Все это началось еще тогда, когда я впервые увидела его в ресторане, тоскливо и безнадежно подумала Эвелин.
Он сидел совершенно неподвижно, ни один мускул на его лице не дрогнул. Он наблюдал, как она всматривается в его черты, наверняка видел все сомнения и страхи, отражающиеся на ее лице, и только едва заметная довольная улыбка подрагивала в уголках его губ, словно он был уверен: стоит ему только поманить пальцем – и она будет готова на все.
И самое ужасное, что он не ошибался.
– Какой у вас взгляд, – пробормотала она слегка охрипшим от желания голосом. – Если вы на всех женщин так смотрите, то неудивительно, что они падают к вашим ногам.
Он отчего-то перестал улыбаться, не дав ей насладиться его смущением, потом взял ее за руки, потянул на себя и усадил к себе на колени. Одна рука обвила ее за талию, а другая скользнула по руке до плеча.
Она замерла, не в силах пошевелиться. Казалось, ее видения воплотились наяву: вот он, мужчина, о котором она грезила. Эвелин вспыхнула и перестала дышать, поняв, что он снова читает ее, как раскрытую книгу, прекрасно понимает все, что происходит с ней. Широко раскрытыми глазами она молча смотрела на него.
Его близость притягивала, манила. Она чувствовала тепло сильных рук, державших ее. Он сквозь тонкую ткань саронга ощущал жар ее стройного тела и не отрываясь смотрел на призывные, чувственные губы. В волнении Эвелин вздрогнула, дыхание стало прерывистым – ее мысли метались, взгляд тонул в черной бездне его глаз.
Жаркая волна захлестнула ее, охватив обжигающим пламенем все тело. Внезапно испугавшись, она попыталась сопротивляться, но его жесткий, властный рот не дал ей ускользнуть, обратив в ничто все ее слабые попытки протеста.
Его поцелуй то с ненасытной жадностью терзал ее рот, то мягко замирал в какой-то пленительной истоме, и тогда уходили прочь все ее страхи и она отдавалась этому гибельному соблазну, перед которым чувствовала свою беззащитность.
– Раскройся для меня, Эвелин, – настойчиво шептал он, касаясь губами ее дрожащего рта, – раскрой мне свои губы. Как только я их увидел, я захотел почувствовать их вкус.
Она подняла отяжелевшие веки. Его опущенные ресницы скрывали от нее магическую глубину его зрачков.
Она украдкой облизала пересохшие губы и этим едва заметным движением выдала себя. Он улыбнулся, словно она отдавала ему что-то необычайно редкое и ценное, склонился к ней, заставив ее раскрыть ему навстречу губы, и его влажный язык окунулся в их сладкую глубину.
Эвелин прильнула к нему, и по ее телу разлилось упоительное наслаждение. Она положила ладони ему на грудь, пальцами теребя ткань рубашки. Под своими ладонями она чувствовала, как гулко стучит его сердце, сливаясь с бешеными ударами в ее груди. Сознание того, что тайные грезы стали осязаемой реальностью, хмельным вином ударило ей в голову, и ее мысли закружились в безумном хороводе.
Губы его приникли к ее губам, обследуя, пробуя на вкус, полностью подчиняя себе, делая хозяином всех ее ответных реакций.
Казалось, воздух вокруг них гудит, переполненный их страстью, страстью, повелевавшей забыть все предостережения ума и сердца и подчиниться ее дикой стихии. Эмоции, державшиеся в заточении, бурно выплеснулись наружу. Она почувствовала, что ее охватывает неукротимое желание – желание узнать, что значит близость с мужчиной, с этим мужчиной, открыть ему все самые сокровенные уголки своего тела, сдаться в этот сладкий плен, отдаться ему здесь же и прямо сейчас. С ужасом осознавая желания своей плоти, она чувствовала, как пульсирует кровь, как сладко ноет тело, страстно требуя завершенности. Рука, обвившая ее талию, медленно скользнула вверх и дотронулась до ее груди. Она замерла.
– Я не смотрю так на всех женщин, Эвелин. Только на тебя. Когда я смотрю на тебя, это получается само собой.
Эта ложь странной болью сжала сердце. Неужели она научилась так хорошо чувствовать его? Ведь его голос звучит ровно, в нем ничто не указывает на обман. И все-таки она ощутила фальшь. Значит, это не более чем хорошо продуманный экспериментальный спектакль.
– Я вам не верю, – медленно выговорила она. Голос ее звучал хрипло, мозг лихорадочно работал.
– Ты не веришь, что я хочу тебя? – Грудь его беззвучно вздымалась. – Я хочу тебя с той минуты, как только увидел там, в ресторане. Пока я шел через зал, все время чувствовал твой взгляд, но, когда поравнялся с твоим столиком, ты уткнулась в свою тарелку и я увидел только твои ресницы, такие густые и темные на фоне шелковистой матовой кожи, и еще эти манящие губы. Потом мы встретились на рынке. Ты упала в обморок, и, когда открыла глаза, они были похожи на сияющие, чистые изумруды. Эти глаза, эта нежная кожа, шелк волос и мягкие губы – все говорило о скрытой чувственности, о затаенном желании. О боже, Эвелин, когда я говорю, что хочу тебя, это даже в малой степени не передает того, что я чувствую к тебе на самом деле.
Его теплое дыхание щекотало ей щеку. Она подумала о неистовых, беспощадных ураганах и циклонах, время от времени налетающих на эти острова и сметающих все на своем пути. Вот и этот мужчина, подобно урагану, способен причинить ей такие беды, которые она не могла даже себе представить.
Собрав всю волю в кулак, она вырвалась из его объятий.
Он не пытался остановить ее, но его запах, такой мужской и бесконечно притягательный, его стройное крепкое тело рядом с ее мягкой податливой плотью, его гладкая кожа сводили ее с ума. Одного этого было достаточно, чтобы позволить ему делать с ней все, что он захочет.
Теперь с невыразимой ясностью она поняла, почему ее приемные родители, делая свой выбор, с легкостью переступили через нее. Это не означало, что, осознав это, она точно так же могла бы бросить своего ребенка – нет, никогда. Но эти мгновения в его объятиях открыли ей, почему физическая страсть одна из самых могучих сил в мире. Она обращала в прах целые королевства, ломала и губила человеческие судьбы, приводила к падению и гибели династий и религий.
И все же против нее должна быть какая-то защита, ведь разум и логика тоже обладают силой. Именно эта мысль заставила ее встать и нетвердой походкой направиться к двери. Только когда она уже дошла до дверей, он окликнул ее.
– Эвелин.
Она остановилась не оборачиваясь.
Его голос звучал мягко и ровно, но решимость, которая слышалась в нем, заставила ее невольно содрогнуться.
– Ты все равно будешь моей, Эвелин. Однажды я открою для себя все твои тайны, завладею всем, что у тебя есть, всем, что ты есть.
Его холодная самонадеянность, его уверенность в том, что он рано или поздно добьется своего, разозлила и напугала ее. Она сделала глубокий вдох и процедила сквозь сжатые зубы:
– Этого не будет.
– Посмотрим…
Не успела она и глазом моргнуть, как он в одно мгновение оказался у нее за спиной, резко развернул ее к себе и, взяв за подбородок, притянул ближе, пристально вглядываясь в ее лицо, пытаясь прочитать на нем нечто очень важное для себя. В этом взгляде было что-то первобытное, что-то дикое и хищное.
– Я думаю, ты прекрасно знаешь, как действуешь на большинство мужчин. И я не исключение. Я хочу увидеть, что скрывается за этими ресницами, хочу целовать эти губы до тех пор, пока они сами не раскроются мне навстречу в безумном желании.
Ее ресницы взметнулись вверх. В его глазах было столько неутоленной страсти, что она невольно вскрикнула. Этот тихий вскрик, похоже, лишил его последнего самообладания.
Теперь его рот не был так ненасытен, как в первый раз. Он слегка коснулся губами ямочки на ее шее, там, где пойманной птицей бился пульс. Она задыхалась. Ей хотелось сделать глубокий вдох, но вместо этого удалось вобрать в слабеющие легкие лишь немного воздуха, чтобы не потерять сознания и продлить эту сладкую, адскую пытку.
Он не делал ей больно, он даже не слишком крепко сжимал ее в объятиях. Почему же она не может уйти?
Она еще раз попыталась перевести дыхание, потом тихонько застонала, когда кончик его языка коснулся пылающей кожи на шее.