Никто не отвечал на звонок у ворот.
Роберт Фоли не был настроен ждать. Он бросил машину на обочине дороги и перемахнул через тяжелые железные ворота.
Входная дверь в дом была не заперта, теплый бриз с каньона шелестел глянцевыми листьями фикусов, стоявших в выложенном мексиканским кафелем холле, ласкал лилии, высаженные в массивных дубовых кадках, разгуливал между пальмами, охранявшими вход в студию.
– Джейн?
Там ее не было.
Он обошел несколько комнат, негромко выкрикивая ее имя. Комнаты отвечали ему тишиной. Пока они не были ее комнатами. Она не успела передать этому восхитительному дому отпечаток собственной индивидуальности.
Он вышел наружу, к бассейну, к павильону. Никого.
Затем он увидел ее лежащей на самом краю террасы, на фоне затянутого дымкой каньона.
Роберт Фоли ускорил шаги, заколотившееся в груди сердце опережало ноги.
Он остановился около нее, лицо его выразило необоримое желание при виде этой девушки, которая вырвала его из мрачного подземелья прошлой жизни. Она спала; длинная загорелая рука прикрывала глаза от безжалостного солнца. Под рукой на волосах блестели капельки пота. Прекрасные обнаженные груди гордо вздымались к чистому голубому небу, взывая к самому естеству Роберта.
– Джейн!
Голос прозвучал тихо, без намерения прервать ее сладкий сон, а с целью наполнить звуком зрительную симфонию.
Затем он опустился подле нее на колени и коснулся губами ее губ, язык его нежно слизнул капельки пота, выступившие на верхней губе.
Ветер пустыни овевал любовников.
Джейн медленно пошевелила рукой, приветствуя ветер. Томно потянувшись, вытянула руку вверх, покрутила ею, чтобы прочувствовать мягкий поцелуй, принесенный из пустыни Санта-Ана. Она улыбалась, глядя ему в лицо: сейчас боль исчезла из его глаз, все лицо купалось в безмятежности любви, которой она никогда прежде не видела. Скоро настанет очередь слов, но не сейчас, пока еще рано.
Ее ноги лежали поперек его, изящные загорелые контуры резко контрастировали с его бледной кожей. Роберт – человек, у которого нет времени для поклонения солнцу; человек, озабоченный проблемами человечества, наконец-то полюбил ее.
Она была полна им, восхитительно, необыкновенно полна им, и исторгавшиеся из глубин ее души крики в момент наивысшего апофеоза страсти эхом все еще звучали внутри. Она даже не мечтала, что могучая дамба может рухнуть. Очень долго и очень многое скрывалось за ней, но понемногу кирпичи дамбы рассыпались в пыль, бетон дал трещину, и могучий поток желания обрел свободу и выплеснулся в самую сердцевину ее сущности. И вот теперь этот поток находился в ней, как и Роберт, соединенные радостью первых мгновений после первого акта любви.
Указательным пальцем она неторопливо провела по его раскрытым губам, замедлив движение в уголках губ, как бы изучая тело, принадлежащее отныне ей. Ее губы беззвучно произнесли: «Я люблю тебя».
Он уткнулся в нее носом, усталая голова покоилась на ее груди, наслаждаясь тонкой пленочкой влаги и теплом, исходившим от тела, – признаком подлинной страсти. Она была вокруг него повсюду. Девушка, которую он обожал. Создание немыслимой красоты, которое раскрепостило его сознание и избавило от пут, привязывавших его к серой, лишенной радости наслаждения жизни. Несомненно, он пал с высокого трона совершенства. Теперь наконец-то он был простым смертным: алчущим, страждущим, чувственным человеком. Он пробормотал, прижавшись к упругой, зовущей коже:
– Я люблю тебя, Джейн. Я так сильно люблю тебя.
Обхватив его за шею рукой, она привлекла его к себе. Ближе, еще ближе, прижимая его к телу, о котором мечтала вся Америка, с отчаянным желанием спрятать его внутри себя, где он мог бы стать ею, а она – им. В этом единении, в этом слиянии был предел ее мечтаний, и все толчки, извивания и прикосновения танца любви были не чем иным, как попыткой достичь этой невозможной цели. Словно заключенный в кокон ее телом, он участливо двигался внутри ее, и, не веря узам рук, Джейн, словно изголодавшись, обхватила его и ногами. Призывно притягивая, обвиваясь вокруг и не желая отпускать от себя. Находясь глубоко внутри, он преисполнился благодарности за проявленную ею страсть, окрутившую его.
Она наклонилась, поцеловала его мокрые волосы, орошенные потом страсти, и, крепко сомкнув руки вокруг его сильной шеи, подалась вперед, обхватив его плоть своими мягкими шелковистыми стенками.
– Да. Да, Роберт, – низко и чуть хрипловато произнес ее голос в преддверии возвращающегося урагана страсти.
Его тело ответило ей. Сначала робко, затем, отбрасывая нерешительность, оно обрело, казалось, растраченную силу и вновь решительно рванулось к цели.
Его губы нащупали отвердевшие от желания соски, призывно устремленные ему в лицо, и жадно, требовательно, припали к ним. Нежность вела бой с неукротимым желанием. Два тела сливались в одно, а затем вновь отдалялись в отчаянном желании равновесия, которым ни один не мог овладеть. Они пытались насытить один другого, утолить голод, который никогда не исчезнет, а теплый ветер нежно ласкал их своим прикосновением.
Теперь он заключил ее в объятия. Сильные взволнованные руки подсунулись под нее и, крепко впившись в сильные мускулы и нежную кожу ягодиц, мощно привлекли к себе, одновременно проталкиваясь в ее недра и погружаясь еще дальше в глубины восторга.
Джейн застонала от радостного ощущения и раздвинула ноги, приветствуя его проникновение. Он находился поверх нее – его руки сжимали ее груди, его живот был плотно прижат к ее животу, глаза сияли.
Лежа на спине, она закинула руки на голову, словно признавая его превосходство. Над нею, глубоко внутри, со всех сторон – повсюду тот мужчина, которого она любила, которого, как драгоценный дар, принимало ее тело. Он может делать с ней все что угодно, самозабвенно наслаждаться ею.
Он прочитал все это в ее глазах – требование быть напористым – и сделал первое движение, приглашая ее. Длинным и мощным движением он вошел в глубь нее, проник глубоко и яростно, ритм его движений возрастал, сотрясая все ее тело, доставая почти до самого сердца. Глубже и глубже, яростнее и мощнее он буравил ее, наблюдая на лице гримасу сладостной боли, появлявшуюся всякий раз, когда мощные толчки потрясали тело. На своих ягодицах он ощущал ее пальцы, которые призывно притягивали его, требуя продолжать; по мере того, как он все более страстно овладевал ею, у него на губах возникали странные чужие слова похоти и агрессивности, насмехавшиеся над любовью, переполнявшей сердце и сознание. Она кивнула, подбадривая его.