– Я не хочу задеть вас, сэр, – добавил Оуэнс.

– Все в порядке. – Нэд ухмыльнулся. – Я здесь, потому что мне больше некуда идти.

– Как и всем нам, да? – Оуэнс повернул голову в сторону Нэда. – Добро пожаловать в Людоедский отряд, последнюю остановку на вашем знаменитом пути солдата Легиона. Ну, я полагаю, это неплохо, когда у тебя есть место.

У Нэда не хватило храбрости сказать Оуэнсу, что отряд с безумной скоростью приближается к своему концу.

– Вы ведь не хотите здесь находиться, сэр?

– Нет. Я хочу работать с бухгалтерскими книгами.

– По-моему, вы зарываете свой талант в землю, сэр. С вашей-то бессмертностью и прочими качествами.

– Бессмертность – не талант, – проговорил Нэд. – Это просто хитрый трюк.

– Может, и так, – согласился Оуэнс. – Может, и так.

Затем снова наступила тишина.

– Могу я вам кое-что посоветовать, сэр?

Нэд не ответил вслух. Но он подумал о своем ответе и представил, как он его произносит. Оуэнс, как и ожидалось, услышал непроизнесенные слова.

– Пока вы здесь, вы могли бы извлечь из этого максимальную пользу.

– Ты не понимаешь. Я ужасный солдат, а лидер из меня еще хуже. Хорошо у меня всегда получалось только умирать, да и то не совсем по-нормальному.

– Я знаю, что значит чувствовать жалость к самому себе. – Оуэнс показал на свои незрячие глаза. – Но жизнь не всегда складывается так, как этого хочется. По этому поводу можно ворчать и жаловаться, а можно делать все, что тебе позволяют твои возможности.

Нэд выпил еще эля.

– Думаю, я предпочту ворчать и жаловаться.

– А я считаю, что всегда надо максимально использовать свои силы.

Нэд пристально посмотрел на цитадель. Окутанный мраком ночи внутренний двор был полон темных фигур, погрязших в пьяном кутеже. Это была его цитадель. Его внутренний двор. Его солдаты.

Нэд не просил об этой работе. Тут потрудилась жестокая судьба вместе с другими силами, которые находились за пределами его понимания. А этим силам уж точно было наплевать на его жалобы. Им так нравилось мучить его, что можно было предположить, будто они смакуют его страдания. Но ведь у него же есть право быть ко всему безразличным? Пусть безразличие не приносит плодов, но какой от них толк? Все равно в конце все имеет свойство разрушаться. И зачем тогда беспокоиться?

Нэд не хотел задавать этот вопрос, однако Оуэнс каким-то образом услышал его.

– А чего вам терять? – спросил провидец.

Нэд пропустил вопрос мимо себя, но и не проигнорировал его полностью.

– Когда я ослеп, то подумал, что потерял все, сэр. Понимаете ли, Легион был моей жизнью. Ведь помимо того, что я мог видеть будущее, я был еще и чертовски хорошим солдатом. А потом все закончилось. Я вернулся домой и три года подряд выращивал картошку и жалел себя. Но в один прекрасный день я понял одну вещь. Вернее две.

– И что же…

– То, что я ненавижу картошку. Ненавижу ее вкус. Ненавижу ее кожуру. Ненавижу ее выкапывать. Ненавижу ее и вареную, и пареную, и жареную. Ненавижу все, что с ней связано. Чертова картошка! Чтоб того бога, который ее придумал, сифилис разразил!

Провидец плюнул с башни и показал небу неприличный жест.

– Кроме того, я понял, что слепота – не самое плохое, что могло со мной случиться. Ведь всегда есть люди, которым еще хуже. И как мне кажется, в этом мире полно трагедий и пострашней, чем у провидца, который слышит будущее, и человека, который не может умереть.

– Ты…

– Нет, понимаю. Никому из нас не хочется быть здесь. Но мы здесь. И, может быть, пока это так, нам стоит постараться извлечь из этого пользу. – Оуэнс направился к люку. – Эль можете оставить себе, если хотите.

Нэд откупорил фляжку и поднес ее к губам. Но что-то заставило его помедлить. Он был плохим командиром. Он не мог спасти Людоедский отряд. Но что ему было терять? Напиться он всегда мог позже. Да и не было такого правила, которое запрещало бы ему жалеть себя, выполняя при этом работу. В любом случае, не мог же он совсем все испортить!

Он остановил Оуэнса, который уже начал спускаться по крутым ступенькам.

– Спасибо, но мне это не понадобится.

Недолго думая, Нэд бросил фляжку. Она пролетела по воздуху и попала прямиком в лицо Оуэнсу, отчего тот рухнул и с грохотом покатился по ступенькам. Каждый глухой удар, каждое проклятие, которое выкрикивал падающий провидец, заставляло Нэда морщиться и вздрагивать. После короткого затишья сквозь люк донеслось слабое эхо.

– Я в порядке. По-моему, сломал руку, но я в порядке.

Вечно Живой Нэд взглянул на небо, но грубые жесты придержал при себе.

– Это будут долгие, долгие шесть месяцев, – подумал он.

Позже тем же вечером Нэд вызвал Регину в свой офис. Она этому очень обрадовалась, не сомневаясь, что в такой поздний час на то может быть только одна причина. Очевидно, Нэд заметил ее невероятную красоту – конечно, он не мог не заметить – и просто скрывал свое нарастающее влечение к ней. Но это влечение, несомненно, стало слишком сильным, чтобы и дальше не придавать ему значения. Регину восхищало, что Нэду удалось так долго сопротивляться, но теперь он, по всей видимости, собирался признаться ей в любви на тихом собрании за закрытыми дверями. Амазонка еще не решила, как ей быть. Даже ее культура не могла полностью отрицать ценность мужчин. Существовали определенные условия, выполнив которые, выдающийся мужчина мог доказать, что достоин любви амазонки.

Прежде чем отправиться к Нэду, Регина переоделась в свою лучшую одежду – церемониальные доспехи, которые она не надевала уже очень давно. По глубокому вырезу на кольчужном лифе и короткой металлической юбке было видно, что доспехи не предназначены для битвы.

Регина прилично намучилась, надевая начищенные кожаные ботфорты. Они всегда были очень тугими, а ее бедра, хоть ей и не хотелось это признавать, потеряли свою былую безупречность. Амазонка минут пять рассматривала себя в зеркале во весь рост, застегивая пряжки, затягивая ремешки и поочередно поправляя каждую из грудей, пока ложбинка не стала видна в самый раз. Она перебрала множество накидок, остановилась на ниспадающем свободными складками малиновом плаще, потом решила, что он ей все-таки не нравится, и выбрала более короткий черный плащ, который подчеркивал ее плечи, не закрывая зада.

Затем очередь дошла до ее многочисленного оружия. Амазонки собирали вооружение подобно тому, как драконы собирают кости героев. Это привычка была большой слабостью Регины. Сейчас она пыталась найти подходящее оружие, чтобы повесить его на пояс. Огромный серебряный палаш был ее лучшим мечом, но он был слишком громоздким и лишил бы ее походку грации. Короткий меч мог бы подойти, но он был чересчур маленьким. Она не хотела показаться беспечной. Вариант с двумя саблями тоже не годился. Они слишком бросались в глаза. Затем Регина подумала взять что-нибудь необычное – вроде трезубца или молота, – но решила, что это может создать впечатление, будто она излишне сильно старалась. В конце концов она остановилась на обычном, выкованном в Легионе мече. Он, конечно, не был ее лучшим оружием, но зато идеально подходил к ситуации.

Разглядывая себя в зеркале, Регина решила, что она, без сомнения, самая красивая и неотразимая женщина на земле. Мириам со всеми ее заклинаниями сирены никогда не смогла бы сравниться с безупречным великолепием воительницы-амазонки, находящейся в самом расцвете сил. Регина, не скрывая гордости, улыбнулась.

А потом она увидела их, и ее уверенность в себе угасла. Гусиные лапки. Почти незаметные морщинки вокруг глаз. Регина нахмурилась, и морщинки стали глубже.

Когда амазонка наклонилась ближе к зеркалу, крошечный недостаток увеличился. Она не была старой. У нее не должно было быть морщин. Регина наклонилась еще ближе и пробежала пальцами по отвратительным трещинам в плоти. Дотронувшись до своей кожи, она почувствовала, что она сухая. А ее глаза, они были посажены слишком близко друг к другу. Или, может быть, слишком далеко друг от друга. В любом случае расстояние между ними было несовершенным. И неужели ее нос всегда был таким острым? Ее светлые брови не мешало бы как следует выщипать. А под левой мочкой уха, похоже, появилась родинка.