– Ты такая красивая! – Голос его звучал глубоко и взволнованно и был наполнен таким множеством оттенков, что она затрепетала.
Нежность его поцелуя потрясла ее и словно на крыльях вознесла к небесам. Этот поцелуй был другим, не похожим на предыдущие – такой невесомый и обольстительно сладкий. Расслабившись, она позволила этому магнетическому, колдовскому потоку разлиться по всему телу и, растворяясь в нем без остатка, вновь почувствовала, как губы его коснулись ее губ. Она подняла руки, пальцами погружаясь в черную массу его густых волос, притягивая его лицо к своему.
Дрогнувшим голосом он прошептал ее имя. Потом снова поцеловал ее, но на этот раз с диким неистовством страсти, когда его горячее желание взывало к ее желанию, и они слились в пламени чувств, поглотившем их обоих. Когда он оторвался от ее губ, чтобы перевести дыхание, из ее горла вырвался тихий приглушенный звук, а глаза мерцали тускло и темно, словно два зеленых озера на бледном лице.
Кончиком языка она обвела свои губы и тут же спрятала его, почувствовав цепкий взгляд его черных бездонных глаз. Пылающие пятна на скулах, пульсирующая жилка на виске – все подтверждало то, что подсказывала ей женская интуиция: пора остановиться, пока не поздно.
Если сейчас она скажет «нет», он согласится с ее решением, не станет ни к чему ее принуждать. Но тогда она так и не узнает, что значит его любовь. Она опустила ресницы и склонила голову ему на грудь, благодарная за то, что он позволяет ей самой принять решение.
С тех пор как она узнала, что ее предали не только приемные родители, но и родная мать, она поклялась никогда не следовать зову страсти, будь то плотская страсть или страсть иного рода, вроде той, что заставила ее мать отказаться от собственного ребенка. Она всегда соблюдала осторожность, никогда не позволяла никому и ничему соблазнить себя настолько, чтобы потом испытывать боль. Сейчас, словно внезапно прозрев, она вдруг обнаружила, сколь многого лишала себя все эти годы. Вместе с боязнью и болью разочарования она изгнала из своей жизни радость и желание. В этом сказочно красивом месте в его объятиях нерастраченный источник ее безрассудства, поток неведомой энергии, струящийся по всему телу, неожиданно вырвался на волю.
Он наклонился к ней и нежно прикусил кожу за ухом. Ощутив его теплое дыхание, она почувствовала, как ее тело пронзили тысячи крошечных электрических разрядов.
Она ахнула, ловя ртом воздух, и услышала, как он тихо засмеялся. Смутно ощущая, что он тоже в плену у этой новой, неведомой ему страсти, и осмелев благодаря вырвавшимся наконец на свободу инстинктам, она привстала на цыпочки и кончиком языка дотронулась до ямочки у основания его сильной загорелой шеи.
Грудь его резко поднялась и опустилась.
– Ты понимаешь, что со мной делаешь? – На этот раз голос его звучал совершенно серьезно.
– Да, – выдохнула она, и дыхание ее коснулось его влажной кожи там, где она ласкала его языком.
То, что случилось потом, было так же естественно, как висевшая в небе луна, как негромкая песнь журчащего ручейка. Таинственный серебристый свет играл на их лицах, когда губы слились в поцелуе. Но настал такой момент – и это было неизбежно, – когда одних поцелуев стало недостаточно. Он коснулся губами пульсирующей жилки у нее на шее, хрупкой округлости плеча. Должно быть, он слышал ее тихие вздохи, но не мог знать, что для ее неопытного тела его прикосновения были пьянящим вином, черной магией, сладким обжигающим пламенем. Она и не думала говорить «нет», не хотела сдерживать ответную дрожь страсти, которая пронзала ее словно молния.
Его руки – уверенные и ласковые, нежные и неумолимые – прикасались вначале к плечам, затем спустились к мягкой округлости ее груди.
– Тебе нравится? Да? Скажи мне, что тебе нравится, Эви, и я дам тебе все, чего ты только захочешь, – пылко и хрипло проговорил он.
Она не могла говорить. Слова казались такими неуклюжими, такими ничего не значащими, когда она смотрела в его мерцающие глаза, свет которых струился ей прямо в душу, сжигая предрассудки и страх, заставляя отдаться во власть неутоленной, давно сдерживаемой страсти.
– Нравится? – Его рука легко скользнула по ее груди к соскам, едва касаясь их, но она вдруг почувствовала в них такое странное тянущее ощущение и такую тяжесть, от которой подкашивались ноги.
– А так? – Он нагнулся, и его рот коснулся ее соска, горячего и влажного, сквозь тонкую ткань сарафана.
Она тихо вскрикнула, а он лениво улыбнулся и протянул:
– Вижу, что нравится.
Все закружилось словно в тумане. Она с трудом поняла, что он поднял ее на руки, внес в комнату и положил на мягкий, широкий диван.
Потом он снял рубашку, небрежно откинув ее в сторону, и опустился рядом с ней. На какое-то мгновение ее вдруг охватил древний как мир страх слабой женщины перед сильным, хищным самцом. Все ее тело невольно напряглось, и он это почувствовал. Лицо его стало почти суровым.
– Тебе достаточно сказать только слово, и я тебя не трону. Я не беру женщин силой.
– Извини, – сказала она и постаралась расслабиться. – Просто рядом с тобой я кажусь себе такой маленькой, что мне немножко страшно.
И действительно, его элегантная стройность была обманчива. Она не могла отвести глаз от его широких плеч, которые заслоняли собой луну, от его сильных рук, крепких мускулов груди, игравших под гладкой бронзовой кожей.
– Ты боишься меня? – спросил он, нежно накручивая на палец локон ее темных волос.
– Нет. Уже нет.
Глаза его странно заблестели, он наклонился и поцеловал ее в шею.
– Да, ты маленькая и хрупкая, но я тоже боюсь. – Увидев ее ошеломленный, недоверчивый взгляд, пояснил: – Боюсь того, что ты со мной делаешь, малышка Эвелин. Я испытываю к тебе совсем не братские чувства.
Она скользнула ладонью по его виску и почувствовала, как его рука погладила ее спину. Губы его прижались к ее губам и вдавили ее в подушки. Запрокинув голову, она подставила шею его жадным поцелуям и снова тихо застонала. Доводы здравого смысла захлестнуло ощущение того, что она делает все правильно, что всю свою жизнь она ждала именно этого мгновения, этого мужчину. Свою вторую половинку.
Скользивший по полу комнаты лунный луч вначале освещал их медленное бесшумное движение навстречу друг другу, навстречу своей любви, но потом, когда он раздел ее, мудрая луна скрылась в облаках и оставила их в темноте. Затерявшись в чувственном тумане его рук и губ, Эвелин сладострастно следила, как его темная голова склонилась к ее груди, а губы коснулись ее так нежно и легко, что она не смогла сдержать тихий вскрик восторга и желания.
Мышцы у него на спине напряглись, пока он продолжал сладко терзать ее жаркими прикосновениями своего рта. Наслаждение пронзало ее сладостной болью, от которой груди ее налились, как бы прося новых ласк и поцелуев, а тело, словно расплавленный жаром свечи воск, текло, таяло и стонало от дикого желания.
– Прошу тебя, Луис, пожалуйста, – умоляюще прошептала она.
Она почувствовала его обжигающее дыхание на своей груди.
– О чем ты просишь? Пожалуйста – что?
– Пожалуйста, помоги мне.
Он замер, словно потрясенный ее словами, но, когда ее бедра сделали легкое движение ему навстречу, он склонил голову и вобрал жадным ртом пульсирующий сосок.
Эвелин тихо вскрикнула, все ее тело замерло в неподвижности, и волна неизведанных ею ранее ощущений накрыла ее с головой, унося туда, где она могла погибнуть. Но единственной надеждой на спасение, ее соломинкой, ее спасательным кругом в этом безбрежном океане наслаждения был мужчина, который сейчас с такой колдовской чувственностью ласкал ее грудь.
Она стиснула руки, потом расслабилась и уступила, сдалась, отдавая ему всю нежность своего тела, весь свой огонь, всю свою страсть, которые до сих пор держала взаперти. Все страхи и сомнения были отброшены и преданы забвению.
Ей предстояло испытать откровение, стать посвященной в вечную, как мир, и юную, как наступающий день, тайну, и все ее существо радовалось и торжествовало от того, что именно этот мужчина, эта ночь и эта луна сошлись сегодня вместе, чтобы помочь ей.
