Отдать меня Ясе? Так рыженькая все-таки пришла ко мне с благословения наставницы?.. Ладно, я буду дураком, если попробую прояснить этот вопрос, особенно сейчас. Постепенно выясню. Или не выясню. Семейная жизнь научила меня, что некоторые вещи лучше не уточнять слишком тщательно.

По крайней мере, зная Алёну, теперь я могу быть точно уверен, что рыженькая не сидит где-то в зиндане, отбывая наказание. Помню, был у нас довольно долгий период, когда она ревновала меня к коллеге — и ничего, даже дурного слова в адрес девушки не сказала, и карьере ее помешать не пыталась, хотя возможностей имела массу. Потом эта девушка вышла замуж за нашего младшего сына, что Алёнку ужасно разозлило, но это уже другая история.

А насчет наследника…

— Ну, смерть от старости мне теперь не грозит, так что острота вопроса частично снимается, — легкомысленно заметил я. — Потом, у меня есть братишка Ульн. И есть Герт, надеюсь, у него тоже дети будут. И есть твой внук. У него как, нормальные гены?

— Вроде, нормальные, — серьезно сказала Алёна. — Хороший мальчик. Не такой умный, как наши были, но способный и любопытный. Боюсь только, характер слишком мягкий. Хотя в семь лет пока рано судить.

— Ну вот, тоже кандидат на роль преемника… А потом мы и с детьми придумаем что-нибудь. Даже если на горизонте нескольких десятков лет за нами не придет помощь, надеюсь, мы двинем медицину настолько, что тебя можно будет с помощью комбинированных средств долечить. Или ты не хочешь больше рожать?

— Как это не хочу? — удивилась Алёна. — Конечно, хочу! Я бы тебе и дома четвертого родила, просто как-то все… — она вздохнула. — Времени не было. Но если не получится, тоже ничего страшного. Считая вместе с Сорой, я родила пятерых. Нельзя сказать, что это трагически лишенная потомства женская судьба!

Я покачал головой, ибо полагал судьбу Сорафии вполне трагической. Однако дальше развивать эту тему не стал.

— Вот, насчет того, что времени не было, — продолжил я. — Мне как раз сейчас стало ясно, каким идиотом я был. Как это не было времени? Я только с тобой чувствую, что живу.

Алёна мягко, грустно мне улыбнулась.

— Аналогично, — и положила голову мне на плечо.

Не очень просто, учитывая нашу разницу в росте, но она постаралась.

— Так что больше мы с тобой не расстанемся надолго, — я обнял ее за талию, прижал к себе. — Больше никаких отдельных проектов, ты на один фронт работ, я на другой… Нет, все вместе. Одно дело, одна судьба, одна семья. Поняла?

— Как мы объединим Школы? — трезво спросила Алёна.

— Механически, — отрезал я. — Будут две Школы под общим руководством рода Коннахов-Бонеев.

— Это прерогатива императора, вообще-то!

— Значит, отложимся от империи и оснуем собственное королевство. Все равно, чувствую, к этому придем.

Алёна здорово меня удивила. Я думал, она испугается, скажет: «Ты спятил?», «Это война!», или «Ты опять погибать собрался!»

Но она только прижалась ко мне сильнее и проговорила:

— Как скажешь, милый.

И добавила:

— Только не останавливайся на полпути. Мне кажется, тебе надо стать не просто главой королевства.

— А кем?

— Священным вождем. Главой новой религии. Пророком.

И вот тут уже я не удержался:

— Ты спятила⁈

— Нет, я серьезно, — она оторвала лицо от моего плеча и поглядела в глаза. — Зачем, как ты думаешь, Творец прислал тебя сюда?

У меня не нашлось слов. Алёна между тем серьезно продолжала:

— Когда я только очнулась, я думала, это наказание мне за все мои грехи. Что я в таком теле. В таком мире. Еще и… — тут она замялась. — Не знаю даже, как сказать, так что скажу, как есть. Ты знаешь, ты был моим первым и единственным мужчиной. А Сора… — Алёна вздохнула. — Мне бы не хотелось называть ее «старой шлюхой», она не виновата, что ее так воспитали и поставили в такие условия. Но, ледяной ад, она перебывала в постелях больше чем у сотни мужчин!

— Ого! — оценил я.

— Ага. И все это я помню, — Алёну передернуло. — И как я уже тебе сказала, ничего приятного для нее в этом не было! Наоборот. Некоторые так вообще… — она сморщилась. — Ну очень противно вспоминать!

Я почувствовал, как во мне подымается гнев, но мог только обнять ее сильнее. С прошлым Соры я уже ничего поделать не мог.

Тут я позволил все-таки любопытству прорваться и спросил:

— А дед Лиса среди этой сотни был?

— Серис Коннах? — Алёна усмехнулась. — Почти! Они практически дошли до дела, но тут он струсил и сбежал через окно.

— Струсил чего?

— Сора так и не поняла. То ли ее, то ли жены. Твоя бабушка страшная женщина была, по слухам.

Я расхохотался.

— В общем, — сказала Алёна серьезно, — у меня было полное ощущение, что Творец пытается преподать мне урок за ханжество, гордыню и высокомерие. И что моя задача — спасти Школу Цапли. Вывести ее на путь, где их не будут раз в пару поколений вырезать… По-твоему, я слишком самонадеянна, решив так?

— Нет, — проговорил я. — Я тоже так подумал. Что мне надо позаботиться о младших учениках Школы Дуба. Тут такая концепция боев… Ну, ты знаешь. Что младшие ранги первыми бросают на прорыв, как пушечное мясо, чтобы сберечь старшие ранги.

— Знаю, — сухо сказала Алёна. — У городских Школ то же самое, хоть они и относятся к сельским свысока.

— Но ты вовсе не ханжа и не высокомерная. И не думаю, что на тебе так уж много грехов. Уж по сравнению со мной! По-моему, тебя просто зацепило моим невезением.

— Я знала, что ты так скажешь! — ласково произнесла Алёна. — Ты вечно меня идеализируешь. Но подумай сам. Вот ты проводишь рейд на логово бандитов, убил двести человек. Из них сколько-то не насобирало еще на смертную казнь, сколько-то — просто бухгалтеры и обслуга: знали, на кого работают, но мирились из-за зарплаты на двадцать процентов выше рынка. А двое-трое уже раскаялись и пытались выйти из этого бизнеса. В общем, человек пятьдесят, не заслуживающих смерти по общечеловеческим понятиям, но едва ли полностью невинных.

— Двести человек — это не логово, а целый бандитский синдикат, — заметил я. — И пятьдесят человек бухгалтерии с обслугой… Даже не могу решить, много это или мало. Смотря где.

— Ну, я так, округляя. А с другой стороны я. Ко мне приходит человек и ложится под нож, потому что доверяет. И я пересаживаю ему, скажем, почку, которую завещал другой человек, чтобы спасти кому-то жизнь. И один гибнет из-за моей лени или невнимательности, а священный дар другого пропадает — эта почка больше никому не годится… Скажи, разве это не столь же тяжелый проступок? Или даже тяжелее?

Она говорила спокойно, легким тоном, но я чувствовал в этих словах застарелую боль.

Алёна бросила оперировать двадцать лет назад, когда ошибки у нее превысили пять процентов. Всю карьеру цифра держалась на тройке, но постепенно административная работа становилась все более ответственной и требовала все больше внимания. Выкраивать время на операции и подготовку к ним становилось все сложнее…

— Меряться тяжестью грехов — тоже род гордыни, — сказал я, когда нашел слова.

— Именно, — усмехнулась Алёна. — Но счет на табло. Я попала в тело Сорафии — а ты в тело Лиса.

Крыть было нечем. Я и сам недавно думал о том же. Хотя это казалось излишне жестоким, совершенно не в струе милосердия Творца.

— Может быть, дело не в наказании? — предположил я. — Может быть, Творец просто поместил тебя туда, где ты принесешь больше всего пользы? И где нам не так сложно было бы найти друг друга? Просто мы с тобой те еще дятлы оказались в этом плане…

— Да, теперь я тоже так думаю, — согласилась Алёна. — Потому что, во-первых, Творец не жесток. Во-вторых, не может быть наказанием то, что принесло в итоге столько радости, — она сжала мою руку, я переплел пальцы с ее. — Но я с самого начала не сказала «наказание», я сказала «урок». Видимо, мне следовало выучить больше, чем тебе. И еще, по-моему, из моей позиции в этом мире следует, что я должна во всем тебе помогать. Хотя бы это я, к счастью, поняла с самого начала и поняла правильно!