Она вошла в хижину, где сидел у огня лорд-ловчий.

– Как ты нашла меня? – спросил он.

– У Колларина дар на такие дела. Почему с тобой нет жены и детей?

– Мне надо побыть одному. Подумать.

Она села напротив него.

– Ты сердит, я вижу.

– А ты чего ожидала? Как пекарь я неплох, а лорд-ловчий из меня так себе, знаю, но после набега на деревню я делал все что мог. На большее я не способен.

– Большего я и не прошу. Ты нужен мне для другого дела.

– Для какого еще другого? – с горечью спросил он. – Хлеб выпекать? Я с радостью, только печь мне сложи.

– Хлеб нам тоже понадобится. Я хочу накормить людей досыта. Одними битвами нам эту войну не выиграть, Тови. Побив иноземную армию, мы от обороны перейдем к наступлению, то есть двинемся в поход на нижние земли. Войско тоже нужно кормить. К нам пойдут наемники, а им платят золотом. Снабжение, связь, казначейство. Понимаешь меня? У тебя будет столько хлопот, что ни на что другое времени не останется.

– Почему ты не сказала всего этого при других? Почему заставила меня почувствовать себя униженным, Сигурни?

– Им не нужно этого знать. Впереди тяжелые времена, Тови. Некоторые из тех, что были на совете, погибнут, других могут взять в плен и подвергнуть пыткам. Хуже того, среди них непременно найдутся предатели. То, что я говорю здесь, предназначено для тебя одного.

– Я тоже могу попасть в плен и подвергнуться пыткам.

– Вряд ли, ведь ты не будешь сражаться.

– Даже в этом ты мне отказываешь? Не позволяешь мне отомстить, восстановить свою честь?

– Послушай меня! Что полезнее – проткнуть клеймором одного врага или помочь одолеть тысячу? Без тебя я не справлюсь, Тови. Ты умеешь все налаживать, умеешь думать одновременно о многих вещах. Я же вижу, чего ты добился в наших четырех лагерях. На это и в мирное время способны немногие, что уж говорить о войне.

Он засмеялся и почесал бороду.

– Все наше войско состоит из стариков и безбородых ребят, между тем ты толкуешь о походе на нижние земли, а я сижу развесив уши и слушаю. Что с тобой, Сигурни? Откуда у тебя эти мысли?

– Их нашептывает мне моя кровь.

– Все эти годы я наблюдал за тобой и не видел, какая ты. Ребенком ты всё, бывало, пряталась у меня за пекарней. Вот выйду я воздухом подышать, а ты шасть в дверь да и хвать лепешку. Всегда одну, из середки, а другие уложишь так, чтоб не видно было.

– Так ты знал?

– Знал. Ты пряталась за бочкой с водой.

– Как же ты догадался?

– Лимонная мята. Гвалчмай любил этот запах, и ты натиралась ее листьями, когда купалась. Захожу в пекарню и чую: пахнет лимонной мятой.

– Знал и ни разу меня не поймал.

– А я и не собирался. Ты была дитя горя, Сигурни, тебя все любили. Одна лепешка – невеликий убыток.

Она подбавила дров в огонь, и они посидели молча.

– Теперь я уже не дитя, – сказала она.

– Та девочка никуда не делась. Она у тебя внутри и всегда будет там. – Тови вздохнул, потом улыбнулся: – Я готов служить тебе всюду, где буду нужен.

– Спасибо, Тови. И за это, и за лепешки. – Она поднялась, направилась к двери. – На рассвете будь в большом срубе.

– Зачем?

– Потому что ты нужен мне там.

Донесения разведчиков о том, что Лодиха едет к нему, не поправили Торгану настроения. Осенью в клане только и разговоров было, что о ней – какая она отважная да с каким благородством держится. Это и побудило Торгана предпринять атаку на иноземцев – в доказательство, что природный вождь кланов именно он. И он добился бы своего, кабы не их трусливая тактика. Сперва они отступили, потом бросили на него кавалерию. Дерись они, как подобает мужчинам, фарленские воины изрубили бы их на куски. После этого Торган дважды пытался взять их форт. Сорок его бойцов пострадали от вражеских стрел, семеро погибли.

Фарлены опять заговорили о Сигурни, которая якобы расправилась с демонами, посланными ее убить. Она-то, мол, успешно разбила врага в Силфаллене. Неужто люди не видят, кто перед ними? Простая лодская потаскуха в красивых доспехах! А план ее победоносной битвы наверняка выдумал тот черный ублюдок, который всюду с ней ездит. С ней? Скорей уж на ней.

Теперь она опять наладилась к Фарленам, в его, Торгана, город.

Ладно. На этот раз он покажет ей что к чему.

Жена, Лаэлия, принесла ему липового отвара. Торган взял чашку, но Лаэлия не ушла.

– Ну, чего тебе? – проворчал он.

– Она едет сюда, – кротко глядя на него своими карими глазами, сказала Лаэлия.

– Ничего. Разговор у нас будет короткий.

– Ты уверен, что поступаешь правильно?

– Это еще что за речи? – рявкнул он так, что она съежилась. То-то. Женщина должна знать свое место.

– Говорят, что она вправду избранница. Карела сказала, что…

– Избавь меня от бабьих сплетен. Довольно.

Он ждал, что Лаэлия заупрямится, но она потупилась и ушла. Торган пригладил волосы. Плешь на макушке ширилась, залысины на лбу тоже росли. В кого он такой уродился? Отец дожил до восьмидесяти и, конечно, поседел в старости, но грива у него была, как у льва.

Торган накинул плащ, вышел из дому. День был холодный, но ясный. Лодиха уже спускалась по склону с дюжиной всадников, однако без черномазого. На улицах, обычно пустых в этот час, было довольно много народу. Все шли на площадь – послушать, что скажет шлюха.

Торган шагал, не глядя по сторонам. Стул для него уже поставили посреди площади, жезлоносцы стояли вокруг. Троих пришлось заменить: Нерен, Калиас и Пимали пали в бою.

Торган не стал бы действовать столь поспешно, если бы женщина не разозлила его. Это она виновата в их смерти.

Когда подъехала Сигурни со своей свитой, на площади собралось больше двухсот Фарленов. Оставшись в седле, она устремила взгляд на Торгана.

– Что тебе нужно на этот раз, женщина? – спросил он.

– Да так – захотелось на дурака поглядеть, – отрезала она холоднее некуда. – Думала, иноземцы тебя в генералы произвели за то, что ты положил столько горцев.

– Как ты смеешь! – взревел, поднявшись на ноги, Торган. – Я не затем шел сюда, чтобы выслушивать оскорбления!

– Далеко тебе пришлось бы уйти, чтобы их не слышать. Ведь триста человек полегло! Кто, как не ты, завел их в ловушку, которую и ребенок бы разгадал? Удивительно, как это твои разведчики не обнаружили кавалерийской засады… да высылал ли ты разведчиков, Торган?

– Я не намерен тебе отвечать.

– Ошибаешься. – Сигурни спешилась, подошла к нему. – Ты ответишь мне, Торган, за трехсот горцев, погубленных тобой в припадке злобы и глупости!

С этими словами она двинула его в челюсть – сперва кулаком, потом сапогом. Когда Торган рухнул, ударившись виском о булыжник, она, как ни в чем не бывало, продолжила свою речь, обращаясь уже не к нему, а к Фарленам:

– Одиннадцать недель спустя враг придет в наши горы и начнет убивать. Чтобы разбить его, мы должны быть едины и подчиняться одному человеку. Думаю, вы уже поняли, что дурак, который валяется здесь, способен привести только к смерти. Поднимите его!

Чьи-то сильные руки подняли Торгана и усадили на стул.

– Титул лорда-ловчего может передаваться от отца к сыну, – снова заговорил ненавистный голос, – но в горах не всегда было так. Близится война, и в вашей власти избрать такого вождя, который лучше всего послужит народу – Фарлену, Паллиду, Лоде и Вингорасу. Мне все равно, кто станет вашим избранником, но подчиняться он будет мне.

– По какому праву? – спросил, выйдя вперед, седоусый плечистый воин. Сейчас дядюшка ей покажет, благодарно подумал Торган. Гарканан – человек железный, его эта шлюха в красном не заморочит.

– По какому праву? – повторила она. – По праву крови и битвы. По праву воина и полководца.

– Какой ты крови, Сигурни, я не знаю, что же до битвы, то за тобой одна-единственная стычка в Силфаллене. То, что ты хороший воин и полководец, тем более не доказано. Не сочти мои слова неуважительными: я восхищаюсь твоей победой и приветствую твою решимость сразиться с захватчиками. Но где доказательство, что ты тот самый вождь, которому суждено нас возглавить?