– И что это за цель?

– Уничтожить человека, это насекомое, которое причиняет им столько беспокойства.

Адриана катила колесо Иезекииля[4] к вершине неба, и под ногами у нее горели ангелы. И чем выше они поднимались, тем ярче делалось полуденное солнце, а небо напротив – становилось темнее и воздух прохладнее. Внизу простиралась земля, где кипела жизнь.

– Как красиво! – промолвила сидевшая в кресле Вероника де Креси. Подобно Адриане, она задумчиво смотрела сквозь толстое стекло кареты на мир вокруг. В свете, отражавшемся от поверхности дальних морей, ее бледное лицо отливало голубизной. – И на какую высоту мы можем вот так подняться?

Адриана остановила внимательный взгляд на медных выпуклых дисках со шкалой, идущей по кругу.

– Мы почти достигли предела наших возможностей. Сейчас мы на высоте почти шести лье[5] над землей. Не будь этой кареты, мы задохнулись бы от недостатка кислорода. Мои джинны поддерживают его в карете в нормальной для человека концентрации, для этого они должны его откуда-то брать. Но если мы поднимемся еще выше, то в атмосфере уже не будет кислорода, и вот тогда мы действительно можем задохнуться.

– Как жаль! Я хотела бы побродить по Луне и оттуда полюбоваться Землей.

– Когда-нибудь это случится, – неопределенно ответила Адриана.

– Надо успеть, пока я не превратилась в старую каргу, – хочу соблазнить там какого-нибудь аборигена.

Адриана задумалась, что бы такое ответить подруге, и в этот момент появилась Смерть.

Адриана видела не так, как обычный человек. Особым органом восприятия, более совершенным, нежели глаза любого смертного, она могла наблюдать, как эфир, замысловато преобразовываясь, обретал материальные формы, она видела состоявших у нее на службе джиннов, которые легко и бесшумно скользили в эфирном пространстве.

Этот орган восприятия не был похож на человеческий глаз. Эфир не имел оптической реальности, не обладал цветом, тенью, линией. Дарованное ангелами зрение служило ей переводчиком, перелагало язык эфира на язык света. Как переводчик использует уже существующие слова, так и Адриана видела сущностные и несущностные объекты так, словно они были графическим изображением соотношения различных математических величин, иллюстрациями из научного трактата, переданными, если можно так сказать, визуальным языком науки.

Такое видение не смущало ее, стало привычным.

Но Смерть выглядела как смерть. Кожа черными лоскутами прилипла к белым костям черепа, который раскачивался на полуистлевшем позвоночнике. Из щели между пожелтевшими лопатками торчали вороньи крылья, на каждом пере – открытый человеческий глаз. Когтистые пальцы Смерти тянулись к Адриане.

Адриана сидела в оцепенении и пришла в себя за секунду до того, как Смерть на нее набросилась. В самом начале она очень неумело отдавала приказания джиннам, но за годы, проведенные вместе, они настолько сроднились, что не успевала Адриана подумать, как эфирные существа уже исполняли ее команды. Воздух уплотнился и задрожал, вокруг Адрианы и Креси заплясали молнии, и сотня джиннов вступила в схватку со Смертью, они пытались разгадать тончайшие гармонии, из которых она была сотворена.

Смерть разметала их в стороны, и череп оскалился. Защита Адрианы не стала для нее препятствием.

"Наконец-то ты приблизилась ко мне настолько, что я могу до тебя дотянуться", – сказала Смерть.

Она говорила голосом Адрианы, точно так же как и джинны говорили с ней ее собственным голосом.

Адриана возобновила атаку. Смерть на мгновение отступила, но тут же приблизилась вновь, обхватив ее черными крыльями. Адриана успела бросить последний взгляд в сторону Креси, обезумевшей от отчаяния. Креси не видела Смерть, она видела только то, что в воздухе засверкали молнии и появились всполохи пламени.

Стиснутая черными крыльями, Адриана понимала, что умирает. Сердце трепетало в груди, и тело растворялось, превращаясь в пустоту.

Все тело, кроме ее manus oculatus. Эту руку она продолжала ощущать. Она оставалась ее якорем, маяком, источником ее силы. Она нашла эту руку несколько лет назад во сне и прикрепила на место своей сгоревшей кисти. Проснувшись, она обнаружила, что обладает этой рукой и наяву. Через manus oculatus осуществлялась ее связь с джиннами, она была источником ее силы и сверхъестественного зрения. В конечном счете именно рука держала в воздухе колесо Иезекииля, именно она не давала им с Креси задохнуться от недостатка кислорода.

Адриана подняла руку и схватила нечто, что загудело, как задетая струна лютни. Нет, не как струна лютни, а подобно математической формуле, когда-то незавершенной и почти забытой и неожиданно в эту секунду вдруг возникшей в гармоничной целостности. Она потянула нить и извлекла высокий и тонкий звук.

Смерть отпрянула, так ветер подхватывает и уносит истлевшую ветошь. Смерть исчезла.

Адриана пришла в себя, подле нее – на коленях – Креси, тонкая, с исполненным тревоги лицом.

– Адриана, что случилось? Нам все еще угрожает опасность?

Но Адриана вначале выслушала то, что ей сообщили оставшиеся в живых джинны. Она покачала головой:

– Нет. Но мы будем спускаться.

Креси кивнула и повернула нужную ручку.

– Что случилось? – минуту спустя повторила она свой вопрос.

– Тсс, – только и ответила Адриана и закрыла глаза. Внутри кареты, как снежинки в хрустальном шаре, кружились перья из крыльев Смерти, они оседали ей на плечи, на юбку, таяли, превращаясь в ничто. Она поймала несколько перьев, пытаясь разгадать их природу. Что это было? И кто послал ее? Она уловила смутный намек – глаз, голос, совершенно ни на что не похожую вибрацию. Она также поняла, как ей удалось убить Смерть. Это знание пришло и тут же исчезло.

На мгновение Адриану озарило, что у нее был выбор: она могла либо узнать, откуда пришла Смерть, либо получить способ ее убить. Два ответа сразу ей не давались.

Она решила: полезнее запомнить, как убивать подобные существа. Уничтожив Смерть, она увидела то, что было ей знакомо. Она собрала фрагменты и соединила их в одно целое. Получилось изображение – небольшое живописное полотно в рамке ее мыслей. Это был портрет, но, узнав лицо, она чуть не разрыдалась.

Адриана увидела мальчика лет двенадцати, он сидел на высоком деревянном помосте. На нем были китайские шелковые одежды, его окружали люди, одетые подобным же образом. У мальчика лицо белое, у окружавших его людей лица восточные, под стать их одеждам. Двое из них, в более грубых платьях, напомнили ей индейцев из племен натчезов и гуронов, которых она когда-то видела при дворе Людовика XIV.

– А-ах, – простонала она и открыла глаза, встретив встревоженный взгляд Креси. – Я видела его, Вероника, – прошептала она. – Прошло десять лет, и я наконец-то увидела своего сына.

Гравитация несла их сквозь уплотняющийся воздух к земле.

Они наблюдали, как приближалась земля, она делалась более плоской и ширилась в пространстве. Креси, давно уже привыкшая к особенностям характера Адрианы, молча ждала.

– Больше ни о чем говорить не будем, – наконец произнесла Адриана. – Ни о том, что нас сейчас атаковало, ни о том, что я только что тебе сказала. Мне нужно все это обдумать.

– Но ответь, что это была за атака? Я видела твоих защитников, не всех, некоторых. Еще больше я чувствовала, но с каждым годом моя способность видеть malakim слабеет. На нас напал один из них? Один из malfaiteurs[6]?

– Я не знаю. Он не был похож ни на одного из джиннов, которых мне доводилось видеть.

– Его нельзя сравнить ни с кем из твоих добрых гениев?

– Нельзя. Он совершенно на них не похож. Я даже не знаю, как я выжила и что я делала.

– Но благодаря ему ты увидела Николаса?

– Да.

– Откуда ты знаешь, что это был именно он?