Года два женщин пускали в камеру только по большим праздникам. Таких случаев никто не упускал. Все об этом знали, но ничего не говорили. Только записные сплетники, которых хлебом не корми – дай только порассуждать о чужом горе-злосчастье – ополчились против наших «привилегий». Они болтали, что тюрьма превратилась в пятизвездочный отель. До наших страданий им не было дела. Они и понятия не имели, что значит быть заключенным, отторгнутым с ранней юности от общества и обреченным жить среди одних заключенных.

Никому и в голову не приходило, что наши женщины – честные гражданки и образцовые налогоплательщицы. Поэтому они имели полное право заниматься сексом со своими партнерами. Осуждены были только мы, а они по закону неподсудны. Если бы они сожительствовали не с нами, а с другими мужчинами – вот тогда бы их можно было считать преступницами, прелюбодейками в глазах осудившего нас закона и всех житейских условностей.

Рауль пожелал изучать историю и разыскал меня. Позднее в коридоре для свиданий я познакомился с его супругой Эленой. Мы с ними крепко подружились. Их, до того как разрешили свидания в камерах, застали за сексом. Они занимались любовью под лестницей, под самым носом у тюремной администрации.

Его посадили в карцер на шестьдесят суток. Ее вызвали к начальнику тюрьмы и лишили права на свидания сроком на три месяца. Начальник стал оскорблять и бранить ее. Спросил, не стыдно ли ей. Она, не задумываясь, ответила, что она замужем и ее застали, когда она стремилась воспользоваться своим правом законной жены. Так чего же ей стыдиться? На том разговор и кончился.

И вот мы своего добились. Правда, добились! Раз в две недели женщины могли подняться по лестнице и войти в наши камеры. С восьми до одиннадцати часов. Три часа вместе! Какое блаженство! Три часа любви! Существовали, однако, некоторые ограничения. Во-первых, нужно, чтобы это были законные супруги. В крайнем случае, жених и невеста. Для этого необходимо было заявление, заверенное нотариусом, что совместная жизнь продолжалась не менее двух лет. Бессмысленный бюрократизм. Потом и это отменили.

Тогда появился СПИД. Начальство боялось, что наши женщины могут нас заразить. Что это опасно как для нас, так и для них. Начальству никогда не удавалось отделить наши семьи от наших преступлений. Кто сомневается, пусть посмотрит на наших родных в озверелых очередях у тюремных ворот в дни свиданий.

Требовалось, чтобы женщины, желающие иметь интимные отношения с заключенными, сдали анализ на ВИЧ-инфекцию. У кого анализ положительный, тех не пускали. Доказательство любви и смирения. Потом было выявлено бесчисленное множество случаев СПИДа среди нас, заключенных, и от нас тоже стали требовать пройти обследование. Многие товарищи попались в эти сети. Тюремный мир был в глубине души потрясен ввиду скудных знаний. Многие воображали, что умрут прямо на другой день.

Расписание свиданий, после неоднократных требований, было расширено. Оно стало непрерывным, без обеденного перерыва. С восьми до шестнадцати часов. Восемь часов любви! Я вставал рано, прибирал в камере, даже мыл потолок и натирал воском пол. Застилал койку набивными простынями. Расслабляющий душ, одеколон, хороший дезодорант, чистейшая, отлично проглаженная одежда.

С утра подруга стояла в очереди. Некоторые спали у ворот тюрьмы, чтобы первыми войти. Им-то было тяжелей всего.

Тоскливо было ждать у ворот. Зато каким радостным было свидание! У всех сердце было не на месте, зато многих ожидала награда. Мало-помалу каждый встречал свою половинку и поднимался с нею по лестнице. Некоторые оставались внизу. Их подруги не пришли. Мало ли почему, но думалось всегда о худшем – то ли заболели, то ли бросили. Как это больно! Отчаянная боль, не утихающая целую неделю, покуда не придет спасительное письмо. К воскресенью надежда озаряла душу.

По пути в камеру разговаривали мало. Обычно супруги пребывали под сильнейшим впечатлением от встречи. Слова тут ни к чему. И только глаза пожирали любимые черты. В камере сплетались их изголодавшиеся тела.

Некоторые беседовали, но большинство сразу предавалось любовным утехам. Стремились проявлять изобретательность в любви. Пройти все ее фазы, преодолевая каждую из них, в непрестанных поисках желания и наслаждения, которое непрерывно нарастало и, наконец, достигало высшей точки. Чем дольше и изысканнее ласки, тем больше наслаждения в конце.

Заключенный считает долгом сделать так, чтобы его подруге было хорошо и радостно. На воле им не встретиться, и воспользоваться временем, которого так мало, нужно как следует. Надо наверстать время, проведенное ею в одинокой постели, вознаградить ее повседневное одиночество и скуку, отсутствие семейного уюта и всего, в чем нуждается женщина. Так что ему придется выложиться полностью. Целую неделю мы это обдумывали, планировали, а в час наслаждения обо всем забывали и делали то, что подсказывала любовь.

Когда партнерша уходит – оба насыщенные, слегка обалдевшие друг от друга. Прощаются без слов. Ей и хорошо, и плохо. Плохо потому, что она перенасыщена любовью партнера, не чувствует под собой ног и вынуждена оплатить дорогу до дому. Иногда ей изменяют силы. Слишком долго предавалась она любви – ноги дрожат и подкашиваются. Хорошо поэтому, что она свободна – ей улыбается солнышко, улыбаются дети. А ему предстоит вернуться в камеру, под замок, и вспоминать пережитое блаженство. Обычно в этот день он засыпает рано, еще храня ощущение от ее тела.

Всё сильно изменилось, претерпело значительные перемены. Ныне у заключенного больше шансов держаться поближе к семье и, следовательно, обрести опору по выходе на волю. Некоторые обзаводятся семьей еще в тюрьме. Знакомятся с будущими женами еще до окончания срока. Женятся, создают семью. Женщины, игнорирующие положение своих избранников, готовые забыть их прошлое и верящие в их будущее, лелеют надежды, без памяти любят мужей, рожают им детей. Строят свое счастье, отказывая себе во всем, но свято веря в жизнь и в Бога.

Я знаю несколько таких семей – гораздо более прочных, чем иные из созданных на воле. Многие дети были зачаты на тюремной койке. Я и сам познал любовь в тюрьме. Искреннюю любовь, которая побеждает произвол и возрастает во времени.

Ныне у нас всё еще полуоткрытый режим. Заключенные работают за пределами тюрьмы, а по праздникам могут проводить пять суток в кругу семьи. Многие во время отлучек завязывают любовные истории, производят детей. Нынешние перемены открывают широкие возможности и делают нашу жизнь более человечной. Несомненно одно: трудно мужчине достигнуть счастья без помощи жены и детей.

Я никогда ничего не получал из вторых рук. Мне всегда хватало любознательности, чтобы изучать и постигать всё самостоятельно. Несомненно, я заплатил за это чрезмерно высокую цену. Я получил богатейший опыт, и мне действительно удалось завязать интереснейшие отношения с действительностью. Разочарований было множество, но нельзя же случаться одним успехам. Я извлекал уроки и из тех, и из других.

Я всегда был крайне беспокойным и никогда ничем не удовлетворялся. Нечто вроде болезни, единственное лечение которой – непрестанный поиск чего-то смутного и неизведанного. В омут головой – такова уж моя натура. Ни в чем не хочу половины – не могу себе позволить такую роскошь. За всё, чего мне хотелось, приходилось ожесточенно бороться.

Я убедился, что моей целью всегда было учение. Даже когда меня били в морду или когда я ползал на карачках. Из этого я тоже извлекал уроки. И очень многому научили меня женщины. Не устаю восхищаться ими. До чего же они прекрасны! Тысячелетняя магия женственности всегда меня волновала. Великие учительницы жизни, любви и сексуальности.

С ранней юности я познал желание и наслаждение. Никогда меня не устраивали готовые ответы. Нравоучения и предрассудки не имели ничего общего с тем, что творилось у меня в душе. Я стремился найти собственные решения.