Этот мужчина много лет был любовником ее сестры, которая и уговорила ее ничего не говорить родителям. Этот тип доставлял ей наслаждение, и она боялась его потерять.

По-настоящему она впервые кончила только со мной. Прежде она не находила в сексе никакого удовольствия – он даже внушал ей некоторое отвращение. Любовник добивался, она сопротивлялась. Мне это всё казалось чушью. Как девушка, столько путешествовавшая по Европе, психолог по образованию, могла жить с такой душевной травмой?! Невероятно!

Она прислала мне адрес и марки, чтобы я ей написал. Так я и сделал, причем незамедлительно. Вскоре получил ответ. Она решила изучать психологию именно из-за своих сексуальных проблем и травм. Неделю назад она ходила в полицию и рассказала всё участковому. Хотела подать в суд на крестного. Под суд попасть он мог. Но его бы не осудили ввиду истечения срока давности. Впрочем, участковый заявление принял, возбудил уголовное дело и вызвал этого типа для дачи показаний. Тому предстояло предстать перед судом.

Ее родители приехали во Францию. Она им всё рассказала. Они возмутились. Только тогда им стало понятно поведение дочери, особенно ее робость и замкнутость. Крестный остался безнаказанным, но был разоблачен и изгнан из их круга. Она же прошла курс лечения и полностью выздоровела.

Она горячо благодарила меня. Считала, что встречи со мной и то, что я был бережным с ней в постели, открыли ей радости секса. Вначале она уступила, потому что не решилась уйти после того, как сама меня спровоцировала. Близость казалась для нее болезненной. Она расслабилась, когда ощутила мое терпение и заботу. Особенно ей понравилась поза лицом вниз, когда я поставил ее на четвереньки, что-то вдруг у нее содрогнулось. Она ждала оргазма и испытала при нем неведомые прежде ощущения.

Наша любовь кончилась. Она ее не удовлетворяла. Письма летели через Атлантический океан.

Девушка начинала всерьез мне нравиться. Но тут меня перевели в другую тюрьму. Я потерял ее адрес, марки для международной почты кончились, а она, видно, не слишком долго меня разыскивала. Но думаю, что в сердце у нее сохранилось доброе воспоминание.

Когда я впервые сел в тюрьму – это были 1970-е годы – сексуальное насилие над младшими и слабейшими было обычным делом. В девятом корпусе, где содержались вновь прибывшие, такое творилось чуть ли не ежедневно. Были бы только смазливая внешность, молодость и некоторая слабость.

Техника овладения отличалась разнообразием. Но начиналось всегда с каких-нибудь подношений, послаблений и большой симпатии. Если бедняга проявлял наивность и попадался на этот крючок, его песенка была спета: очень скоро ему вставят в задницу. А если он возмущался и отказывался, ссылаясь на то, что он мужчина, начиналось давление. Следующим шагом было насилие. Из такого переплета трудно было выйти целым и невредимым. Многие молодые заключенные, обезумев от ярости, совершали убийства уже в тюрьме.

После первого раза пострадавший должен был избрать себе покровителя. Иначе неминуемы новые насилия всякий раз, как его подловят в укромном местечке. И, конечно же, угрозы. Ножи длинные, дубинки тяжелые, а жизнь не стоит ни гроша. У некоторых заключенных на совести было по три – четыре убийства, и по совокупности их осудили более чем на сто лет. Поэтому лишние несколько лет для них ничего не значили.

Иметь «мальчика» для бандита было даже «престижным». Большинство таких «мальчиков» были жертвами давления или насилия. Они вынуждены были искать покровительства в целях собственной безопасности. Потом им приходилось терпеть издевательства и от собственного «хозяина», потому что они считали это меньшим злом. Бандит должен был быть сильным, способным защитить себя и своего «мальчика» – иногда ценой собственной жизни, когда дело доходило до поножовщины.

Парень, попавший в такую кабалу, в конце концов делался предметом купли-продажи. Его «хозяин» по своей прихоти мог уступить его другому бандиту. Попадались люди, специализировавшиеся на торговле такого рода. Как находились и обольстители, чьей функцией было овладевать, иногда путем насилия, покорять или просто растлевать молодых арестантов. Так было и в тюрьме города Сан-Паулу. Их, долгое время удерживая под контролем, превращали в товар. Растлевать беззащитную молодежь, предоставленную самой себе, для многих было средством к существованию. «Опущенный» должен был обслуживать только своего покровителя. Его хозяин мог иметь жену и детей, приходивших к нему на свидания. А к «опущенному» никто не приходил.

Расскажу для примера об одном заключенном. Звали его Карлиньюс. Мы знали его с малолетства. У него было неоценимое качество: он замечательно водил машину. Когда за ним гналась полиция, он сохранял полнейшее спокойствие, и если сидел за рулем хорошей машины, никто не в силах был его догнать. Тогда мало кто из воров умел хорошо водить. Да и машины почти что ни у кого не было. Так что он пользовался огромным авторитетом.

Поэтому никого не волновало, что в его облике было что-то бабье. Все единодушно утверждали, что он авторитетный вор и классный водила. Но когда его осудили, всё переменилось. Началось с того, что на допросе он кого-то выдал, не выдержав пытки. Стало ясно, что стойкостью он не отличается. После побоев и пытки электрическим током сразу выяснялось, кто есть кто. Хотя пытку выдержать трудно, есть способы преодолеть боль. Иногда мучения казались невыносимыми. И все равно приходилось держаться из последних сил, чтобы не выдать сообщников. Для этого нужно было оговаривать не их, самого себя, признаваясь даже в несовершённых преступлениях. Мне самому приходилось не раз идти на такое, что, конечно же, прибавило мне сроку.

В ту пору все грабители подвергались истязаниям. Многие раскалывались. Но если никого не выдавали, всё шло нормально. Поскольку Карлиньюс до ареста возил воров из разных шаек, полиция хорошо его знала. Какой-то подонок привел полицию к нему домой, когда тот спал.

Несколько месяцев его пытали. Он подписал более сотни протоколов, где выдал нескольких сообщников. Когда его осудили и препроводили в тюрьму, там уже содержались те, кто прежде восхвалял его ловкость и мужество. Теперь это были его враги, втянувшие его или втянутые им в преступные деяния. Тут уж все загалдели о его длинных ногтях, облегающей одежде, жеманных жестах и безбородом лице. Долго ли ему было превратиться в девку, пойти по рукам, стать общим достоянием!

Однажды на свидание к нему пришла любовница, держа на руках младенца. У Карлиньюса были выщипаны брови, накрашены губы, разрумянено лицо, одежда и повадки гомосексуалиста. Она спросила, в чем дело. Сквозь слезы он произнес: «А ты что, не видишь?». Он хотел испугать ее, чтобы она больше не приходила. Карлиньюса больше не было – на его место заступила Маиза.

Карлиньюс снов стал Карлиньюсом лишь несколько лет спустя, когда тюремный режим стал не таким суровым. Только тогда он признал свою дочь и согласился, чтобы родные навещали его. И все равно те, которые не забыли, что он натворил, продолжали унижать его и издеваться над ним.

Всё это в прошлом, хотя последствия ощутимы поныне. В середине 1980-х Комитет по правам человека развил бурную деятельность в тюрьмах Сан-Паулу. Инициативу поддержал губернатор Фрáнку Морéну и советник юстиции Жозé Карлус Диас. Этому предшествовали годы борьбы и голодовок, а также восстаний, подавленных силой армии и полиции. Мы добились многого, в том числе свиданий с женщинами. С появлением женщин описанные пороки стали изживаться, искореняться из тюремного обихода. Ясно, что женщина делает мужчину человечнее.

Мало-помалу эти мерзости сходили на нет. За немногими исключениями, гомосексуализм в нынешних тюрьмах практикуют лишь те, кто желает или имеет природную склонность. Слишком велики предубеждения, слишком сурово осуждение. Одобрения это не встречает. Да и женщины, приходящие в тюрьму, подобного соперничества не терпят. Жертва, приносимая ими, глубоко почитается среди нас.