиме. Но, автоматика, конечно, выполнена не была, и все клапаны управлялись вручную. Шурик сразу же быстро понял принципиальную схему разводки труб и расположение оборудования в котельной, мало чем отличающееся от типового. Этим он сразу же заслужил уважительное к себе отношение, как со стороны прапорщика, так и со стороны остальных кочегаров. Потихоньку его стали все чаще направлять на ту работу, которая требовала квалифицированного подхода к решению проблемы. Но все же львиная доля самых грязных и самых неблагодарных работ продолжала лежать на плечах Юрки и Шурика.
Наконец, уже в середине февраля было принято решение распределить Шурика и Юрку для работы по сменам. Напарник Шурика по смене - Швецов, был унылым долговязым молчаливым человеком, казалось всегда ожидавшим от судьбы какой-нибудь пакости. Кличка "Могила" как нельзя лучше подходила к его характеру.
Шурик нормально и быстро вписался в коллектив. Теперь его жизнь стала исчисляться по сменам. Смены делились на дежурные и рабочие. Дежурить приходилось и по ночам. Ночи на дежурстве превращались для Шурика во время написания писем. Писем он писал много: жене, родителям, брату, друзьям по институту, которые сами теперь служили в различных местах, начиная с Мурманска и кончая Прибалтикой и Подмосковьем. Шурику такое заочное общение со своими близкими очень облегчало армейскую жизнь. Но думать о том, что Шурик по ночам на дежурстве лишь писал письма, было бы наивно. На дежурстве приходилось прибираться и все время следить за приборами, поддерживая нужное давление пара в отопительной системе.
Юрка теперь тоже ходил по сменам, с Шуриком они стали встречаться реже, а что касается остальных товарищей по призыву, то их Шурик теперь видел только во время построений, а в строю, как известно, много не поговоришь. Сложившаяся ситуация не предполагала большого разнообразия, и Шурик стал привыкать к такой жизни, размеренной на дежурные и рабочие смены. Но вдруг произошло событие, которое резко изменило весь ход армейской жизни Шурика.
Электродвигатель огромного вытяжного вентилятора, стоявшего над воротами в углу дальней стены котельной, вышел из строя. Электрики поковырялись в нем, но починить не смогли и отложили это дело до завтра. Это, вроде бы рядовое, событие, произошло в тот день, когда Шурик должен был выйти со своей сменой на дежурство в ночь. До обеда они дежурили, после обеда отдыхали, и после ужина направились в котельную.
Но если днем в кочегарке отворялись и закрывались двери, способствуя проветриванию и обновлению воздуха в котельном зале, то во время ночной смены открывать двери было некому и незачем. Могила уже в полночь ушел спать в комнату дежурного персонала, оставив Шурика в одиночестве. Вентилятор не работал, и воздух в котельном зале стал таким спертым, что Шурик начал ощущать на языке соленый металлический привкус. Он все это время находился возле котлов, распределяя свое время между письмами, уборкой и контролем над приборами, и не сумел заметить изменений в воздухе, которым дышал. Кроме всего прочего, угарный газ в совокупности со многими другими продуктами горения попросту одурманили его, и к утру он уже соображал с большими усилиями. После ночи на дежурстве они сменились, позавтракали и улеглись отдыхать, как полагалось. В полдень Шурик встал из койки, ощущая все признаки отравления. На языке он чувствовал железный привкус, а в животе противную тянущую боль. Кроме того, его подташнивало. Обо всем этом Шурик старался не думать, так как любые признаки недомогания у "щеглов" и "молодых" трактовались как отлынивание от работы и несения службы. Ничего хорошего это не сулило, и поэтому Шурик даже не думал обратиться куда-то за медицинской помощью.
Но перед построением на обед доктор сам подошел к нему:
- Что с тобой, Шурик?
- Что? - не понял вопроса Шурик.
- Глаза у тебя воспаленные, а лицо желтое. Даже не желтое, а, пожалуй, зеленое. Ты себя как чувствуешь?
Шурик сглотнул, думая про себя о том, что противный привкус во рту не проходит, и что его по-прежнему мутит.
- Вообще-то, Сань, я себя не важнецки чувствую.
- Так заходи после обеда, может - помогу чем.
Шурик отрицательно помотал головой:
- Да нет, Сань, спасибо. Я сам поправлюсь как-нибудь. Сам знаешь, каково тут болеть по "молодости". Запишут в "сачки", в "мешки", в "шланги". Одним словом - себе дороже. Спасибо, Сань, еще раз, на добром слове.
