– Я впервые услышал эту историю от вас.

– И какой же вы дадите мне ответ?

– Я уже дал его вам совсем недавно.

– Вы должны передать Кирби мое предложение. Вы не сможете взять на себя ответственность просто замолчать мою просьбу, – заявил Кинзи.

– Я обдумаю ваше предложение, – ответил Мейсон. – И обязательно передам его мистеру Кирби. Как и мой совет: если он решится принять ваши условия, он будет сожалеть об этом всю свою жизнь.

Кинзи молча развернулся, толкнул дверь и вышел.

Делла Стрит смотрела на Мейсона, лицо ее напоминало каменную маску.

– О, шеф! – взмолилась она. – Ну почему это должно было произойти! Я… я сейчас заплачу!

– Слезами делу не поможешь, – сказал Мейсон, поднялся на ноги и вновь начал ходить взад-вперед по кабинету. – Слезами никакому делу не поможешь.

– Но что тогда может помочь делу?

– Будь я проклят, если знаю. По крайней мере, не на данной стадии игры…

– Но что ты собираешься делать?

– Идти вперед. Готов предположить, что обвинение давно ушло уже вперед и готовится к предварительному слушанию «Народ против Кирби». Я приложу все силы на перекрестном допросе свидетелей, и если Карвер Кинзи действительно хочет добиться неприкосновенности Норы Логан, обратившись к окружному прокурору, то я собираюсь… я собираюсь… – Невеселая улыбка появилась на лице Мейсона. – Если честно, Делла, я понятия не имею, что собираюсь делать.

Даже несколько часов, проведенные в тюрьме, отогнали от головы Джона Кирби ауру самоуверенности. Человек, сидевший с противоположной стороны стеклянной перегородки и общавшийся с Мейсоном через микрофон, разительно отличался от Джона Кирби, совсем недавно ворвавшегося в кабинет Мейсона и рассказавшего адвокату историю о девушке на дороге, которая в понедельник вечером несла канистру с бензином.

Мейсон изложил суть предложения Карвера Кинзи, ничего, как и следовало, не упомянув о записной книжке.

– Он хочет двадцать пять тысяч наличными? – переспросил Кирби.

– Совершенно точно.

– И когда он их получит, он сразу обратит внимание на то, какой милый свидетель Нора Логан.

– Вот этого он не говорил. Но он мне дал понять, что ее достоинства выяснятся в ходе дела.

– А если он не получит денег, он пойдет вместе с ней к окружному прокурору?

Мейсон кивнул.

– Думаю, будет лучше, если мы заплатим ему, – произнес Кирби. – Мне совсем не хочется этого делать, но… мое нынешнее положение более чем незавидное. Двадцать пять тысяч я могу себе позволить, а вот надеяться на случайный шанс мне уже не приходится.

– Я считаю, что вы не можете себе позволить поступать подобным образом, – сказал Мейсон.

– Почему?

– Я считаю, вы не можете себе позволить смешаться с толпой и следовать этике, заданной таким человеком, как он.

– Мы в данный момент играем не в этические принципы. Мы смотрим в лицо печальной действительности. Мы обвиняемся в убийстве. Мы на пороге ужасных событий. Наша связь с доктором Бэббом может в любой момент стать достоянием общественности.

– Это не шантаж. – Мейсон покачал головой. – Это законное требование, но оно слишком сильно смахивает на шантаж. Чем больше я об этом думаю, тем сильнее я настроен против данного предложения. Я хочу дать вам совет отказаться.

– Я думаю, нам следует согласиться.

– В таком случае вам предстоит найти себе другого адвоката.

– Черт возьми, Мейсон! Вы не оставляете человеку выбора.

– У вас есть выбор, – сообщил Мейсон. – Или вы разрешаете мне вести дело так, как я считаю нужным, или вы ищете себе другого адвоката.

– Вы всегда играете в игру без правил?

– Игры, в которых я принимаю участие, не имеют заранее оговоренных правил, – ответил Мейсон.

– Что вы собираетесь делать?

– Я собираюсь настаивать на как можно более быстром начале предварительного слушания.

– Как часто откладываются дела подобного рода?

– Часто, – сказал Мейсон. – Но нам выгодно как можно быстрее взяться за дело. Если у нас есть шанс, я хочу его использовать, прежде чем вся информация о докторе Бэббе и о вас станет достоянием общественности. Если мы не в состоянии победить, давайте выясним, насколько тяжело положение, в котором мы оказались.

– Я полагаю, что в данной ситуации у нас нет ни малейшего шанса.

– Всегда есть шансы, – заспорил Мейсон, – если только вы действительно рассказали мне правду. Вы никогда не были в доме доктора?

– Никогда. Самое главное – никто не сможет доказать, что я там был. Все, что они могут доказать, это то, что я был каким-то образом связан с молодой женщиной, которая действительно заходила в дом. И я не думаю, чтобы они могли реально доказать, что она организовала убийство.

– У них на руках нет законченного дела, которое они хотели бы иметь. У них лишь ряд сомнительных доказательств, и у них может не набраться улик для того, чтобы судья решил передать дело присяжным.

– Это единственная причина, по которой мы постараемся иметь дело с Карвером Кинзи?

– Это именно та причина, из-за которой мы постараемся не иметь дела с Карвером Кинзи.

– Но у меня, что ни говори, все поставлено именно на эту карту, – напомнил Кирби.

– Вам не стоило бы этого говорить! У вас, видите ли, все поставлено на эту карту?! Предлагаю вам побыть в моей шкуре хотя бы час!

– К сожалению, я не в вашей шкуре, но в ваших руках. Таким образом, Мейсон, делайте то, что действительно считаете разумным.

– Вы хотите, чтобы я и в дальнейшем представлял вас?

– Совершенно определенно!

– Отлично, – чуть более оптимистично произнес Мейсон, поймав краем глаза однозначный взгляд охранника, свидетельствовавший о том, что их беседа закончена. – Я потребую немедленного проведения предварительного слушания.

Симс Баллантайн, заместитель окружного прокурора, участвовавший во многих ответственных предварительных слушаниях, поднялся на ноги, когда судья Конвей Камерон провозгласил дело «Народ против Джона Нортрупа Кирби» открытым.

– Мы можем начинать предварительное слушание. Но прежде я хочу официально заявить, что не знаю, к какому выводу мы придем, отталкиваясь от тех вещественных доказательств, которые будут представлены суду.

– Вы хотите сказать, что не обсудили обстоятельства дела с полицией и свидетелями? – спросил судья Камерон.

– С некоторыми свидетелями.

– Но не со всеми?

– Ваша честь, мы до сих пор не знаем, кто они, все остальные. Я уверен, что следует отложить слушание дела. Если данное решение будет принято, я уверен, мы найдем ответы на многие вопросы и проясним неясные пока обстоятельства дела. Мне кажется, что перенос слушания на более поздний срок выгоден защите.

– Что скажет защита? – спросил Камерон у Мейсона.

– Подзащитный хочет, чтобы обвинение либо начало предварительное слушание, либо закрыло дело.

– Отлично, – произнес судья Камерон и скомандовал: – В таком случае мы начинаем предварительное слушание. – Он вновь повернулся к Баллантайну: – Ваше заявление следует понимать как позицию окружной прокуратуры касательно того, что у стороны обвинения может не оказаться достаточно убедительных улик, чтобы просить суд присяжных вынести свое законное решение?

– Нет, ваша честь, это не официальная позиция, – отвечал Баллантайн. – У нас достаточно улик, чтобы представить дело суду присяжных. Вопрос в том, хватит ли этих улик для того, чтобы признать подсудимого виновным. Я просто хотел откровенно заявить суду о своей личной позиции.

– Суд высоко ценит откровенность, – констатировал судья Камерон, – но не думайте, что вам удастся провести данное судебное заседание, пользуясь подтасовкой фактов. Если вы сомневаетесь в данном деле, закройте его и предстаньте перед большим жюри. Это мой вам совет.

– У нас достаточно фактов, чтобы присяжные могли вынести свое решение по отношению к подозреваемому, – сказал Баллантайн.