Крышка котла-шара была раскрыта наподобие расцветшего бутона – дюжина стальных лепестков короной торчали над котлом. Толстая серебряная струя широкой дугой выплеснулась из котла и застыла точнехонько над головами людей.

– Ты понял, где мы оказалась? – тихо спросил Тим. – В зале-ловушке! Он ведь нас с самого начала в зеркальные статуи превратить хотел. Только поиздеваться сначала решил, потому и гонял по бесконечному коридору.

– Вот же гад, – мрачно сказал Боня. – Не-ет, Тим, никуда мы отсюда теперь не уйдем, пока я Зеркальщика еще разок не повидаю! – и со злостью рубанул мечом воздух.

– Тогда пошли, – Тимка навел камень на стену зала неподалеку от прохода, куда удрал колдун, и выстрелил в нее размораживающим лучом. – Пойдем в обход, – мальчик подмигнул Хозяйственному, – и возьмем Зеркальщика с той стороны, откуда он нас вовсе не ждет. Тепленьким!

– Да ты у нас, оказывается, прирожденный стратег! – бодро воскликнул Бонифаций. – Натуральный фельдмаршал, чесслово. Напомни, когда во дворец вернемся, чтобы я тебя орденом наградил. А теперь – ура! Все в обход! – и шагнул в стену.

Идти в обход оказалось делом непростым. Можно даже сказать – невозможным. И не потому, что Тимка что-то там перепутал или волшебный камень дал осечку, вовсе нет: похоже, залы и коридоры зеркального дома не стояли на месте. Тим рассчитывал выйти вместе с Боней в знакомый бесконечный коридор, а оказался в тускло освещенной кладовке, забитой какими-то пыльными мешками и старыми ведрами. Боня немедленно дал задний ход, и они с Тимкой должны были бы наверняка снова оказаться в зале-ловушке, но очутились почему-то в широкой круглой комнате со стоявшей посреди нее безразмерной, тоже круглой, кроватью. Наверное, это была спальня Зеркальщика.

– Хорошо гуляем, – мимоходом заметил Боня. – Этак мы до-олго Зеркальщика ловить будем.

– Ничего, – подбодрил его Тимка, – авось и наскочим где-нибудь на него. Главное, на месте не стоять! – и прострелил из камня новую дыру в стене.

Они бродили по странному дому уже часа два, и за это время ни разу не попали ни в одну из тех комнат, где бывали раньше. Казалось, что дом зеркального колдуна бесконечен, как последний урок перед летними каникулами; Хозяйственный постепенно терял свой боевой задор и даже иногда начинал украдкой позевывать.

Убогие темные комнатки сменялись роскошными бальными залами, залы – мерзкими кладовками («гадюшниками» – как их метко окрестил Хозяйственный). Иногда попадались и подвальные сырые закоулки, где с мокрого потолка капала гнилая вода, а в черных углах мерцали призрачные бирюзовые огоньки. Тогда Боня вынимал меч из ножен для лучшего освещения и старательно обследовал эти закоулки – Хозяйственный очень надеялся обнаружить тайный подземный ход, чтобы наконец попросту удрать из опостылевшего ему колдовского дома. Но никаких подземных ходов, увы, не обнаруживалось.

А вот Тимка не унывал. Ему вроде бы вообще все было нипочем: он с любопытством оглядывался по сторонам и порой замечал такое, чего уставший Хозяйственный не видел в упор. Например, то, что во всех комнатах, залах, кладовках и подвалах обязательно висят или стоят зеркала. Маленькие и большие, квадратные и круглые, целые и битые, разные. И порой Тимке казалось, что из этих зеркал, как из окошек, за ними незримо наблюдает кто-то очень злой и одновременно очень довольный! Довольный их нудными и утомительными поисками.

– Все, я больше не могу, – в конце концов устало выдохнул Хозяйственный, когда они оказались в очередном незнакомом зале. – Ты как хочешь, а я должен отдохнуть. И подкрепиться! Знаешь, я вовсе не ожидал, что охота на колдунов такое утомительное и скучное занятие. – Боня огляделся, прикидывая, где бы можно было с удобством присесть.

Возле громадного, во всю стену, обязательного для каждого зала зеркала стояло глубокое кожаное кресло, как по заказу! Тимка удивленно захлопал глазами – вроде бы никакого кресла там только что не было.

– Ах, хорошо-то как, – пробормотал Хозяйственный, – то, что надо. – И расслабленно сел в уютное кресло. Даже рюкзак не снял.

– Не садись! – в ужасе закричал Тим: в глубине зеркала, за Бониной спиной, вдруг возник Зеркальщик. Колдун плотоядно улыбался, радостно потирая ладони.

– А? – не понял Боня. – Почему?

– Потому! – гулко донеслось из зеркала. – Один есть! – Из стеклянной стены вынырнули две серебристые руки, рывком дернули на себя кресло за спинку и… И Боня вместе с креслом исчез в зеркальном омуте. На мгновение поверхность зеркала помутнела, а затем очистилась – ни колдуна, ни Хозяйственного в нем не было. А было лишь отражение растерянного Тимки. И больше никого.

– Боня! – закричал Тим, – Боня! – Мальчик кинулся к зеркалу и сильно стукнулся о холодное стекло: зеркальный проход закрылся. – Ну все, – зловеще сказал Тимка, потирая шишку на лбу зрачковым намнем, – все, гадский Зеркальщик! Считай, что ты допрыгался. Если с Боней что-нибудь случится, я тебя… – Тим не договорил, ткнул руку с камнем в сторону зеркала и с ненавистью выстрелил в него.

Зеркало покрылось частой сеточкой трещинок; внутри стекла что-то пронзительно захрустело, и громадное, толстенное сооружение рассыпалось на мелкие кусочки! Словно по нему врезали стенобитным тараном. Или чем еще, потяжелее.

– Чем это я его? – опешил Тимка и с недоумением посмотрел на камень. – А-а, расколдовочный луч… Ясненько. Хотя и ничего не понятненько. – Тим пожал плечами. – Главное, что действует!

Теперь перед мальчиком на месте зеркала колыхался плотный, молочно-белый туман, из которого доносились неясные глухие звуки. Словно там, в молочной глубине, шла нешуточная потасовка! Кто-то придушенно взвыл, и Тимка узнал голос Хозяйственного.

– Наших бьют! – заорал Тим. – Боня, держись! – и мальчик не раздумывая кинулся в туман. На секунду у Тимки потемнело в глазах, по лицу словно мазнуло мокрой кисточкой – туман был сырой и липкий.

– Фу ты, – Тим махнул рукой, разгоняя муть перед глазами, и тут же ощутимо стукнулся кулаком обо что-то твердое, гладкое. – А, очередное зеркальце, – сообразил Тимка. – Выход! Ну, это мы уже проходили, это мы уже умеем, – и, не целясь, от пояса выстрелил в невидимее стекло. Раздался треск, затем звон осколков, и Тим шагнул вперед.

– Руки вверх! – еще ничего не видя, угрожающе крикнул мальчик. – Это ограбление! То есть, наоборот. Короче – всем лицом к стене! Стреляю без предупреждения, – и выскочил из тумана на открытое место.

Это был подвал. Тот самый, о котором говорил Зеркальщик. Вдоль черных стен, как в чудовищном музее, в самых разных позах застыли серебряные статуи людей – нарушителей, как их обозвал колдун. Нарушители, все до одного, оказались накрыты прозрачными прямоугольными колпаками; сверху, сквозь матовый потолок, на зеркальные фигуры падал рассеянный неживой свет. Серый мраморный пол подвала был расчерчен серебряными полосами на большие квадраты, аккурат размером с торец колпака.

Тимка огляделся: кроме статуй в зале никого не наблюдалось. Во всяком случае, услышанной в тумане драки здесь не происходило, все было чинно, тихо и спокойно, как и положено в музее. Наверное, бой шел в другом зале или даже в межзеркалье, в слепой молочной мгле.

Тимка собрался было снова нырнуть в туман, чтобы по шуму драки найти и Боню, и Зеркальщика, и приморозить их обоих – с дальнейшим размораживанием одного лишь Хозяйственного, – когда из белого марева донеслись надсадный кашель и неуверенные грузные шаги. Кто-то шел по Зазеркалью к входу в подвал, к дыре, где раньше находилось зеркало. Тимка на всякий случай спрятался за ближайшую статую и стал осторожно поглядывать из-за нее на дыру, по-гусиному вытягивая шею.

Из облака вязкого тумана вывалилась блестящая, до боли знакомая скафандровая фигура колдуна-стеклодува. Зеркальщик, кашляя и отплевываясь, отошел на пару шагов от дыры и стал ожесточенно протирать глаза, вполголоса ругаясь на непонятном языке. Что он именно ругается, а не бормочет заклинания, Тим понял сразу – слова были слишком злыми и неприятными. Без колдовского привкуса.