– Вы превращаете все это в страшную историю «плаща и кинжала», – раздраженно запротестовал Конвэй. – В конце концов, если у вас есть какие-то сведения о том, что…

– А это и есть ужасная история «плаща и кинжала», – прервала она. – Вам нужен список акционеров, которые уже отдали свои голоса не вам?

– Очень, – сказал он.

– Тогда идите и возьмите его, – сказала она и повесила трубку.

Несколько минут спустя вошла Ева Кэйн, олицетворяя собой высокопрофессионального секретаря, и подала Конвэю машинописные листки.

– Расшифровка вашей беседы, – сказала она.

– Спасибо, – ответил Джерри.

Она повернулась и направилась к двери, но вдруг остановилась и, неожиданно развернувшись, подошла к нему.

– Вы не должны этого делать, мистер Конвэй!

Он посмотрел на нее с некоторым удивлением.

– Да, я знаю, – сказала она, – вы никогда не поощряли личных отношений на службе. – Слова сыпались с такой поспешностью, будто она боялась, что он собирается остановить ее. – Я всего лишь частичка механизма вашего управления, такая, какая вам требуется. Но я человек. И знаю, что ждет вас, и хочу, чтобы вы победили в этой борьбе. И… и я немного разбираюсь в женских голосах и… – Она с минуту колебалась, затем почти беззвучно сказала что-то, будто ее голосовые связки работали вхолостую, как двигатель без топлива.

– Я и не знал, что был настолько неприступен, – возразил Конвэй.

– Да нет же, нет! Поймите меня правильно. Просто вы слишком рациональны… Я хочу сказать, вы все рассматриваете с точки зрения бизнесмена. Я знаю, что говорю не то, но, пожалуйста, не совершайте той глупости, на которую она вас толкает.

– Почему? – спросил он.

– Потому что это ловушка.

– Откуда вы знаете?

– Это же очевидно! Захоти она передать вам какие-то сведения, она могла бы положить их в конверт, написать на конверте ваше имя, приклеить марку и опустить в ближайший почтовый ящик.

Конвэй уже думал над этим.

– Эта таинственность, вся чепуха с «плащом и кинжалом»… Да это просто западня.

– Я не могу упустить шанс добыть сведения, – веско сказал Конвэй.

– Значит, вы все-таки пойдете?

– Да, я пойду, – упрямо сказал он. – Вы что-то сказали насчет ее голоса?

Она кивнула.

– Что же?

– Я тренировалась слушать голоса по телефону. Два года я была оператором на телефонной станции. Что-то в ее голосе… Скажите, вам не показалось, что вы когда-то уже слышали этот голос?

Конвэй нахмурился:

– Как вы догадались? Действительно, есть что-то знакомое, скорее в быстроте речи, в паузах между словами, чем в тембре.

Ева Кэйн кивнула.

– Мы ее знаем, – сказала она. – Она из тех, кто бывал у нас в офисе. Вы говорили с ней. Она как-то меняет свой голос – тембр голоса. Но скорость речи, паузы между словами не изменились. Она из тех, кого мы оба знаем, и это только усиливает мои подозрения. Почему она лжет вам? То есть зачем ей хочется остаться неизвестной?

– Тем не менее я собираюсь пойти, – заявил Конвэй. – Эти сведения слишком ценны для меня. Я не могу позволить себе не делать ставки в этой игре.

Неожиданно Ева Кэйн опять превратилась в лишенного индивидуальности профессионального секретаря.

– Прекрасно, мистер Конвэй, – сказала она и покинула комнату.

Конвэй сверил часы с сигналом точного времени по радио и минута в минуту, как было условлено, выехал по указанному маршруту. Он трогался с места, только когда светофор менял цвет; ушел от машины, которая, судя по всему, пыталась следовать за ним, но безнадежно запуталась в потоке других машин; ушел и от разгневанного регулировщика, свистящего ему. Потом Конвэй влился в автомобильный поток и двигался вместе с ним.

Пять минут седьмого был у аптеки и вошел в дальнюю от двери телефонную будку.

В шесть часов двенадцать минут телефон зазвонил. Конвэй ответил.

– Мистер Конвэй? – спросил решительный женский голос.

– Да. Это… это не Розалинд?

– Не задавайте вопросов. Розалинд должна принять меры предосторожности, чтобы отделаться от слежки. Вот дальнейшие инструкции. Вы готовы?

– Да.

– Отлично. Положив трубку, выйдите из аптеки и садитесь в машину. Направляйтесь в отель «Рэдферн». Поставьте машину на стоянку. Зайдите в вестибюль. Скажите клерку, что вас зовут Джеральд Босвелл и что вы ожидаете письмо. Клерк вручит вам конверт. Поблагодарите его, но не давайте на чай. Пройдите в дальний угол фойе и вскройте конверт. Вам станет ясно, как действовать дальше. – Она повесила трубку, не попрощавшись.

Конвэй вышел из телефонной будки, подошел к своей машине и поехал прямо к отелю «Рэдферн».

– У вас есть письмо для Джеральда Босвелла? – спросил он клерка.

Клерк, казалось, заколебался. Конвэй испугался, не потребует ли тот удостоверение, но длилось это лишь мгновение. Клерк вытащил пачку конвертов и начал их просматривать.

– Босвелл, – механически повторил он. – Босвелл. Как вас зовут?

– Джеральд.

– О да. Джеральд Босвелл. – Клерк вручил Конвэю длинный конверт, и у того невольно подпрыгнуло сердце. Конверт из плотной папиросной бумаги был хорошо запечатан и чем-то набит. Возможно, там список акционеров, которые не ему отдали свои голоса, список, который должен все изменить в его борьбе за удержание контроля над компанией.

Конвэй прошел в угол и сел в одно из мягких, упругих кресел, словно в ожидании кого-то. Исподтишка он оглядел всех, кто был в фойе. Женщину среднего возраста, поглощенную чтением газеты. Скучающего, нездорового вида мужчину – он разгадывал кроссворд. Молодую девушку, вероятно, ожидавшую кого-то: ее внимание было сосредоточено на входной двери.

Конвэй вытащил из кармана перочинный ножик, сделал надрез, вскрыл конверт и высыпал на колени его содержимое. С отвращением он обнаружил там лишь вырезки из старых газет одинакового размера, не представляющие ничего важного, никак не связанные друг с другом. Газеты потребовались, очевидно, только для того, чтобы набить ими конверт.

Однако в газетные вырезки был завернут ключ, прикрепленный к медному ярлычку, на котором стоял штамп отеля «Рэдферн» и номер комнаты – 729.

Чувство благоразумия побуждало Конвэя положить конец этому приключению раз и навсегда, но столь простая мысль означала крушение его планов. Человек, придумавший такой ход, был неплохим психологом. Ведь, совершив множество нестандартных поступков, чтобы отделаться от слежки, Конвэй был поставлен перед необходимостью сделать шаг, на который он никогда не пошел бы, предложи ему кто-то это в самом начале.

Конвэй засунул обрезки газет обратно в конверт, бросил его в корзину для ненужных бумаг и направился к лифтам. В конце концов, можно подняться и постучать в дверь.

Молодая девушка-лифтерша, казалось, была полностью погружена в чтение романа в мягкой обложке. Она взглянула на Конвэя и опустила глаза.

– Седьмой, – сказал он.

Она нажала на кнопку седьмого этажа, дала Конвэю выйти и тотчас отправила лифт обратно на первый.

В отеле витал дух второсортной респектабельности. Здесь было чисто, но как-то стерильно чисто. Ковры – тонкие, подставки для светильников – дешевые, освещение в коридоре – тусклое.

Конвэй нашел комнату номер 729 и легонько постучал в дверь. Никто не ответил. Он подождал и снова постучал. Ключ в его руке был приглашением. Мысль о том, чтобы вставить его в замочную скважину и войти в комнату, была лишь немногим более неприятной, чем положить его в карман, вернуться к лифту и навсегда оставить нераскрытой тайну запертой двери, тем самым упустив возможность получить списки акционеров, отказавших ему в своих полномочиях.

Джерри Конвэй вставил ключ в замок. Пружинный замок мягко щелкнул, и Конвэй распахнул дверь.

Он обнаружил, что вглядывается в гостиную двухкомнатного номера. Дверь, которая, вероятно, вела в спальню, была приоткрыта.

– Кто-нибудь есть дома? – позвал Конвэй.

Ни звука.

Конвэй закрыл за собой дверь в коридор и окинул взглядом комнату. Появилась надежда, что это – часть тщательно разработанного плана, по которому обещанные бумаги будут переданы ему прямо здесь, без посредников. Но в гостиной он ничего не нашел и стал задумчиво рассматривать дверь в спальню, когда ручка на ней повернулась и в гостиную, прикрыв за собой дверь, вошла девушка, на которой были только лифчик, трусики и прозрачные колготки. Было очевидно, что он никогда ее раньше не видел. Она что-то невнятно напевала. Голова ее была обернута полотенцем. Лицо представляло собой темное пятно. Конвэй понял, что это доходившая до горла косметическая маска. У нее была восхитительная фигура, белье на ней было тонким и изящным – невесомая черная паутинка, которая только подчеркивала теплый розовый оттенок гладкой кожи.