На прием в честь приезда Макдугалов собрались двадцать два человека. Гости были разодеты не хуже, чем на суаре у Максима в Париже или в Беркли-Хаусе в Лондоне. Вечерние платья дам отражали новейшие достижения знаменитого кутюрье Уорта, отказавшегося от некогда популярного «треугольного профиля». Из тканей считались модными парча, бархат и атлас, тюль и креп, рукава и юбки носили с оборками. Некоторые дамы по таким торжественным случаям, как сегодня, надевали традиционные фижмы, однако те, кто помоложе, безоговорочно предпочитали юбки на небольших костяных каркасах, создававших иллюзию полноты. Всюду сверкали бриллианты, жемчуга. Чтобы подчеркнуть воздушность кружев, короткие, доходившие до запястий, рукава украшали лентами. Многие носили также браслеты из жадеита, слоновой кости, кораллов. Зал переливался всеми цветами радуги – от лимонно-желтого и оранжевого до яблочно-зеленого и небесно-голубого. Некоторые гостьи щеголяли в шляпках, украшенных лентами, и обмахивались веерами, инкрустированными золотом или слоновой костью.

Адди резко выделялась простотой своего наряда. Сшитое из лионского шелка с изображением птиц и бабочек, отороченное белыми кружевами и лимонно-желтой лентой платье внизу было гораздо уже, чем считалось модным, но тем не менее выглядело очаровательно. Прическу венчала золотая диадема, украшенная черным и белым жемчугом.

– Ты выглядишь так, что аж слюнки текут, – прошептал Дэн, когда Адди по широкой лестнице спустилась вниз.

– Если проскользнешь сегодня ночью ко мне в комнату, то сможешь меня съесть, – ответила она.

Во время ужина Крейг и Аделаида Макдугал находились в центре всеобщего внимания. К смущению Крейга, его постоянно величали «сэр».

– Если бы я вовремя понял, что придется терпеть такое бесстыдство, то никогда не принял бы проклятый титул, – ворчал он.

– Я так и слышу, как работники на шахтах и в банках хихикают за вашей спиной, – поддел его Терренс Трент. – Сэр Крейг – это надо же!

– И они были бы правы, – согласился старик. – Из бывшего каторжника такой же рыцарь, как из свиного уха шелковый кошелек! – Он подождал, пока присутствующие отсмеются, и пошел в контратаку на зятя: – А вот я слышал, Терренс, что ты собираешься превратить колонии в рассадник революции. Твоя слава – или, точнее сказать, весть о твоем поведении – достигла пределов Уайтхолла. Секретарь по делам колоний уже получил кучу жалоб от австралийских бизнесменов с предложениями депортировать тебя в Германию, так как твоя философия основывается непосредственно на «Манифесте Коммунистической партии».

Трент воспринял этот выпад вполне добродушно, однако Адди принялась защищать отца:

– Это чудовищная ложь, дедушка, и ты это знаешь! Папина философия – профсоюзы, чартизм – то, что нужно среднему рабочему. Ни больше ни меньше. Их не интересуют никакой социализм, марксизм или коммунизм. И к твоему сведению, Карл Маркс последние двадцать лет живет в Лондоне.

– Браво, Адди! – поддержала ее Джуно.

– Я пошутил, дорогая. – Перегнувшись через стол, Макдугал похлопал внучку по руке. – Твой отец хорошо знает, что мои работники уже давно пользуются теми правами, за которые он борется для всех остальных.

– Это правда, сэр, – согласился Трент. – Вот почему мне не удалось организовать ваших рабочих, – лукаво улыбнувшись, добавил он. – В определенном смысле вы тоже враг профсоюзов.

– Замечательное наблюдение, Терри, – сказал Уоррен Лайонз, редактор «Аделаид эдвокейт». Вытащив записную книжку, он что-то в ней записал.

– Для твоих профсоюзов ситуация не становится проще, Терри, – серьезно продолжал Макдугал. – Вас ждут тяжелые битвы. Знаешь, что говорят в деловом мире? Я слышал, как один судовладелец заявил на бирже: «Рабочие – это просто грубые скоты! Даже если то, что они хотят, разумно и ничего тебе не стоит, – все равно не давай!»

Гости зашептались.

– Если они так считают, – мрачно сказал Трент, – что ж, они получат войну не на жизнь, а на смерть.

В дальнейшем за столом царила подавленная атмосфера, несмотря на то что блюда подавались восхитительные. Угощение готовил персонал небольшого французского кафе, недавно открывшегося в Мельбурне, и блюда были самыми изысканными.

После ужина дамы остались за столом выпить кофе с молоком, а мужчины удалились в кабинет, чтобы пропустить рюмочку-другую бренди.

– Я буду скучать, – прошептал Дэн Аделаиде, проходя мимо ее кресла. Тугой воротник душил его, да и вообще в тройке и галстуке молодой человек чувствовал себя не в своей тарелке.

Крейг Макдугал положил руку ему на плечо.

– Представляю, как ты себя сейчас чувствуешь. Я сам не могу смотреть на себя в зеркало. В этом наряде я похож на старого пингвина!

В кабинете непринужденная беседа за бренди и сигарами плавно перешла в дискуссию о будущем Австралии. Бокалы наполнялись снова и снова, окурки от сигар постепенно заполняли пепельницы. Разговор переходил от социологии к политике, от религии к сексу. При упоминании о сексе мысли Дэна устремились к ненаглядной, дожидавшейся его в столовой.

Адди тоже думала о нем. Женские разговоры она не слишком жаловала, как, впрочем, и ее бабушка. Послушав излияния Глэдис Лидден, жены городского советника, о пользе холодных ванн и долгих прогулок для мальчиков – «чтобы погасить пламя дурных страстей», старшая Аделаида наклонилась к внучке и прошептала:

– Я уже наслушалась досыта, и ты, наверное, тоже. Пойдем-ка прогуляемся в сад.

Адди с благодарностью пожала ей руку.

– Не хочу быть невежливой, мама, – обратилась она к своей матери, – но я обещала бабушке показать новые бутылочные деревья, которые мы посадили на прошлой неделе.

– В темноте? Это не подождет до утра?

– Сейчас полная луна, Джуно, – возразила Аделаида Макдугал. – Кроме того, от шампанского у меня кружится голова. Мне бы хотелось выйти на свежий воздух.

Под руку они чинно вышли из столовой, а оказавшись на веранде, захихикали, словно школьницы.

– «…пламя дурных страстей!» – передразнила старшая.

– «Мой драгоценный Герберт каждый вечер принимает холодную ванну…» – также подражая миссис Лидден, подхватила Адди. – Если бы она только знала! – смеясь, продолжила она. – Судя по рассказам девочек, которые встречаются с Гербертом, холодные ванны оказывают на него прямо противоположный эффект!

Старая дама едва не захлебнулась смехом и, чтобы удержаться на ногах, вынуждена была схватиться за руку внучки. По правде говоря, Адди чувствовала себя гораздо свободнее с бабушкой, чем с матерью. Несмотря на разницу в возрасте, обе Аделаиды прекрасно понимали друг друга.

Спустившись по широким ступеням, они по извилистой дорожке вышли в сад, представлявший собой экзотическую смесь традиционной английской флоры и местной растительности. Здесь росли дуб, вяз и лимонное дерево. Заросли шиповника и боярышника чередовались с кокосовыми пальмами, панданусом и древесным папоротником. Недавно посаженные бутылочные деревья отбрасывали длинные тени на поверхность пруда.

– На самом деле эти деревья, конечно, совершенно безобразны, но у меня не было другого предлога, чтобы оттуда улизнуть.

– Я их видела раньше, когда мы с Крейгом скрывались от закона.

Деревья и в самом деле были похожи на бутылки – толстые внизу и постепенно сужающиеся кверху, к «горлышку», где росли редкие, странного вида листья.

– Я никогда не устану слушать рассказы о тех чудесных годах, что вы с дедушкой провели в Раю, – вздохнула Адди. – Хотела бы я… – Она вдруг замолчала.

Бабушка улыбнулась:

– Хотела бы вместе с Дэном наслаждаться такой идиллией?

Адди была рада, что вокруг темно и потому не видно, как она покраснела.

– Ну, бабушка, зачем ты говоришь такие вещи! – с деланным недоумением сказала она.

Аделаида Макдугал обняла ее за талию и привлекла к себе.

– Ты меня не обманешь, девочка. Я же вижу, как вы с этим молодым человеком смотрите друг на друга. Я все еще помню язык любви. – Она шутливо хлопнула Адди по спине. – Готова поспорить, что вам с Дэном Бойлом не нужны холодные ванны, а?