Уже весной того же года они еще раз случайно встретились в парке Бельведер. Эмми поразило, с какой любовью говорил второй в рейхе человек о своей покойной жене Карин. Своей подружке Эмми тогда сказала:

– Я так счастлива, что через много лет наконец познакомилась с человеком, который соответствует моим представлениям о настоящем мужчине.

После партийного собрания в Веймаре, на котором Геринг выступал, между актрисой и партийным боссом произошло объяснение. Судьба Эмми была решена по дороге домой, когда Геринг вызвался ее проводить. На свое счастье Эмми была высокой, статной, белокурой, в общем, так похожей на покойную шведскую нордическую королеву. Вскоре Эмми поняла, что завоевать Геринга она сможет только с помощью покойной супруги. И она стала всячески поддерживать культ святой умершей. 11 августа 1933 года Геринга назначили премьер-министром Восточной Пруссии, что благоприятно отразилось на актерской карьере Эмми. По его протекции ее перевели в берлинский театр, где она стала исполнять главные роли в нацистских пьесах.

В феврале 1935 года Геринг, наконец, решился и сказал:

– А не пожениться ли нам на Пасху? Фюрер будет нашим свидетелем.

Вторая свадьба Геринга разительно отличалась от первой помпезностью, роскошью и дороговизной. После бракосочетания Эмми оставила сцену, но театр продолжался уже в исполнении роли эффектной жены влиятельного партийного и государственного деятеля. Ее признали первой дамой германского рейха. Матерью Эмми стала, если верить официальным данным, в возрасте 44 лет.

В протоколах послевоенных допросов говорилось, что госпожа Геринг не отрицает своего согласия с воззрениями мужа, и что она разделяла их, хотя сама политикой не занималась. Эмми Геринг приговорили как пособницу нацистского режима к году заключения в трудовых лагерях и 5-летнему запрету на работу. 30 % ее собственности отобрали в пользу государства. После освобождения из женского лагеря Гёггинген Эмми Геринг еще какое-то время жила с дочерью в Закдиллинге. Позднее они с Эддой переселились в Мюнхен, где в маленькой квартире вели замкнутый образ жизни. Эдда Геринг изучала сначала право, потом сменила специализацию и стала ассистентом по медицинской технике. Она осталась незамужней и, наряду с работой по профессии, посвятила себя уходу за матерью.

В 1967 году, когда истинное лицо Третьего рейха уже давно было прояснено, нацистские преступления в полном объеме были раскрыты, а более 50 миллионов мертвых в результате Второй мировой войны взывали к отмщению, Эмми Геринг написала воспоминания «Рядом со своим мужем». По поводу мотива, побудившего ее к написанию труда, в предисловии Эмми Геринг говорится: «Обладая самым точным знанием сущности и характера моего мужа, со всех сторон атакованного после падения режима, я чувствую себя обязанной высказать о нем то, что необходимо для устранения неправды и исправления ошибок».

Геринг выступает в книге своей жены образцом добродетелей. «Он, который всегда был доступен для других… только отдавал душу и раздаривал: любовь, добро… радость, помощь…» Его зависимость от морфия в этой «Белой книге о рейхсмаршале» замалчивается точно так же, как и его коррумпированность, его жестокость и тысячи случаев грабежа предметов искусства. Жизнь в национал-социалистической Германии предстает слегка завуалированной идиллией в хороводе добросердечных людей. В своем стремлении не отклоняться от заданной однажды линии «аполитичной женщины» Эмми Геринг заявляет, что приобрела свои знания о политике лишь после завершения войны в разговорах с оставшимися в живых людьми, знавшими ее мужа. Однако далее она наивно обсуждает ошибки Германии в ведении войны, суматоху под Дюнкерком и сражение за Англию. Геринг при этом постоянно предстает в самом благожелательном свете.

Квинтэссенция ее жизни, как ее видела Эмми Геринг, обнаруживается в заключении книги: «Сегодня, когда я оглядываюсь назад, мне кажется, будто я действительно жила только в те годы, начиная с весны 1932 года и кончая осенью 1946 года… четырнадцать лет за всю жизнь! Я чувствовала себя счастливой и надеялась, что мои современники разделяли со мной это чувство…»

Немецкий журнал «Дер шпигель» в статье «Слишком много сердца» подверг язвительной критике воспоминания Эмми Геринг. В марте 1973 года газета «Ди цайт» сообщила, что «социальная пенсионерка» Эмми Геринг отметила свой 80-й день рождения в мюнхенском ресторане «Четыре времени года». Праздник был организован Томасом фон Канцовом, сыном Карин Геринг. А несколько месяцев спустя Эмми Геринг не стало. Она умерла в Мюнхене 10 июня 1973 года.

«Больше этики, меньше лицемерия», – под таким лозунгом в январе 1934 года Йозеф Геббельс начал новую пропагандистскую кампанию. Имперский министр народного просвещения открыто признавал, что каждая революция имеет свои недостатки. На его взгляд, одним из недостатков осуществленной в 1933 году «национал-социалистической революции» было превратное толкование новой морали. В собственной газете «Ангрифф» Геббельс яростно нападал на морализаторов, чьи «этические взгляды больше подходили для женского монастыря, а не для современного цивилизованного государства». В определенной мере Геббельс позиционировал себя как защитник прогрессивной сексуальной этики. В каждой строчке своих статей Геббельс изливал желчь на «моральных шпионов», которые норовили «создать в каждом местечке комитеты целомудрия и превратить Германию в объект для критики по поводу ее дичайшего лицемерия». Подобное поведение он называл «постельным фырканьем». Он упивался обвинениями в адрес презренного лицемерия и показного ханжества. Он громил поборников идеи о том, что немецкая женщина должна появляться в обществе лишь в сопровождении своего мужа. Она не должна пить, курить, носить короткие волосы, вызывающе одеваться. Подобные требования, по мнению министра пропаганды, могли высказывать только буржуазные фанатики и высокомерные слепцы.

Действительно, «маленького доктора» вряд ли кто мог обвинить в ханжестве. Но с другой стороны, его семейная жизнь служила образцом для общественного подражания. Он ясно понимал, что его сексуальные нападки были просто необходимы. Во-первых, он как бы давал гарантию тем людям, которые боялись вмешательства в их личную жизнь. Это как бы укрепляло социальную базу нацистского режима. Во-вторых, он заботился о своих собственных привилегиях, недоступных рядовым немцам. «То, что позволено Юпитеру, не позволено быку».

Геббельс до сих про пытался изображать из себя революционера. В своих спорах он не считал нужным опускаться до уровня аргументов о здоровом национальном бытии или экономической воздержанности. Разве национал-социализм не выступал на стороне беззаботной жизни? Разве он не хотел вселить в нацию оптимизм? Разве признаками этого оптимизма не являлось все большее количество людей, купивших себе автомобили, новые наряды, часто посещавших театры и кино? Геббельс публично обличал показанной аскетизм. Люди должны красиво и празднично одеваться, если для этого был повод. Новая Германия должна была избавиться от злобных лицемерных педантов. Приведу в пример выдержку из одной его статьи: «Недавно в одной из газет мы прочитали заметку о девичьих лагерях трудовой службы. Она заставила нас призадуматься. Вот о чем в ней говорилось: „Обустройство девичьих лагерей должно быть простым, но выдерживаться на уровне определенных требований, поскольку целью этих лагерей является приобщение девушек к спартанскому образу жизни: отдых на подушках из сена, подъем в ранние утренние часы, когда еще холодно, простейший утренний туалет без употребления косметики, простая одежда, по возможности униформированная“.

Но это уж чересчур. Мы приветствуем, что женщины должны вставать рано утром. Однако к чему «подъем в утренние часы, когда еще холодно»? Может, стоит обойтись без этого? А что касается «простейшего утреннего туалета», то имеется в виду, видимо, вода, подаваемая из колодцев или труб для орошения полей. Мы не знаем, женат ли автор статьи. Конечно, это его личное дело. Но тот, кто пишет о жизни, не должен, сидя за письменным столом, мечтать о «выносливой» расе и древних спартанцах, которые, как известно, все же различали воспитание мужчин и женщин, учитывая разницу полов и другие соображения. Нам нужны не несушки яиц, а женщины – надежные товарищи в жизни. Ведь нет ни одной женщины, которая бы полностью отказалась от косметических средств для поддержания своей красоты. И не надо путать это с продукцией, выставленной на Курфюрстендамм. (Курфюрстендамм была одной из главных улиц Берлина, на которой находились престижные магазины и фешенебельные рестораны и гостиницы. Для нацистов все это представлялось как декадентская «еврейская» культура, поэтому до 1933 года на ней устраивались многочисленные беспорядки и дебоши.)