Сидя в ванной, Джули Беннет могла видеть горы. В Южной Калифорнии очень важно было иметь ванную с видом. В остальной части Америки спальни, и особенно ванные комнаты, считались сугубо частными местами, где происходили восхитительные интимные действа. В редких домах на океанском побережье в таких местах, как Палм-Бич, окна спален выходили на море. Если была возможность смотреть наружу, значит, существовала вероятность, что некий Подглядывающий Том сможет заглянуть внутрь, а в стране, отводившей сексу более важное место, нежели чистоте и благочестию, ничего хуже этого не существовало. Но Джули Беннет как-никак была урожденной англичанкой. А англичане не придерживались подобных табу. Там секс имел довольно низкий рейтинг – несомненно, ниже садоводства, наблюдения за жизнью королевской семьи и собак. Если кто-нибудь хотел забраться на гору, чтобы увидеть ее обнаженной, то подобная инициатива и усилия заслуживали награды.

Подобно океану, гора никогда не была одинаковой – она менялась день ото дня, от минуты к минуте. Игра света как бы создавала новые формы, цвета перемешивались, разделялись и соединялись в новой комбинации в этом вечно движущемся калейдоскопе.

Джули лежала на спине, окруженная пузырьками, ожидая, когда водяные струи вновь вспенят воду, и смотрела в большое окно, расположенное сбоку от ванны из розового мрамора. Со всех сторон ванну окружала полка в два фута шириной, чтобы все необходимое находилось на расстоянии вытянутой руки: огромные кувшины с банными маслами «Опиум», «Алоэ», зеленый хвойный экстракт, поставляемый от Пенхалигона из Лондона; большая мочалка от Фортнума; стаффордское блюдо, наполненное кусками мыла различных сортов – «Диор», «Флорис», «Роджер Галет»; кипа хрустящих полотенец из Белого дома на Бонд-стрит с вышитыми на них инициалами ДБ.

Справа, достаточно далеко, чтобы не облить водой, но в пределах досягаемости, лежал блок дистанционного управления звуковой и телесистемами. Пресытившись видом горы, она могла выбрать любой из ста каналов спутниковой связи и посмотреть программу на встроенном в стену двадцатидюймовом экране монитора или включить восьмиканальную стереосистему, звучание которой можно было слушать в любой из комнат огромного дома.

Таймер отмерил заданный интервал, и жесткие струи воды, бившие из многочисленных отверстий, начали покалывать и пощипывать расслабленное тело Джули. Вокруг шеи плясали пузырьки «Опиума», выстреливая восхитительным ароматом, отвлекавшим внимание от других ощущений. Подобные ванны чрезмерно расслабляли, поэтому бокал бледно-розового шампанского «Пол Роджер» 1976-го не вносил диссонанса – разве что вино нагрелось. Проклятье! Джули презрительно скривила губы и, не раздумывая, вылила содержимое бокала в ванну. Около пятнадцати долларов. Может быть, больше. Она протянула руку к серебряной корзинке со льдом и наполнила еще один бокал. Двенадцать. Ей следовало бы сидеть и писать, а не потягивать шампанское, слушать Моцарта и планировать уничтожение замечательной карьеры.

Взяв белый радиотелефон, она набрала междугородный код 212. Это дело не отнимет много времени.

– Говорит Джули Беннет. Вы уверены, что все прибыло? Вы их пересчитали и проверили? Сорок работ Бингэма. Вы уверены? Хорошо! Я позвоню.

Положив телефон, она взяла свою адресную книжку. Быстро вытерев руки полотенцем, открыла ее на букве К, снова взяла трубку и набрала другой номер в Нью-Йорке.

– Я хочу поговорить с Генри Бисестером, будьте добры. Говорит Джули Беннет.

Не было смысла называть его титул. Любая девушка в «Кристи» наверняка подумала бы, что «граф» – это имя. Было три часа дня по восточному времени. Англичане, принадлежавшие высшему классу, вероятно, заканчивали свой жидкий ленч и готовились к уходу с работы.

– Мисс Беннет! Как приятно! Чем могу помочь?

Джули расслышала снисхождение в голосе. Эти Генри Бисестеры никогда не оправятся от потери семейных состояний и ужасной необходимости работать. Все они выбрали себе наиболее достойные профессии из всех, какие можно найти для джентльмена, – в частности, спокойный, бархатистый мир художественного аукциона, но в итоге оставались торгашами, выискивающими картины для продажи. Они с удовольствием допустят способность назвать кастрата кастратом – существенной особенностью людей этой категории, но никогда полностью не смирятся с подобным положением вещей. Отсюда и проистекает их покровительственный тон. Джули Беннет могла бы, как говорится, миллион раз купить Бисестера со всеми потрохами и заставить его здорово поработать на фирму, но в свободное от работы время и в выходные дни ей никогда не быть ему равной, и это ей неплохо было бы усвоить.

– Как прошел уик-энд?

– Замечательно. Фрэнсис собирается уехать из Нью-Йорка, а у старого Анненберга прекрасный погребок, который он не запирает для друзей.

Человек, подобный Бисестеру, готов отправиться куда угодно ради хорошей охоты и бутылочки «Кларета-61». У Анненбергов главным притягательным фактором было вино. Ни один англичанин, принадлежавший к высшему обществу, конечно же, не надорвется на поле для гольфа – гольф считался игрой, созданной исключительно для людей более низкого положения.

– Ты говорил, что занимаешься реализацией современной живописи в «Кристи»?

– Да. Современной. Если точнее, работами периода после тысяча девятьсот сорок пятого года. Французскими импрессионистами занимаются другие.

– Мог бы ты продать картины Билли Бингэма?

– А почему бы, собственно, и нет. Правда, до сих пор мы его не продавали. Его только что открыли. Впрочем… да – на его работы должен быть спрос. Да, мы бы продали картины Билли Бингэма.

Похоже, эта мысль пришлась ему по вкусу. Она заслуживала упоминания в нескольких строках информационного бюллетеня.